— Сын у меня, сын в солдатах! На усмирение в Белой Руси. Царю служит. Пожалейте! Не позорьте! Не вор я, не–ет…
Ему не дали больше кричать и повалили на скамью. Один стражник зажал между ног его голову, второй сел на ноги. Пороли нагайками два казака с двух сторон. Издали видны были темные полосы на бледном, дряблом теле старика. После шестого удара он уже не кричал. Когда опустился десятый удар, Никита не мог встать. На него плеснули ведро воды. Кто‑то оттащил его. Мужики безмолвно стояли на коленях. Что же ждет их, если этих, кто не ездил, выпороли?
— Встать! — скомандовал мужикам пристав.
Они встали.
— На колени! — снова раздалась команда.
Мужики грохнулись.
— Лечь!
Покорно легли.
— Звери! — раздалось из толпы баб.
Пристав выпрямился, посмотрел туда, грозно указал стражникам плеткой. Двое подскакали к толпе женщин, гарцуя, погрозились нагайками.
— Вста–ать, сволочи! — исказив лицо, заорал пристав.
Снова поднялись мужики.
— Смирно–о! Слушайте, Боры! Плети о вас не будем поганить. Требую выдать главарей, требую отвезти хлеб, требую построить амбары. Не выполните, вместе с семьями пойдете в арестантские роты за разбой, за грабеж, за избиение стражников. Милости не ждите. Господин капитан, — круто обратился он к офицеру, — начинайте! Не церемоньтесь. По долгу царской службы. Начинайте с крайнего. Подряд, подряд!
Широко расставляя ноги, офицер направился к крайнему мужику. Стал против него, в упор посмотрел, оперся на бедро рукой, в которой нагайка, и резко спросил:
— Кто первый начал?.
— Не знаю, ваше благородь.
— А так скажешь? — и с размаху из‑под низу ударил кулаком в подбородок.
Мужик запрокинулся, схватился за рот. Если бы сзади не поддержали, он упал бы. Кровь проступила сквозь пальцы. Офицер, не глядя, подошел к следующему.
— Кто первый?
Тот молча крутнул головой.
— Вот так! — ударил и этого.
Широколицый, приземистый офицер хлестал теперь направо и налево. Мужики почти все молчали, приготовившись к удару.
Очередь дошла до Лазаря. Офицер остановился против него. В народе послышался гул. Все знали характер Лазаря: не снесет удара, не утерпит.
— Кто первый? — спросил его офицер.
— Кто первый — не знаю, только не деритесь.
В это время кто‑то из толпы мужиков повелительно крикнул:
— Эй, Лазарь… Не надо!
В тот же миг Лазарь получил удар, и в тот же миг оба соседа цепко ухватили его за руки. Лазарь только крякнул и выругался.
Офицер шел дальше. Так до самого края. Никто не сказал ему — кто первый, никто не крикнул, что первыми были Харитон, Тимофей Ворон, кузнец Самсон и Лазарь.
— Опросить второй ряд! — крикнул пристав. — Сам опрошу. Я заставлю говорить! — погрозил он плеткой.
Начал не с краю, а с середины. Хлестал плеткой по лицам, по ушам. Мужики нагибали головы, закрывали окровавленные лица, а пристав все хлестал и хлестал, исступленно крича:
— Кто первый?
Так дошел он до Харитона. Тот стоял, заложив руки за спину. Пристав подошел к нему, вперил в него злые глаза и, коротко ударив рукояткой по виску, крикнул:
— Кто первый?
— Ты первый! — прозвучал ответ, и рука Харитона молниеносно мелькнула в воздухе.
Пристав рухнул наземь, как сырой сноп. В руке у Харитона — граненая полоса.
— Бей их! — заорал он, устремившись к столу.
— Мужики! — подхватил Лазарь: — Смерть так смерть!
Грозной лавиной, опрокинув стол, бросились все на опешивших казаков. Тех, что были не на лошадях, сразу свалили, не дав им вынуть шашек. Лазарь бросился на земского. Тот в испуге замахал на него руками, отступая. Ворон схватил скамейку, обрушил ее на голову офицера. Падая, офицер успел выстрелить, но промахнулся. Ворвались бабы. В стражников полетели кирпичи, головешки. Крики, выстрелы. Верховые, что стояли сзади, врезались в середину, давя народ Они секли плетьми направо и налево, их хватали за ноги.
Внезапно ударил набат. Загудел большой колокол. Е тот же момент рухнул и повалился огромный плетень щигринского сада. Оттуда хлынула лавина мужиков второго общества с вилами, топорами, кольями.
— Не сдава–ай! — закричали они.
— Пли!
Раздались беспорядочные выстрелы. Несколько человек упали под ноги лошадям. А колокол все бил и и бил. Стражники выхватили шашки.
— Руби!
Замелькали колья; кто‑то стаскивал жерди с крыши Апостолова двора. Кирпичи, палки, комья земли летели в этот огромный кипящий клубок людей и лошадей.
— Бей казаков!
Трех стражников, двух казаков прижали к плетню Апостолова двора. Из‑за плетня кто‑то всунул вилы одному в спину, потом в живот лошади. Но верховые не сдавались. Держась полукольцом, они теснили разъяренную толпу к оврагу. Харитон, окровавленный, с почти отсеченным ухом, железной полосой отбивался сразу от двух казаков. У одного сломал шашку, под другим перешиб ногу лошади. Скоро она грохнулась, подмяв и казака. Громадный Ворон сидел на офицере и бил его рукояткой выхваченного револьвера.
— Все равно пропадать! Все равно погибать! — кричал Ворон.
— Ба–абы! — крикнула из толпы жена Беспятого: — Какого черта–а!.. Пристава в овраг, бабыньки!
Несколько баб схватили пристава, поволокли к оврагу. С крутого берега бросили его в ров, где копают глину.
У меня, Павлушки, Авдони, Степки в кровь изодраны руки. Мы уже растащили полпечки. Уже плечи болят, но мы все бросаем и бросаем кирпичи в казаков. Меткость моя и Павлушкина в игре в бабки пригодилась. У нас не было промахов. Вон Самсон снова схватился с казаком. Размахнулся колом, ударил лошадь по носу. На Самсона сзади налетел второй казак, поднял шашку. Миг — и Самсон лежал бы, но казак не опустил шашки. Он качнулся в седле, схватившись за голову. Каленый дикарь, пущенный мною, попал ему в затылок. Я вскрикнул от радости и упал. Жгучий удар по плечу свалил меня. Мимо, едва не задавив, промчался стражник. Я отполз в сторону, поднялся и отбежал к бабам.
Снова забил набат, но уже в два колокола. Вдруг послышались испуганные крики женщин. Они шарахнулись в стороны. На улице — грохот. Мчались верховые. С разных стороны врезались они в прогал изб, и тогда крики испуга сменились криками радости. Это примчались верховые из Владенина, куда ездил брат Ворона Митька. Казаки ринулись им навстречу, но те открыли стрельбу. Скоро бросились врукопашную. У них длинные пики, вилы, подавалки, мотыги.
— Бабы, домой! — крикнул владенинский. — Ни одного живым не оставлять!
Казаки, теперь сами запертые на этой луговине, пытались проскочить в прогал между изб, но их теснили приехавшие. Казачьи лошади, измученные, храпели, вздымались на дыбы.
— Руби опричников! — крикнул Митька, брат Тимохи. — На вилы их!
Побросав лошадей, к саду Щигриных устремилось несколько казаков и стражников. Но их настигли там мужики, и возле плетня началась новая свалка.
— На ветлы стражников! Вожжи! Вожжи давайте!
— Братцы, не надо… братцы! Сами мужики! — взмолился один стражник, став на колени.
— Вспомнил, полицейская морда? Бей, один ответ!
— Никакого ответа. Революция, мужики! Рабочие с нами! Долой царя с престола! — крикнул Харитон.
У забора учительского сада голосило несколько Женщин. Мы побежали туда. В канаве лежал наш сосед старик Сафрой, с рассеченной головой. Мертвым унесли и Ивана Беспятого.
— Алю–лю! — раздалось в той стороне. — В овраг их! В овраг бросайте!
Нескольких верховых народ прижал к самому краю оврага. Верховые не отбивались, а толпились, толкая лошадьми друг друга.
— Прыгайте, прыгайте, ироды! — кричали им.
— Сваливай падаль! — ринулся на них с колом Ворон, и верховые один за другим начали бросаться вместе с лошадьми в обрыв. Некоторые успели спрыгнуть с лошадей.
— Тятька, урядник, сбежал! — закричал Авдоня. — К учителеву саду тронулся.
В мундире, бросив где‑то шинель, пригнувшись, вдоль плетня мчался урядник. За ним бросилось человек десять с кольями, двое верховых.
— А–а-а–а! — послышалось от сада.
Над канавой замелькали колья, вилы. Сквозь пронзительный крик были слышны глухие удары.
— Убили! Убили!
— Эй, казаки удирают!
— Лови! Не пускай их!
Пять казаков, топтавшихся на краю оврага, видя свою гибель, вдруг решили прорваться. Круто повернув лошадей на народ, они взмахнули нагайками и ударились в прогал повалившегося плетня Щигриных. Сучья яблонь хлестали их по лицам, сшибли с них фуражки. Выскочили из сада на улицу, потом — на церковную площадь и помчались в конец села.
— Гони за ними!
, Вдогонку взметнулось несколько верховых из Владенина.
Все кончилось…
Из оврага испуганно выбирались несколько казаков и стражников. Они без шашек и револьверов.
