жена, француженка, студентка, после оккупации Праги гитлеровцами вернулась в Париж, где продолжила учёбу вплоть до освобождения Франции. Откликаясь на процессы «политической трансформации» Чехословакии, Куноши вступил в 1946 г. в компартию.
Он был потрясён бурным развитием событий в Чехословакии после гибели Яна Масарика. Самоубийство? Убийство? Неужели он стал жертвой советских агентов? Именно по этой причине многие чехословацкие дипломаты увольнялись и просили политическое убежище в странах, где работали. Куноши был в числе немногих, кто не уволился. Монахов отметил в характеристике на «Жука»: «Он многого не понимает в своей стране, поэтому не торопится с принятием решений». Впрочем, Куноши отказался публиковать в бюллетене своего посольства статьи, показывающие «прогрессивную роль СССР – лидера демократического лагеря». Мотивировал свою позицию просто: «Сограждане меня заклюют за такую пропаганду».
В середине 1950 года Куноши пропал. За несколько недель ни одного упоминания о нём в дипломатической хронике! «Жук» игнорировал обусловленные сигналы о необходимости выхода на явку. Напрашивался вывод: у Куноши возникли проблемы, не хочет рисковать. Всё стало ясно, когда Монахов осенью 1951 года наткнулся на небольшое сообщение в газете «Ла Насьон» об аресте Куноши в Чехословакии. Его подозревали в заговорщицкой деятельности. Как выяснилось позже, без суда он просидел в тюрьме два года. Был освобождён из-за отсутствия доказательств. На дипломатическую службу не вернулся – не взяли. Монахова огорчила потеря агента. Но таковы реалии разведывательной работы: вечных источников информации не существует.
В июле 1949 года Монахов получил от агента «Хавьера» материал о сотрудниках политической и военной разведки США в Аргентине. В документе указывалось, что резидентура ЦРУ работает по следующим направлениям: разработка аппарата президента и правительственных учреждений; разработка ведомств, которые занимаются внутренней политикой (от сената и парламента до МВД и полиции); разработка учреждений, занимающихся внешнеполитическими делами (МИД, парламентская комиссия по иностранным делам, дипкорпус). Осуществлялся также контроль над прессой и радиостанциями, на учёт ставились авторы «антиамериканских публикаций».
Американские военные разведчики вызывали у Перона ярость, потому что они «конспирировали» с тайными врагами президента внутри армии. В материале «Хавьера» подчёркивалось, что «сейчас работа военного атташата США затруднена по причине недавней чистки, проведённой по указанию Перона в военном и морском министерствах, было уволено большое количество военных и служащих, завербованных американцами. Причиной для чистки стало раскрытие заговора против Перона и его жены, а также обращение военных к президенту с целым рядом требований, фактически ультимативного характера».
Резидент обратил внимание на такой пассаж из сообщения «Хавьера»: «Майор Хорхе Осинде из Федеральной координации, отдела по борьбе с коммунизмом, – постоянно шлёт доклады о том, как американцы, прикрываясь выдумками о распространении «красной угрозы» в Аргентине, занимаются у нас шпионажем. Пугают для того, чтобы вмешиваться в наши внутренние дела».
Перон, укрепляя личную власть, многое сделал, чтобы разведка, контрразведка и полиция повысили эффективность. Начальник секретариата разведки полковник Оскар Уриондо заявил на межведомственном совещании в сентябре 1949 года: «Наша Служба информации заслуживает высокой оценки. Ей не приходится завидовать английской или американской стратегическим разведкам. Нашим верховным руководителем является президент, по инициативе которого и была создана Служба. Мы всесторонне, регулярно и своевременно информируем президента. Кроме того мы ведём пропаганду и контрпропаганду, её упреждающий характер идёт стране на пользу».
Начальник полиции Артуро Бертольо поддержал Уриондо, оседлав любимую тему: «Периоды, когда коммунисты внешне вызывают меньше беспокойства, чем обычно, являются самыми тревожными для органов, занимающихся наведением порядка в стране. Мы руководствуемся в данном случае тактикой генерала Перона, вызываем инциденты различного рода, чтобы враг проявил себя».
Монахов приобрёл источника в эмигрантской организации Российское военно-освободительное движение имени генералиссимуса А.В. Суворова (так называемый «Суворовский союз»). Основа вербовки была простой: ностальгическая. Агент «Грачёв» любой ценой стремился вернуться домой, и последствия его не волновали: «Хуже, чем пришлось пережить, не будет». «Грачев» передал Монахову пачку журналов «Суворовец», в котором проповедовался патриотизм, разумеется, не советский, но всё-таки патриотизм, не напрасно девиз был выбран для журнала соответствующий: «Мы русские, с нами Бог!»
Руководитель «Суворовского союза» Борис Смысловский в своих статьях критиковал намерения стран Запада решить «проблему СССР» силой оружия, оккупации и далее – «раздела наследства российского». Прогноз его был своего рода предупреждением для западных политиков и военных: «Что будет, если они даже при помощи атомной техники выиграют чудом Третью мировую войну. Что будет дальше? Россия не Германия. Это не государство, а континент. Для оккупации одной шестой части света понадобится вся действующая армия, которую придётся оставить под ружьём на веки веков. Ибо на всём необъятном пространстве, по городам и болотам, в лесах и руинах засядут партизаны. Миллионы партизан. Красные и белые, старые и новые. Вся Национальная Россия уйдёт в леса и начнётся… «ни проходу, ни проезду». Начнётся Четвёртая мировая война, огневая, холодная, психологическая, экономическая, национальная и гражданская» [142].
Следовало выяснить через «Грачёва» и другие источники из эмигрантов, имелись ли шансы на оперативное сближение со Смысловским, что конкретно могло побудить его к «деловому» общению с советским дипломатом.
Практически всю жизнь Смысловский был врагом советской власти в России. Однако случались же парадоксальные повороты в мировоззрении самых твердокаменных врагов, которые уставали ненавидеть, признавали поражение и шли на поклон к победителю. Бывало и так, что у самых непоколебимых идейных противников возникала потребность в деньгах, и тогда требовалось только одно: правильно выстроить беседу в отношении денежного эквивалента за «смену флага». На первый взгляд, финансовых затруднений у Смысловского не было. Он жил в привилегированном районе Буэнос-Айреса, имел автомашину, которую водил один из его бывших подчинённых в «Особой дивизии Р» на Восточном фронте. Иногда Смысловский устраивал для «бойцов» обеды, которые оплачивал из своих средств.
Источником этих денег был Перон! После прибытия в Буэнос-Айрес Смысловский получил аудиенцию у президента, поведал ему о той работе, которую он выполнял для Третьего рейха, и предложил Перону профессиональные услуги разведчика и контрразведчика. Перон благосклонно отнёсся к генералу, рассчитывая использовать его опыт для борьбы с политическими экстремистами. По указанию Перона, Смысловского пригласили в Военную академию для чтения лекций по теории антипартизанской борьбы.
Слухи о том, что военное министерство Аргентины выделяло Смысловскому значительные суммы на специальную работу, в эмигрантской среде никогда не затихали. Хотя существовал ещё один потенциальный источник финансирования – Специальный отдел полиции. Возможно, часть средств поступала и оттуда. Для поддержания связи со Смысловским Военное министерство выделило специального офицера. Правительство Перона не чинило препятствий деятельности «Суворовского Союза», иначе и быть не могло. В организациях славянских эмигрантов Смысловским была создана разветвлённая сеть информаторов. Его проверенные люди вели наблюдение за советскими учреждениями, выявляя корыстолюбцев, политически и морально нестойких людей. В некоторых случаях, когда у аргентинской полиции возникали сомнения в отношении «перемещённых лиц» с советским прошлым, для их проверки
