Диккенс прилагала все старания, чтобы гостья чувствовала себя как дома. Вернувшись поздно вечером, она привезла два кожаных саквояжа с вещами и теплую записку от миссис Слокам, в которой добрая женщина желала ей удачи. Счастливая тем, что вновь может распоряжаться своим гардеробом, Джудит хотела сразу же вернуть взятую у Оливии Морхауз одежду. Ее остановила Диккенс, предупредившая, что леди уже отдыхает. Джудит сочувственно подумала, какой одинокой должна чувствовать себя в этой роскоши хозяйка дома. Однако иметь такого мужа, как Джеффри Морхауз… При этой мысли ее симпатии заметно поубавилось. Все же было трагично видеть молодую и красивую женщину безнадежно больной.
Ужин в сказочно убранной столовой был еще одним плюсом в пользу Диккенс. Изящная сервировка на редкость гармонировала с аппетитным видом самих блюд. Индейка, молодой горошек, картофельное пюре, нежное, как сметана, и великолепный йоркширский пудинг. Джеффри Морхауз отличался меньшим красноречием, чем в прошлый вечер, и Джудит воочию убедилась, какую дань берет тяжелая работа. Его красивое лицо выглядело усталым, и он едва не порезал палец, разделывая индейку. Когда часы в прихожей пробили семь, Джудит отчетливо осознала, что находится в доме всего лишь сутки. Тем не менее казалось, что она прожила в Челси-Саут всю жизнь: столь многое переменилось в ней за это короткое время. Благодаря сердечному отношению Диккенс и благосклонности хозяина дома, она чувствовала себя легко с ними. Даже беседа с Оливией Морхауз каким-то образом сыграла свою роль. Американка по воспитанию, Джудит Рейли без затруднения вошла в чисто английскую атмосферу старинного дома.
— Сегодня вечером меня не будет, — сообщил Джеффри Морхауз за десертом. — Вы остаетесь предоставленной себе самой, мисс Рейли. В доме есть библиотека, которую можно использовать и как комнату для игр. Вы найдете богатый выбор: хорошие книги, доска для игры в дартс, пасьянсы. Диккенс непревзойденно играет в шахматы. Если вы заметили, я не рассматриваю Диккенс в качестве обычной прислуги. Она может по собственному усмотрению посещать библиотеку, когда захочет.
— Благодарю. Думаю, я найду чем заняться.
— Я не рекомендовал бы вам выходить на улицу. В таком тумане руки не разглядишь возле лица. И как я уже говорил, местность вокруг Челси-Саут довольно пустынна. Мне не хотелось бы, чтобы вас по ошибке задержал какой-нибудь из констеблей. Надеюсь, вы понимаете. С началом работы ваша помощь необходима мне так же, как и помощь Диккенс. Я весьма удовлетворен вашими познаниями.
Джудит вспыхнула. Потупившись, молча разглядывала бокал с вином, не находя слов. Однако Морхауз продолжал, словно не замечая ее смущения. Голос звучал спокойно и ровно:
— Оливия легла спать, так что дом в вашем полном распоряжении. Утром, после завтрака, мы продолжим работу.
Джудит почувствовала, что должна что-то ответить. Недавний комплимент все еще согревал щеки.
— Могу я узнать, какие дела заставляют вас покидать дом в такую погоду? — едва договорив, она сейчас же пожалела о своем вопросе.
На мгновение он замер; глаза предупреждающе вспыхнули. Губы тронула язвительная улыбка.
— Нет, и не пробуйте, — произнес он с насмешливой суровостью. — Некоторые стороны моей жизни остаются тайной для других.
— Извините. Я совсем не собиралась…
— Выпытывать? Вы это хотели сказать?
— Нет, не совсем. Просто существуют вопросы, которых мне не следует задавать.
— Сегодня, мисс Рейли, я готов простить вам все что угодно. Даже нескромный вопрос о моих делах. Ваши труды заслуживают этого снисхождения.
— Вы очень добры.
— Напротив. И со временем вам не раз придется убедиться в этом.
На его лице появилась странная улыбка. Джудит встревожило загадочное обещание.
— Вы выглядите взволнованной, — заметил Джеффри Морхауз.
— Разве? Я ничего не чувствую.
— Но вас расстроил мой ответ, ведь так? — настаивал он.
— Да, — беспомощно согласилась она.
— Могу я узнать, почему?
— Мне трудно объяснить… в Америке все обстоит несколько иначе.
— Может быть, вы попытаетесь объяснить мне эту разницу?
Он подался вперед, не сводя с нее глаз. Джудит вновь испытала чувство, близкое к отчаянию, однако овладела собой, подняла голову, натянуто улыбаясь. Джеффри Морхауз был хозяином положения.
— Перед тем как приступать к работе, каждый работник получает указания и твердо знает, что должен предпринимать в случае…
— Достаточно, — раздраженно прервал он. — Заканчивайте свой десерт.
Джудит не решилась возражать.
В дверях кухни показалась Диккенс с вазой, наполненной орехами и фруктами. По легкой усмешке можно было догадаться, что она застала окончание беседы. Полное лицо экономки дышало счастьем, словно ничто так не радовало ее, как застольные перебранки.
При виде столь беззастенчивой веселости Джудит еще ниже склонилась к тарелке с йоркширским пудингом, мстительно вонзая в него ложку.
* * *
— Еще партию, мисс?
— Не знаю, что и сказать, Диккенс. Когда-то я считала, что неплохо играю в шахматы. Но шестой проигрыш подряд! Если так пойдет и дальше, на моей карьере можно поставить крест.
— Гм. На вашем месте, мисс, я бы не сильно расстраивалась. Моя карьера началась задолго до вашего рождения. Несколько раз я побеждала даже хозяина!
Комната для игр представляла собой еще один уютный уголок Челси-Саут. Ее обстановка была во многом неожиданна: два покрытых зеленым сукном стола сиротливо стояли посреди просторной, приземистой залы, окруженные выстроившимися вдоль стен стеллажами. Переплетенные в тисненную золотом кожу, теснились творения великих романистов прошлого. Видное место занимали работы Платона, Гомера, Ламетри, Джорджа Беркли и, конечно же, Лейбница. Рядом со Стивенсоном, Чосером, Диккенсом(!) стояли совсем недавно приобретшие известность Герберт Уэллс, Оскар Уайльд, Ибсен и Марк Твен. Джудит поразилась размерам и содержимому полок. Похоже, Джеффри Морхауз не отдавал явного предпочтения ни одному направлению литературы, если не считать книг по геральдике и королевской историографии, однако в целом библиотека не производила впечатления случайного собрания имен и названий. Все страницы в томах были аккуратно разрезаны; помимо этого, имелись и другие признаки, что их читали.
Несколько удобных кресел и стрельчатые зарешеченные окна, обращенные к восточному крылу дома, дополняли обстановку. В углу, скрытые тенью портьеры, находились потемневшие от времени, старомодные клавикорды. В неровном мерцании свеч комната выглядела чарующе: эффект, который Джудит не могла представить в безжизненном и ярком электрическом освещении. Вероятно, поэтому Джеффри Морхауз предпочитал канделябры и стенные свечи.
— Какая прелесть! Мистер Морхауз играет на пианино?
Диккенс с утомленным видом укладывала шахматную доску. Поддерживать в идеальном порядке огромный дом было нелегкой обязанностью. Джудит ощутила, как в груди шевельнулось нечто похожее на добрую зависть по отношению к экономке.
— Естественно, иначе оно бы тут не стояло. Куда приятнее, чем нынешние плясуны из мюзик-холлов. Впрочем, он играет одну классику, если я не попрошу сыграть что-нибудь, что нравится мне. «Мама Макри» или открывки из Лаймхауза…[18]
— А мне нравится Стивен Фостер.
— Фостер? — курносый нос Диккенс предпринял попытку наморщиться, но безуспешно. — Сомневаюсь, чтобы я слышала его.
— Обязательно слышали! «Лебединый ручей», «Мой дом Кентукки», «Спящая красавица».[19]
— A-а, янки? — казалось, недоразумение разрешилось к удовольствию экономки. — Его должен знать хозяин. Его конек знать то, чего не знают остальные.
Захлопнув шахматную доску, она подошла к полкам. Как ни рискованно было показаться назойливой, Джудит не преминула развить интересующую ее тему.
— Давно они женаты, Диккенс?
Диккенс остановилась, задумчиво подняла глаза к потолку.
— По моим подсчетам… в июне исполнится пять лет. Да, примерно так.
— И миссис Морхауз все время была… больна?
— По правде говоря, почти с самого начала, — Диккенс вздохнула. — Однако не так давно, чтобы я забыла те дни, когда она могла свободно передвигаться без посторонней помощи. Если я не нужна вам больше, мисс, я пойду спать. Уже поздно.
Круглые часы на стене напротив двери показывали половину десятого. Достаточно позднее время после напряженного дня.
Устало ссутулившись, экономка направилась к выходу. Джудит почувствовала расположение к этой пожилой англичанке, без лишних слов исполнявшей свои обязанности и ни на что не жаловавшейся. Такие люди вызывают уважение к себе делами.
— Спокойной ночи, мисс. Не забудьте погасить свечи, когда будете уходить. В старых домах пожар вспыхивает, словно коробок спичек.
