Когда я вернулась обратно в дом, входная дверь была закрыта. Всю обратную дорогу в автобусе я напрасно думала, как буду объяснять свой скорый приезд. Я поставила свои вещи на ступеньки и обошла дом. В саду его не было. Вниз по лестнице к пристани – и там его нет. Дверь на веранду также закрыта. Раньше мне и в голову не приходило, что он не дал мне ключи от дома. Я села за стол в саду и стала ждать. Все то время, что я прожила у Багге, он был дома, за исключением того вечера, когда ездил в город. Прошел час. Я снова обошла дом и забрала свои вещи. Достала купленную одежду и быстро переоделась в светлую юбку и блузку – комплект, в котором я представляла, как буду работать в саду. Он был слишком хорош, и я сомневалась, что у меня получится выглядеть в нем подобающе. В сарае я нашла перчатки, садовые ножницы и тяпку. И вот я прошла в глубь сада, опустилась на колени на дальнем конце клумбы и начала работу. Все время прислушивалась к его шагам. Я умышленно не торопилась: я хотела, чтобы по возвращении он увидел, как я, склонившись и на коленях, занята работой. Я все больше смущалась в новой одежде, чувствуя себя разряженной, расфуфыренной. Снова пришли прежние мысли о Йунсе. Вот она я, начала новую жизнь, словно ничего не произошло. Как легко я забыла все былое и начала новое, что-то пугающее было в том, как просто оказалось переступить через все то, в чем я обманывала других. Вести двойную игру, врать так, чтобы самой в это верить. Что со мной не так, почему я никогда не могла быть верной? Зимой, когда я занималась самокопанием, я прочла о полиандрии – когда самка спаривается с несколькими самцами. Тогда я почувствовала смесь негодования и одиночества, узнав, что во всем царстве зверей только фазанохвостые яканы, круглоносые плывунцы, морские коньки и я занимаемся этим. Какую общность с ними должна я почувствовать?
Не знаю, сколько времени я провела за работой, но, когда я вытряхнула ведро с сорняками в одиннадцатый или двенадцатый раз, солнце уже зашло за гору, и я замерзла. Я прошла обратно к дому и проверила обе двери еще раз. Надела куртку и села на лестницу у веранды. Мучил голод. То, что Багге жил той жизнью, к которой у меня не было доступа, странным образом причиняло мне боль. Наконец я пошла в сарай достать лестницу. Перенесла ее через двор и приставила к стене своей комнаты, туда, где было приоткрыто окно. Я всегда боялась высоты, но на этой старой лестнице страх преумножился. Мне пришлось забраться так высоко, чтобы встать ногами на верхнюю ступеньку. Раскачиваясь, я нырнула в окно и приземлилась на пол, ударившись головой о ночной столик. Спустившись вниз, я отперла дверь и занесла свои вещи. Было такое чувство, словно я совершила преступление. В доме кромешная тьма и пустота. Все было так иначе, когда его здесь не было. Минуту я постояла спокойно, а затем прошла к спальне. Прислушалась, но все было тихо. Никакой иголки на ручке двери на этот раз. Я нажала ее, и дверь приоткрылась. Есть кто-нибудь? В комнате было темно. Он никогда не просил меня тут убираться. Шторы задвинуты, но лунный свет пробивался через тонкую ткань. Я медленно вошла в комнату. На спинке стула висела рубашка, а больше вещей не было. Я снова осторожно пересекла комнату и попробовала открыть дверь в кабинет. Заперто. В порыве внезапного страха я развернулась и выбежала из спальни, устремившись в кухню. Там я сделала себе несколько бутербродов и съела их стоя. Отнесла сумку наверх, приняла душ и сразу же легла в постель, прислушиваясь к звукам снаружи, пока наконец не уснула.
Наутро я проснулась от звуков, доносящихся из кухни. Я встала и надела вчерашнюю одежду. Когда я спустилась, он молол кофе.
– Боже мой! – Он посмотрел вверх. – Это вы?
– Я приехала вчера. Все двери были заперты, так что я забралась через окно в свою спальню.
– Я думал, вы сказали, что будете в городе до сегодняшнего дня.
– Да, планы поменялись.
Я внутренне выругалась на себя за то, что не спросила, где был он.
– Вам приготовить завтрак?
– Нет нужды, – сказал он. – Я уже поел. Только выпью чашку кофе.
Я кивнула.
– А я был у друга.
– Вот как.
– А вы хотите чашечку? – Он поднял коробку с кофе.
– Да, спасибо.
Я села за стол – пожалуй, слишком смелый поступок. Сидела, опустив глаза, пока он наливал воду в кофеварку.
Когда кофе сварился, он налил нам и присел рядом со мной.
– Новая, – сказал он, кивнув на мою блузку, ту самую, в которой я вчера работала в саду.
– Нет, не очень-то.
Вдруг он протянул руку и дотронулся до моего локтя. И тут же отдернул.
– Земля, – произнес он, поднеся чашку к губам.
Я покраснела. Объяснила, что я вчера немного полола, пока ждала его. Он не ответил. Теперь я могла показаться ему нечистоплотной. Мы сидели молча.
– Кажется, сегодня будет хорошая погода, – наконец сказал он, выглянув из окна веранды.
– Да, похоже на то. Я думала удобрить сегодня газон чуть позже.
– Необязательно работать в воскресенье, – сказал он, встав из-за стола.
Он потянулся за кофе. Я поднялась к себе и посмотрела на него из окна. В полном покое он сидел под вишней, под ее белыми цветами, повернувшись к саду. Я скучала по музыке. Единственные звуки, которые я слышала за последние два месяца, – это гул машин на шоссе, писк насекомых, крики птиц и слабые всплески волн, бьющихся о скалы у пристани. Он даже радио не слушал. В его жизни существовал только он сам и я, домработница и садовник. Я помыла свою ванну перед тем, как спуститься и открыть дверь в сад.
– Вам приготовить обед?
– Я выпью только бокал вина. Белого.
Я бросилась к холодильнику, достала открытую бутылку и с бокалом в руке вышла к нему. Внутри все кипело. Он повернулся ко мне.
– Вы, наверное, тоже хотите вина?
Я не знала, обычная ли это вежливость или что-то значило, намек на злоупотребление алкоголем.
– Да. С удовольствием.
Я вернулась с еще одним бокалом и принесла бутылку. Села на стул рядом с ним.
– Сегодня будет хороший день, – сказал он отстраненным голосом.
«Ты это уже говорил», – подумала я. Я отпила вино, во рту разлилась прохлада.
– Вы видели здесь мышей? – спросил он.
– Здесь? Мышей?
– Я вижу их постоянно.
– В доме?
– Нет, снаружи. Маленькие лесные мыши.
– Ужас.
– Нам нужно заткнуть все щели в доме до прихода осени, иначе у нас будут проблемы.
Он протянул мне свой бокал, дав знак, чтобы я наполнила его.
– Вы давно живете в этом доме? – резко спросила я, боясь передумать.
– Да, – ответил он. – Это дом моего детства.
– Вы всегда тут жили? – Я позволила вопросу прокрасться осторожно и незаметно.
Он кивнул в ответ. Я хотела спросить, есть ли у него дети, такое может быть, теоретически они могли уже успеть переехать отсюда, но ничего не сказала. Такого длинного разговора у нас еще не было, лучше не переходить границы.
– Выпейте еще, – сказал он, когда я допила свой бокал.
Я долила остатки из бутылки. Так мы долго просидели в молчании. Я подумала, что нужно встать и поработать в саду, продемонстрировать свою преданность работе, но сидеть было так хорошо, я словно приклеилась к стулу. Багге умиротворенно смотрел на горы и фьорд, но это могло в любой момент закончиться. Я резко встала:
– Так, ну все, хватит.
Перешла двор и достала из сарая ведро для прополки. С напускной важностью прошла мимо продолжавшего сидеть Багге и остановилась у края обрыва. Надела перчатки и начала выдергивать сныть. Не отрывая глаз от земли, я тщательно удаляла корневища и складывала их в ведро, все время ощущая его взгляд на себе. Чужая женщина в перчатках его жены стоит там и полет. Когда я разогнулась, чтобы отнести ведро, Багге уже оказался вдалеке, за кустами ягод. Я взялась за ручку ведра и опорожнила его в компостную яму, прошла мимо него, не поднимая глаз.
– Вы знаете, что это? – спросил он, когда я вытряхивала содержимое ведра.
– Это? Это просто сорняки, – быстро ответила я.
Он засмеялся.
– Нет. Вот это.
Он показал на белые цветки, растущие между камней, напоминающие поповник[6].
Я подошла ближе.
– А, вот это, – я помедлила. – Это ромашка непахучая.
– Вот это ромашка?
– Она так названа из-за ресниц Бальдра. Когда ее лепестки закрываются вечером и открываются утром, это похоже на моргающий глаз.
Он посмотрел на меня немного удивленно.
– Я знаю это, потому что очень увлекалась Бальдром в детстве.
– Почему?
Он проследовал за мной по сухой желтой траве обратно к обрыву.
– Он был моей первой любовью, первой несчастной любовью.
Я продолжила выдергивать корни, покраснев от того, что он стоял у меня за спиной.
– Я не помню его историю.
– Бальдра? Это грустная и хорошая история.
– И грустная, и хорошая?
– Она приводит к концу света. Но ведь именно благодаря ей может возникнуть новый, лучший мир.
– Новый мир, – сказал он.
Я кивнула.
