из числа жителей этих районов.
А. М. Русанов рассказал еще, как скептически относились четверть века назад к очень серьезной для нас теме связи Тоцкого взрыва и последовавшего за ним роста онкологических заболеваний московские научные светила, особенно те, которые работали тогда под крылом Министерства обороны. Ни в какую не хотели они признавать этой связи. Ничего подобного, дескать, не может быть. Больше того – и при взрыве не могло быть никакого опасного воздействия даже на военнослужащих, не то что на гражданское население. Подобная позиция, на мой взгляд, диктовалась двумя стереотипными соображениями: первое – армия народ обидеть не может, второе – нечего транжирить государственные деньги на необоснованные претензии по поводу подорванного здоровья. С первым согласен, со вторым – нет.
Александр Михайлович привел пример того, как мурыжили оренбуржцев, как не хотели давать полную и четкую информацию о последствиях атомных учений 1954-го:
– Мы долго сотрудничали с одним институтом в Подмосковье. Прекрасный институт, я там часто бывал в связи с исследованиями в Тоцком и других районах. Больше всего мы работали с отделом радиации. И был там один майор, фамилию его я знаю, но называть не стану. Когда мы начинали исследования и контактировали с петербургскими учеными, он направлял ход наших мыслей на то, что «наш» взрыв был не плутониевый, а урановый. А исследования по плутонию были очень дорогостоящие, и нам не хотелось тратить те гроши, что выделялись, попусту. Поэтому мы спрашивали: «Ну скажите, какой был взрыв?» – «Урановый, конечно, откуда тогда могла взяться плутониевая бомба?!» Но с каждым годом у нас прибавлялось доказательств того, что заряд был не урановый. Нет урановых осколков, а радиационный след остается. И мы пошли методом проб и ошибок, потратили деньги и выяснили, что плутония здесь, у нас, в пять–восемь раз больше, чем положено. А выяснилось это только в 1995 году – в последнем, когда нам давали деньги из госбюджета.
Петербуржцы провели свои исследования образцов почвы, переданных нами, и подтвердили нашу правоту. Надо сказать, что плутоний – чисто антропогенный элемент, то есть его нет в свободном состоянии в природе, его может сделать только человек. Его фоновое содержание полностью на совести человечества. Период полураспада плутония – 24 100 лет. Столько будет длиться, угасая, его излучение. И как оно скажется на наших потомках и потомках потомков?..
Да, так что же тот майор? Мы с ним встретились позже, и я у него спросил: «Слушай, товарищ, что же ты нам в то время правды не сказал?» Ответ был такой, почти дословно: «Ты видишь, сколько у меня звезд на погонах? Правильно, три. А если бы я тогда вам растрепал про бомбу, глядишь, так бы с одной и ходил…»
Ну что ж, бывший майор, вравший нам, мог не опасаться за свое будущее: если не дослужился до генерала, то все равно получал приличную полковничью пенсию. А может, и до сих пор получает. Беспокоиться надо нам с вами – ведь это нам и детям нашим, и внукам, и правнукам жить на земле, помеченной плутонием, полураспад которого завершится в 26 054 году от Рождества Христова. Господи, прости полковника и помилуй нас.
Сопротивление материала
В 1996 году на первую научно-практическую конференцию «Медико-экологические аспекты последствий Тоцкого ядерного взрыва» в Оренбург со всей России съехались специалисты, занимавшиеся проблемами радиационной медицины, в том числе вопросами воздействия на здоровье людей отдаленных последствий атомного взрыва, малых доз радиации. Были среди них и члены Академии медицинских наук. Предполагалось проводить такие конференции раз в пять лет. К сожалению, первый большой научный сбор по поводу медицинских вопросов, порожденных Тоцкими учениями, оказался последним. Больше ученые у нас не собирались.
Понятно, что говорить вслух, да еще на всероссийском уровне, о том, сколько лишнего и опасного можно найти в почве и воде Оренбургской области, не говоря уже об организмах ее граждан, было просто невыгодно. Нам всем тогда так хотелось иностранных инвестиций, открытия новых предприятий, создания рабочих мест. А иноинвесторов страшилки про плутоний в земле и уран в воде могли и отпугнуть…
Да, можно сколько угодно прятать голову в песок и делать вид, что проблемы последствий Тоцкого атомного взрыва не существует. Но однажды выяснится, что песок этот оплавлен взрывом и превратился в мутную стеклянную корку. Вы никогда не видели такую? Я видел. В эпицентре, на Тоцком полигоне. Головой ее не пробьешь.
Оренбургская область по состоянию на декабрь 2023 года была на четвертом месте в Приволжском федеральном округе по инвестиционной привлекательности, что со вполне понятной гордостью отметил губернатор Денис Паслер в своем телеграм-канале. Уверен, и будущих инвесторов не испугала бы ежегодная диспансеризация жителей западного Оренбуржья со всеми необходимыми обследованиями, нацеленными на выявление онкозаболеваний. На это можно даже у правительства России денег попросить в рамках национального проекта «Здравоохранение» (или сверх него – припомнив так и не выполненное постановление № 1561). Вон в Японии после американских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки все граждане старше сорока два раза в год организованно проверяются на рак желудка и рак крови – те заболевания, которые чаще всего влечет за собой радиоактивное заражение. И что-то ни один иностранный деловой партнер японских бизнесменов еще не шарахнулся по этой причине из Страны восходящего солнца. Напротив! Япония за последние семь десятилетий стала одним из мировых центров экономической активности и притяжения капиталов.
Чего же мы-то боимся? Собственной истории?
11
Надежда умирает последней
Лето 1999 года. Почти 45 лет прошло с того жаркого сентябрьского дня, когда над Тоцким полигоном поднялся атомный гриб. Первый и единственный раз в истории человечества атомная бомба в ходе войсковых учений была взорвана в густонаселенном районе. И это случилось в России. Это случилось в Оренбургской области. Спустя 45 лет мы, оренбуржцы, узнали хоть какую-то правду о Тоцком взрыве: мощность заряда бомбы составляла порядка 40 килотонн, взорвали ее на высоте приблизительно 350 метров, заряд был ураново-плутониевым…
Много чего мы узнали, да что толку. Правительство Российской Федерации не торопилось выполнять собственное постановление № 1561 от 28 декабря 1996 года о строительстве медицинских учреждений в Бузулуке и Сорочинске. Не было денег даже на ту малую малость, которую уж точно заслужили люди, живущие в зоне следа бомбы.
Летом 1999-го я отправился в трехдневную командировку, чтобы посмотреть, как они живут, наши земляки из сел, прилегающих вплотную к эпицентру атомного взрыва 1954 года. Я побывал в двух из них – Елшанке Второй (пять километров от эпицентра) и Маховке (четыре километра).
Елшанка Вторая. Летний зной, улицы села пусты, людей можно заметить только на картофельных участках. Картошкой здесь тогда и спасались… Вот и Светлану Петровну Крюкову, учителя, депутата сельсовета, я застал на картошке. О чем спросить человека, который живет на этой земле, помеченной радиацией, где плутония в несколько раз больше нормы, да еще и выращивает тут картошку? Ну о чем? Наверное, только об одном:
– Светлана Петровна, если бы сейчас Правительство Российской Федерации вдруг сказало: «Просите чего хотите», что бы вы попросили для вашей Елшанки?
– Ну, во-первых, чтобы газифицировали село, – ответила депутат. – Чтобы были дороги. Чтобы здесь создали рабочие места. Раньше были фермы, люди работали, зарабатывали что-то, а сейчас из-за того, что скот болеет лейкозом, его вывезли.
– Абсолютно весь?
– Коров практически нет. Осталось несколько телят и тридцать голов свиней. Большая часть населения вообще не работает, жить людям не на что. В некоторых семьях нет сахара, нет хлеба, не во что обуть-одеть детей. И особая проблема – болеют люди: раковые опухоли, в основном смерть наступает от рака. Слабое медицинское обслуживание, больных не на чем даже вывозить отсюда. Надо, чтобы чаще обследовали людей именно на предмет рака и своевременно оказывали им помощь. И кроме того, чтобы раковым больным давали какую-то помощь деньгами на приобретение лекарств. Многие не могут даже лечиться. Женщина из нашего села два года не может поехать в Оренбург – нет денег. А у нее рак кожи.
– Сколько сейчас в Елшанке жителей?
– Человек 240.
– Сколько из них без работы?
– Легче сказать, сколько на работе, – человек 20. Сейчас есть кое-какая сезонная
