исполнителей нападения следует искать в АЧА.
В воспоминаниях Олаварриа отмечалось, что, несмотря на железную дисциплину, в организации имели место случаи, когда отдельные боевики выходили из повиновения и пытались предпринять что-то на свой страх и риск, «противодействуя» коммунистам. Олаварриа привёл пример, когда ему удалось предотвратить нападение группы «ачистов» на жилище сенатора-коммуниста Элиаса Лафферте, что было бы, по мнению мемуариста, «трусливым и позорным актом».
Подробно рассказал Олаварриа об одном из таких неподконтрольных экстремистов, проникших в ряды АЧА, – отставном армейском капитане Октавио О’Кингстоне. Капитана как-то изгоняли из организации за авантюризм. Позже он был не только восстановлен, но и назначен шефом одного из подразделений. Однажды Олаварриа стал свидетелем самовольного вывоза оружия, в том числе трех автоматов, из штабного арсенала. На вопрос, имеет ли на это О’Кингстон разрешение непосредственного начальника, отставной капитан ответил утвердительно. Он заявил, что отправляется на стрельбище для проведения занятий. Как выяснилось на следующий день, это было ложью, но получить разъяснения от самого О’Кингстона не удалось. В штабе АЧА он больше не появлялся.
Был ли О’Кингстон организатором и главным исполнителем нападения на советское посольство? Вполне возможно. Олаварриа подробным рассказом об этом авантюристе и пропавших автоматах фактически дал ключ к разгадке этой позорной истории.
Компартия не претендовала на министерские портфели в правительстве Виделы, исходя в первую очередь из международной ситуации. Для партии было выгоднее оставаться в тени, сохраняя решающее влияние во внутриполитическом раскладе сил. Однако эта позиция была пересмотрена по настоятельному требованию президента. Видела пришёл на заседание руководства КПЧ, где решался этот вопрос, и попросил слова: «Если вы не будете участвовать в правительстве министрами-коммунистами, я отказываюсь от поста президента республики».
Только потом стало понятно, что это был не более чем театральный жест. По свидетельству политика и писателя Володи Тейтельбойма, Видела с самого начала «вынашивал в отношении компартии предательские планы, согласованные с американцами». Вполне возможно, что эти закулисные переговоры велись за спиной Боуэрса, имевшего в американском истеблишменте репутацию человека левых взглядов (до приезда в Чили он был послом в республиканской Испании). Вероятнее всего, о предполагаемом разрыве отношений США с Советским Союзом Видела узнал от американского адмирала Уильяма Леги. Беседуя с чилийским президентом, он «намекнул» на высокую вероятность превентивной атомной войны США против СССР. В подробности адмирал не вдавался, только десятилетия спустя стало известно, что ВВС США в ходе внезапного нападения собирались сбросить 130 атомных бомб на 70 советских городов.
Побудительным сигналом для осуществления собственной «превентивной» операции Виделы против КПЧ («коммунистической секты», как он потом говорил) стал небывалый успех коммунистов на муниципальных выборах в начале апреля 1947 года, когда кандидаты от КПЧ заметно потеснили другие партии, включая радикалов. «На следующий (после выборов) день, – вспоминает Тейтельбойм в автобиографической книге, – мы, то есть генеральный секретарь Рикардо Фонсека и два члена политической комиссии – Гало Гонсалес и я, направились в Ла Монеду, чтобы побеседовать с президентом. Мы думали, что в начале беседы обменяемся с ним несколькими радостными словами по поводу победы, одержанной накануне, но он встретил нас в штыки. Набросился, как бык, ослепший от ярости. Он не мог понять, как это произошло, как могли коммунисты стать в результате выборов самой влиятельной партией. Он использовал выражение, которое впоследствии стало модным: он попросил нас «уйти под воду» (submarinear). «Вы должны погрузиться во тьму. Стать рыбами, не производить шума, находиться там, где никто вас не увидит. Это условие для того, чтобы выжить. В противном случае вы погибнете».
Руководители КПЧ с негодованием отвергли столь «недемократичное предложение» и покинули президентский дворец с ощущением того, что присутствовали при «стриптизе демагога».
Вскоре Видела отправил в отставку министров-коммунистов, положив начало процессу дистанцирования от «внутреннего врага», завершением которого стал указ, известный как «проклятый закон», запрещающий компартию. За день до разрыва отношений с СССР, 20 октября 1947 года, Видела приказал директору криминальной полиции провести аресты руководителей и активистов КПЧ. Кто-то из них успел получить предупреждение о грозящей опасности от «своих людей» в полиции и уйти в подполье, кто-то был схвачен и брошен в тюрьмы и концентрационные лагеря. Особо мрачной славой пользовался лагерь в Писагуа, расположенный на жарком севере страны, на пустынном берегу океана. Там-то и заставляли арестантов отказываться от ошибочных идеологических увлечений.
В тех местах, кстати, проходил службу молодой амбициозный офицер Аугусто Пиночет, на которого, помимо прочих чисто военных обязанностей, было возложено обеспечение порядка и дисциплины в концлагере. Сам он почти не появлялся среди неприглядных бараков, возложив «воспитательно-педагогическую работу» на подчинённых. Но в критические моменты Пиночет всегда оказывался на месте. Именно там, в Писагуа, и произошла первая личная встреча Пиночета с Сальвадором Альенде, депутатом от Социалистической партии. Он приехал в концлагерь для проведения парламентского расследования в отношении фактов бесчеловечного обращения с заключёнными. Если верить воспоминаниям Пиночета, «поле боя» осталось за ним, угроза применения силы возымела действие. Альенде пришлось уехать, так и не ступив на территорию лагеря…
И на внешнеполитическом фронте Гонсалес Видела начал действовать жёстко и решительно: 8 октября 1947 года из страны были высланы югославские дипломаты, обвинённые в «организации» забастовки чилийских шахтёров в угледобывающих районах Лота и Коронель. Предлогом послужили копии «служебного отчёта» и писем между секретарём миссии Югославии в Буэнос-Айресе Далибором Якашем, который находился с визитом в Чили, и его женой в Аргентине. В письмах – жене! – с «несложным шифром», упоминалось о социальных проблемах шахтёров Лоты. Якаша якобы сообщал: «Забастовка развивается в соответствии с планом М.Т. [Маршала Тито. – К.С.] Поэтому есть уверенность, что мы будем иметь полный успех, если товарищи индейцы, которые заняты углём, проникнутся необходимой верой в наше дело и смогут всё-таки продержаться несколько месяцев». Попали в руки полиции и другие документы, «доказывающие» участие в подрывной деятельности других югославских дипломатов: генерала Илича, который присутствовал в качестве представителя Тито на мероприятиях по передаче президентской власти в Чили, и посла в Аргентине генерала Пирка.
Видела приказал выслать из страны Якаша, а также временного поверенного Андреса Кунху. Дипломаты были отвезены в аэропорт Серрильос и посажены в самолёт на Буэнос-Айрес. Сама по себе акция была для тех времён неординарной, ведь холодная война между «коммунизмом и демократиями» только начиналась. Ответ Белграда не заставил себя ждать. В заявлении правительства было прямо сказано, что Видела принял такое решение под воздействием Соединённых Штатов, которые провоцируют широкомасштабный международный конфликт. Через два дня после задержания и высылки дипломатов правительство Тито порвало отношения с Чили.
Посольство СССР направило в МИД Чили ноту, в которой уведомляло, что принимает на себя обязанности по обеспечению югославских интересов. Чилийцы ноты не приняли, ссылаясь на то, что «в соответствии с дипломатической практикой нужно было в предварительном порядке проконсультироваться с чилийским
