Старый слон наткнулся на след человека и остановился, словно налетел на невидимую скалу. Он осел на задние ноги и высоко вскинул морщинистую голову с огромными бивнями. Рваные знамена его ушей раздулись, как грот‑парус флагмана, и с пушечным грохотом захлопали по плечам. Он долго ощупывал кончиком хобота оскверненную человеком землю, поднял хобот к носу и выдохнул в раскрытые розовые бутоны обонятельных органов. Ощутив страшный ненавистный запах, старик высоко задрал хобот и стал величественно разворачиваться. Вместе с ним, плечом к плечу, развернулся и его спутник, и оба пустились бежать, как слаженная пара лошадей в упряжке.
Готтентот упал в грязь на одно колено и вскинул ружье. В тот же миг аскари замедлил бег и свернул влево, пересекая след вожака. Возможно, он отстал не нарочно, но поверить в это было трудно. Охотники понимали, что молодой слон принимает огонь на себя, защищая старика собственным телом.
— Ты этого хочешь? Так получай, разрази тебя гром! — сердито крикнул Ян Черут, понимая, что сильно отстал, остановившись для выстрела.
Молодой слон получил пулю в бедро и пошатнулся. Из ноги брызнула кровь, он сбился с шага и повернулся к охотникам боком. Бегущий старик остался один.
Зуга мог бы добить искалеченного слона выстрелом в сердце — зверь трусил медленной неуклюжей рысцой, выгнув спину и подволакивая разбитую ногу, и до него оставалось не больше тридцати шагов. Однако майор без остановки промчался мимо, даже не обернувшись, уверенный, что Черут доведет дело до конца.
Впереди лежала неглубокая низина, похожая на блюдце, а дальше высился еще один гребень, на котором, как часовые, стояли серые от дождя тиковые деревья. Не сбавляя скорости, слон спустился во впадину; его топот звучал как грохот огромных барабанов. Разрыв между ним и охотником все увеличивался, пока наконец слон не достиг самой низкой точки низины. Раскисшая болотистая почва не выдержала огромного веса, и старый гигант провалился в болото почти по плечи. Ему приходилось выдергивать ноги по очереди, а вязкая грязь громко чавкала при каждом движении.
Окрыленный Зуга быстро добрался до болота и побежал по кочкам, поросшим жесткой болотной травой. Жажда битвы пьянила, возбуждение заставило забыть о слабости и утомлении. До слона оставалось всего два десятка шагов, стрелять можно было почти в упор. Майор остановился, балансируя на островке из переплетенных корней травы.
На дальней стороне болота слон отчаянно пытался выбраться на твердый склон: задние ноги затягивала трясина, на вздыбленной спине из‑под грязной шкуры выпирали массивные позвонки, широченные дуги ребер казались деревянным остовом ладьи викингов. Под ребрами почти различимо билось огромное сердце.
На этот раз слон не мог уйти. За долгие месяцы, прошедшие после первой встречи, молодой Баллантайн стал опытным охотником и отлично изучил все уязвимые места гороподобной слоновой туши. Под таким углом и на таком расстоянии тяжелая пуля, не потеряв скорости, раздробит позвоночник между лопатками, погрузится глубоко в тело и пронзит сердце, отключив толстые змеевидные артерии, питающие легкие.
Зуга коснулся спускового крючка, ружье хлопнуло, как детская игрушка. Осечка! Тем временем серый великан выбрался из трясины и двинулся вверх по склону, набирая скорость. Привычной трусцой к ночи он уйдет миль на пятьдесят.
Баллантайн добрался до твердой земли и отшвырнул бесполезное оружие. Приплясывая от нетерпения, он кликнул оруженосцев. Мэтью, пошатываясь, бежал в полусотне шагов; следом за ним, спотыкаясь и скользя по грязи, трусили Марк, Люк и Джон.
— Живей! Живей! — отчаянно вопил Зуга.
Он выхватил у Мэтью новое ружье и бросился вверх по склону. Слона надо настичь до гребня холма, потому что вниз громадина помчится, как орел по ветру. Майор бежал из последних сил, не чуя под собой ног.
Бежавший позади оруженосец остановился, поднял отброшенное ружье и принялся его перезаряжать машинальными, давно заученными движениями. Поверх пороха и пули, уже находившихся в стволе, он всыпал еще горсть пороха и забил четвертьфунтовую свинцовую пулю — оружие превратилось в смертоносную бомбу. Мэтью положил под боек новый капсюль и помчался вверх по склону вслед за хозяином.
Слон приближался к гребню, охотник постепенно нагонял его, но слишком медленно. Сил у Зуги оставалось лишь на минуту‑другую. Крутой склон плыл и качался перед глазами, ноги подкашивались и скользили на мокрых, покрытых лишайником камнях, дождь хлестал прямо в лицо. В полусотне шагов впереди слон достиг гребня холма… И вдруг случилось невообразимое — расставив огромные уши, старый великан яростно повернулся лицом к преследователям. Возможно, он тоже выбился из сил, а может быть, ненависть, накопившаяся за долгие годы, как ракушки, облепившие корпус старого корабля, наконец перевесила чашу весов, и слон решил бросить человеку вызов.
Грязная мокрая туша тускло отсвечивала, возвышаясь, как башня, на фоне низкого серого неба. Зуга выстрелил в плечо. Ружье гулко ударило, как бронзовый колокол собора, и в полумраке вырос длинный язык ярко‑красного пламени.
От выстрела пошатнулись и слон, и охотник. Закаленная свинцовая пуля пробила слону ребра, он тяжело осел на задние ноги, зажмурив от боли слезящиеся старческие глаза. Открыв их, он увидел человека, ненавистное, зловонное и назойливое существо, которое всю жизнь год за годом неотступно преследовало его. Охотник и дичь поменялись местами. Слон кинулся вниз по склону, как лавина из серого гранита, испуская яростный кровожадный рев. Зуга повернулся и побежал, земля вздрагивала под его ногами в такт шагам разъяренного раненого зверя.
Оруженосец, невзирая на смертельную опасность, остался на месте. Зуга не зря доверял ему больше других. Мэтью готов был выполнить свой долг — вручить хозяину оружие.
Преследуемый по пятам слоном, майор отбросил дымящееся ружье и выхватил у Мэтью новое. Обернувшись, Зуга взвел курок и вскинул длинный толстый ствол. Слон навис сверху, заслоняя набухшее влагой небо: длинные желтые бивни поднимались ввысь, как стропила крыши, хобот торчал вверх, готовый опуститься на человека.
Зуга нажал на спусковой крючок, и на этот раз ружье выстрелило. Ствол с грохотом взорвался, металл раскрылся, как лепестки цветка, горящий порох опалил стрелку бороду и лицо. Оторванный курок рассек щеку до кости. Ружье вырвалось из рук и ударило в плечо с невероятной силой, разрывая связки и сухожилия. Кувыркаясь, Зуга отлетел назад — и лишь это спасло его от удара слоновьего хобота.
Майор тяжело рухнул на груду мокрого щебня, слон на мгновение остановился и присел, отворачиваясь от пламени и дыма… и тут же увидел перед собой Мэтью. Бедный, преданный, храбрый Мэтью попытался отбежать, но не успел он сделать и десятка шагов, как длинный хобот слона обвил его за талию и подбросил в воздух, как куклу. Оруженосец взлетел футов на сорок, молотя руками и ногами, завис на мгновение и упал. Его отчаянные крики утонули в оглушительном трубном реве, напоминающем гудок паровоза.
Слон поймал падающее тело и швырнул снова, на этот раз еще выше.
Зуга с трудом приподнялся и сел. Правая рука безжизненно повисла, кровь из пробитой щеки заливала бороду. Уши заложило от взрыва, и рев слона казался далеким и приглушенным. Майор ошалело смотрел на своего оруженосца, провожая взглядом его падение и удар о землю.
Обдирая о камни колени, Зуга пополз к разряженному ружью, из которого сделал первый выстрел. Оно лежало в пяти шагах, каждый из которых казался израненному телу бесконечным.
Тем временем слон расправлялся с несчастным оруженосцем. Он поставил ногу на грудь Мэтью, и ребра затрещали, как сухие поленья в жарком костре. Мощный хобот обхватил голову человека и легко сорвал ее с плеч — так фермер убивает цыпленка. Голова покатилась по склону: моргали выпученные глаза, подергивались щеки.
Отвернувшись от жуткого зрелища, Зуга положил на колени ружье и стал заряжать его одной рукой. Правая рука висела как мертвая. Превозмогая боль, майор засыпал в дуло ружья горсть пороха.
