– Нет, – отозвался он. – Не думаю.
Я посмотрела на него в зеркале.
– Ты что-то хотел сказать.
Он бросил на меня взгляд.
– Ничего.
– Нет же. Ты сказал, что хотел сделать что-то ужасное.
Он помотал головой и вышел из ванной.
Я вышла вслед за ним.
Он стоял спиной ко мне, в своей светлой рубашке. Повернулся ко мне лицом.
– Аллис. Давай присядем на веранде?
Я кивнула. Надела вязаную кофту, висевшую на спинке стула у обеденного стола, и вышла за ним. Стало прохладнее. Небо уже не было красным, а имело глубокий синий цвет. В саду было очень темно, я едва могла различить свои овощи, слабо освещенные лунным светом. Мы выключали уличный фонарь, чтобы насекомые не летели. Я села на садовый стул рядом с ним. Тяжело выдохнула. И вдруг начала смеяться.
– Боже мой, – сказала я. – В каком окружении ты живешь.
– Это я виноват. Болит?
– Нет.
В щеке отдавался пульс, но боли не было.
Он хотел что-то сказать. Но теперь он уже не захочет говорить. Я не посмела возмущаться, ведь он так легко закрывается и уходит в себя. Тут ничто не поможет, нужно было только ждать. Быть атакованной чайками, подумала я, что может быть более унизительно?
– Что случится потом? – тихо сказал Багге.
– С нами?
– Нет. Извини, я задумался о другом. Что произойдет потом с богами, когда Бальдр умрет, а Локи схватят?
– Ты сейчас сидел и думал об этом?
– Люблю слушать, как ты рассказываешь.
– Ну что же. Убийство Бальдра развязывает вражду.
– Да?
– Падение морали. Братья убивают друг друга. Начало Рагнарока[23]. В Волюспа[24] рассказывается о битвах в последнем соглашении между богами и злыми силами. Сцены пугающие, боги склоняются в поражении. Одина проглотил волк Фенрир[25]. Тор победил змея Мидгарда[26], но умер от змеиного яда, попавшего на него.
Багге сидел в темноте и слушал.
– Солнце и звезды почернели. Землю затопил океан. Мир ушел под землю.
Его грудь не двигалась, он задержал дыхание.
– И появился новый мир. Земля восстала из воды, зеленая и новая. Бальдр вернулся и живет в мире с Худ. Локи больше нет. Все прекрасно. Растут невозделанные поля.
Я прервалась. Багге вздохнул.
– Здесь нет ни одного женского образа. И поэтому новый мир избавлен от беспокойства и напряжения.
– Умно́.
– Тот, кого назвали «верховный», сидит на суде. Он рассматривает дела и раздает приговоры. Старые долги сжигаются и выбрасываются в океан.
– Что это значит?
– Наверное, нужно искупить и уничтожить вину, чтобы мог возникнуть новый мир.
– Значит, все хорошо?
– Нет. В самом последнем стихе Волюспа говорится, что дракон Нидхёгг[27] прилетел из Нидафьелль и через перевал в новый мир. У него в перьях трупы людей. На этом все заканчивается.
Я повернулась к Багге, он серьезно на меня смотрел.
– И что это означает?
– Я не знаю. Может быть, то, что в новом мире есть возможность зла.
Он сидел со склоненной головой и вдруг посмотрел на меня.
– Я должен тебе кое-что рассказать.
Он провел рукой вверх и вниз по своему бедру.
– Потому что я хочу быть с тобой абсолютно честен. И мы начнем все с начала.
– Подожди, – прервала его я. – Сначала я должна кое-что сказать.
Он поднял руку.
– Нет, ты послушай меня. – Задержал дыхание. – Ты должна кое о чем узнать.
– О чем?
– О том дне. На фьорде.
Тело покрылось гусиной кожей, когда он это произнес.
– Да, – сказала я. – Несчастный случай.
– Да. – Он повернулся ко мне. – Но все было не так.
Он посмотрел на меня, его глаза как две зияющие пропасти, в них что-то мерцало.
Мы закутались в плед и разожгли огонь, говорили тихо, долго и без устали.
Он отвернулся от меня и посмотрел вперед.
– Наступила кромешная тьма, прямо как сейчас. И снова рассвело.
Он закусил губу.
– Это была тропическая ночь. Мы сидели так всю ночь напролет. На рассвете мы спустили лодку на воду. Взяли с собой удочку и шагнули в лодку, я помню ее смех за своей спиной.
– Но это ты уже рассказывал.
Он не обратил внимания и продолжил:
– Она гребла. Она обожала грести, сильными руками делая тягучие движения. На улице была абсолютная тишина, солнце выходило из-за горы. Я забросил удочку и оставил блесну следовать за лодкой. Фьорд мерцал, небо было светлым. Мы доплыли до середины фьорда. Я чувствовал, как опьянение медленно проходит, я сидел в задней части лодки и видел ее перед собой так ясно. Как же прекрасна она была. Гребла медленно, равномерно, опустив голову, казалось, что она полностью ушла в себя. Я был так спокоен и так рад. Ее щеки светились в утреннем свете. Воздух свежий и чистый. Щебет птиц.
Он остановился. Вокруг не было видно ни зги, самое темное время ночи.
– Я сказал, что люблю ее. Тогда она подняла на меня глаза, и из них потекли слезы. Сначала я подумал, что это слезы счастья.
Я почувствовала пульс, отдающийся в животе, я хотела и не хотела слышать о ней.
– Она тихо заплакала. Отвернув от меня лицо, продолжая грести, она плакала еле слышно. «Нур, – сказал я. – Что случилось?» Она не ответила. «Что такое?» – Она вздохнула и всхлипнула. Попыталась вытереть слезы о плечо, не отпуская весла. – Тихий, скорбный голос Багге. – Она посмотрела на меня и ответила: «Я страдаю». «Страдаешь?» – переспросил я, чуть ли не с облегчением. Она кивнула, снова опустив глаза. «Из-за чего ты страдаешь?» Нет ответа. «Нур, – сказал я. – Из-за чего ты страдаешь?» Она опять расплакалась. «Ты можешь мне сказать?» Она едва покачала головой. «Почему нет?»
Он перевел дыхание. Закрыл глаза и нахмурил брови, с серьезным лицом. Он выглядел точно так, как когда занимается любовью. Как будто чувствовал все, все чувства были напряжены, и хорошие и плохие.
– Я испытал прилив нежности к ней. «Ты кого-то потеряла?» Я увидел, как в ней что-то переломилось. И она опять тихо заплакала. «Милая Нур, – повторил я. – Это кто-то из оркестра?» И снова всхлипывания, и слабое, еле слышное «да». «Нур?» Она молчала. «Милая». Она отвела глаза. «Ты пойдешь на похороны?» Она покачала головой. Я подумал, какой маленькой она казалась, как маленькая девочка. Я не стал спрашивать больше. Нур перестала грести. Она сидела, сложив весла на коленях, и смотрела вниз. «Бедняжка, – сказал я. – Кого-то потеряла». Весь солнечный диск уже вышел из-за горы, затылок начало припекать. «Когда это случилось?» – спросил я. Ее тело словно опало, шея склонилась. «Год назад», – сказала она. Во мне что-то всколыхнулось. У Нур такое давнее горе, о котором я ничего не знаю. Что это могло означать? Она уже не плакала. «Почему ты ничего не сказала мне? Милая». Она посмотрела прямо перед собой, пустым взглядом. «Я не могла страдать». – «Почему нет?» – «Не могла, и все». – «Но Нур, почему ты не могла страдать?» Она сжала губы, не хотела больше говорить. «Он…» – начала она, но снова сжала губы.
Он немного помолчал. Я не смела смотреть на него, чувствуя свой пульс в горле, не хотела производить звуков.
– Тогда я понял, что это означает. Я спросил, что случилось. «Он заболел», – сказала Нур. «А ты за ним ухаживала?» – «Нет, за ним ухаживала семья». – «Он был женат?» Она кивнула. «Долго это длилось между вами?» Она медленно кивнула.
Под скулами напряглись желваки, пока он говорил.
– Она подняла глаза: «Но я никогда не думала уходить от тебя!» И вдруг она ясно предстала передо мной, уродливая, с искаженным лицом. Она хотела, чтобы я ее успокоил. Чтобы я ее успокоил! Тело непроизвольно поднялось, чтобы схватить ее, удочка упала в воду, лодка качнулась, она откинулась назад, чтобы удержать равновесие, весла выскользнули, она упала – все случилось так быстро, я стоял посреди лодки и ждал ее, сотрясаясь от гнева, она была под водой, в темном море. Наконец я бросился в воду, но не мог найти ее, несколько раз выныривал, чтобы глотнуть воздуха, пока не увидел ее на дне и не вытащил. Но было слишком поздно.
– Она не умела плавать? – прошептала я.
– Они выяснили, что она ударилась головой о борт лодки.
Мы сидели молча. Я боялась его. Все это время он держал это в себе.
– Что случилось потом?
– Потом была больница, а после, когда они поняли, что ничего нельзя сделать, инвалидный дом. И я перестал ее навещать.
– Почему?
Он не ответил.
– Почему ты ее не навещал?
– Я не мог ее видеть.
– Значит, она была в сознании?
– Нет. Нет. Но я просто не мог.
– Она была полностью…
– Полная смерть головного мозга, да.
Он закрыл глаза. Я откинула голову, посмотрев в темное небо. Я не могла осознать его боль и не понимала, чем я могу помочь, находясь здесь, я просто мучитель, который все легко воспринимает и идет по жизни самым инфантильным путем. Я ничего не могла ему дать, кроме теплой еды и теплого тела. Все, что я хотела ему сказать, ничего не стоило. Казалось, он стыдится. Я собиралась сказать, что не нужно. Что в этом нет необходимости.
– Спасибо, что рассказал это, – наконец вымолвила я.
