пресс-секретарем губернатора В. В. Елагина, позвонили из Санкт-Петербурга. Северо-западное бюро журнала «Огонек», ультраперестроечного издания, попросило меня помочь отснять видеоматериал об учениях 1954 года для японской телекомпании «Эн-Эйч-Кей» (NHK). Вскоре в Оренбург прилетели ребята из Питера, и мы, погрузившись в зафрахтованный РАФ, уже собрались было отчалить в Тоцкое, как меня в последний момент догнал еще один звонок. Заместитель редактора газеты «Южный Урал» А. Б. Кривенко просил зайти к нему: «У нас тут японское телевидение в гостях, нужна твоя консультация о Тоцком взрыве». Неудивительно, что японцев после Хиросимы и Нагасаки интересует атомная тема, удивительно, что сразу две японские телекомпании одновременно потянулись в Оренбург. Вероятно, разведка у телекомпании «Асахи» – а в «Южном Урале» сидели именно ее представители – была на высоте, и руководство медиахолдинга решило в пику конкурентам из «Эн-Эйч-Кей» сделать свой фильм о русской Хиросиме.
Спустя пару лет Тоцким заинтересовались англичане – в Оренбург прибыла съемочная группа из Москвы, состоявшая исключительно из российских граждан, но во главе с подданным Ее Величества Джейми Дораном. Взяв с собой в качестве консультантов ветеранов Тоцких учений И. Г. Скворцова и В. Я. Ковалева, а меня в качестве проводника, Доран и вся телекомпания отправились в сторону эпицентра. На территорию полигона иностранца (а заодно и всех остальных), конечно, не пустили, и мы двинулись в объезд. Поскольку на бомбодром, в который был тогда превращен эпицентр, можно спокойно въехать со стороны Маховки, мы так и поступили. Правда, тогдашний и. о. начальника штаба 27-й гвардейской мотострелковой дивизии подполковник С. А. Мартюшев честно предупредил нас, что после обеда на полигоне могут быть стрельбы, так что лучше бы слишком долго там не разгуливать.
Но попробуй объясни это Джейми! Директор группы уже размахивал руками, что твой Спилберг, показывая, куда двигаться ветеранам, с какой стороны снять памятник учениям, как выгодней показать вдребезги разбитую меткими летчиками старую технику, раскиданную по бомбодрому-эпицентру. На все мои призывы поторопиться он только энергично кивал, но съемки продолжал. Когда на часах было без пяти два, пришлось шепнуть г-ну Дорану, что через пять минут МиГи и «Сушки» забросают нас ракетами. «What? – дошло наконец до британского гостя. – Rockets?! Go! Go!! Go!!!» И мы быстренько смотались в соседнюю Маховку.
Там бедные москвичи, не говоря уже об англичанине, хотя и маялись от июльской жары, но даже колодезной студеной воды не испили, а уж от овощей с местных огородов и вовсе отказались наотрез. Странно, что респираторы не надели. Наверное, застеснялись перед маховцами, смиренно несшими свой атомный крест вот уже сорок лет.
Кстати, несмотря на обещания, ни русско-японская, ни русско-британская группы фильмов своих мне так и не прислали.
Тема атомных учений под Тоцким оказалась благодатной не только для журналистов столичных и оренбургских газет и телеканалов. За нее ухватились и наши «зеленые», прежде всего Тамара Злотникова, тогда, в начале 1990-х, еще депутат областного Совета. Она весьма активно и настойчиво долбила московских чиновников, тормошила местную общественность, требуя рассказать всю правду о ядерном взрыве 1954 года, а затем и сделать хоть что-то для людей, десятилетия проживших там, где прошло, распадаясь, радиоактивное облако.
Активность Злотниковой, позже дважды депутата Госдумы и даже председателя думского комитета по экологии, в «тоцком вопросе» отмечал и В. Н. Григорьев, в начале 90-х годов – председатель Оренбургского областного Совета народных депутатов, а затем, до самой своей смерти в 2000 году, председатель Законодательного собрания области. С ним мы встретились летом 1999-го в его рабочем кабинете в Доме Советов, чтобы вспомнить годы, когда битвы за признание и понимание жгучей проблемы оренбуржцев, живущих в районах, подвергшихся воздействию ядерного взрыва, только начинались.
– Эта проблема давно интересует жителей нашей области, – сказал Валерий Николаевич. – И не только жителей Тоцкого и прилегающих к нему районов. Она на самом деле актуальна, потому что гриф секретности с учений 1954 года, по сути дела, так и не снят. В 1990 году я приглашал из Москвы специальную комиссию, чтобы оценить ситуацию, которая складывалась тогда, определить расчетные дозы облучения, способные оказать воздействие на состояние здоровья населения. Наши областные службы здравоохранения и статистики говорили и говорят о том, что ситуация в этих районах отличается в худшую сторону по сравнению с остальными территориями области. Комиссии работали, но ответы приходили такие, что вряд ли могли кого-то устроить…
С В. Н. Григорьевым нельзя было не согласиться. Вот, например, он пишет 15 февраля 1991 года министру обороны СССР Д. Т. Язову: «Подготовлена программа неотложных мер по ликвидации последствий… испытания. Для… изучения масштабов воздействия взрыва на население области и ликвидации его последствий необходимо полное рассекречивание материалов Минобороны, касающихся взрыва, радиационной обстановки, медицинского обследования участников испытаний и населения прилегающих регионов… Без снятия грифа секретности… невозможно решение неотложных задач программы».
Ну, кажется, все ясно: надо знать, с какими конкретно последствиями взрыва бороться, кому помогать в первую очередь и чем. Так подскажите, товарищи военные. Речь-то идет о людях, об их здоровье и жизни самой!
И вот спустя три месяца, 13 мая 1991 года, первый заместитель министра обороны генерал армии К. Кочетов наконец собрался с ответом: дескать, в июне 1990 года в Оренбургской области работала комиссия и установила, что «по ретроспективной оценке ситуации (1954 года. – В. М.) расчетные дозы облучения не могли оказать воздействия на состояние здоровья населения… Состояние здоровья населения в обследованных районах в настоящее время по основным медико-демографическим характеристикам соответствует среднеобластным показателям, включая онкозаболевания и врожденные аномалии, и не превышает таковых в контрольных районах области и РСФСР (на эту фразу прошу обратить особое внимание. – В. М.)… Вопрос о рассекречивании материалов о войсковом учении в Тоцком учебном центре в 1954 году рассматривается».
Видимо, рассматривается этот непростой вопрос и по сию пору. А может, все-таки не рассматривался никогда? Похоже на то. Судите сами: в июне 1991 года в нашу область приезжает еще одна столичная комиссия и делает выводы, почти дословно повторяющие ответ генерала Кочетова председателю областного совета Григорьеву. Правда, некоторые данные замолчать все же не удается. Например, члены комиссии во главе с О. Н. Прокофьевым не могли в своей справке не признать, хотя бы и сквозь зубы, что «по сравнению с 1979 г. отмечается увеличение врожденных аномалий в Бузулукском районе в 5 раз, в Грачевском – в 4,5 раза, в Тоцком – в 3 раза при среднем росте этих аномалий по области в 2,7 раза». То есть люди все чаще рождаются с отклонениями в здоровье. То есть замминистра обороны уличен во лжи.
Правда, тут же комиссия заключает (рано торжествуете, оренбуржцы): «Данные факты не могут быть однозначно связаны с ядерным взрывом в 1954 г., т. к. в Тоцком и Сорочинском районах… рост онкозаболеваемости не отличается от среднеобластного».
Пройдет всего три года, и 19 октября 1994 года депутаты Законодательного собрания Оренбургской области примут решение о неотложных мероприятиях по оздоровлению населения, проживающего в зоне ядерного взрыва, в котором, опираясь на исследования оренбургских ученых, констатируют: «В районах, пострадавших в результате атомного испытания, отмечается значительное увеличение онкозаболеваний. Так, с 1985-го по 1993 г. прирост составил: органы дыхания – 225 %, щитовидная железа – 260 %, лимфатическая и кроветворная система – 670 %, кожа – 131,1 %. Онкозаболеваемость детского населения возросла… в два раза… Количество детей с врожденными аномалиями и пороками развития увеличилось в 3–5 раз, показатель детской инвалидности в этом районе превышает среднеобластной показатель на 55 %».
Итак, замминистра обороны СССР уже дважды уличен во лжи. Уличены и «товарищи ученые», которые, создается такое впечатление, выполняли министерский заказ. И вся эта генеральско-профессорская брехня завершается потрясающим по своему цинизму пассажем, который до сих пор почему-то терпит бумага с текстом справки столичной ученой комиссии: «Радиофобия среди населения, особенно усилившаяся после аварии на ЧАЭС и в связи с движением против ядерных взрывов, по нашему мнению, сказывается как на здоровье населения, так и на моральном состоянии».
Это они нам поставили диагноз «радиофобия»! Люди, лгавшие и знавшие, что лгут, имели наглость горевать о нашем «моральном состоянии». А цель-то у ревнителей высокой морали с учеными степенями была, похоже, вполне определенная: минимум
