выезжали в командировки на участок Тоцкая–Сорочинская. Причем умирали они, как правило, не дожив до пенсии либо успев получить ее один-два раза. Когда умирал очередной, и опять, как и многие до него, от рака, окружающие объясняли это очень просто: «Что же удивляться? Он ведь часто бывал в Тоцком после взрыва». Все это я знаю не с чьих-то слов, все это я видел и слышал сам. Интересно отношение населения к происходящему. Я бы сформулировал это таким образом: «Правительству надо было провести испытания атомной бомбы на живых людях, в густонаселенном районе. Оренбуржью не повезло, потому что выбор пал на нас. Умирать придется раньше срока – ничего не поделаешь, значит, так надо ради каких-то высших интересов. Не мы – так кто-то другой». Вот это почти дословно я много раз слышал от отца, родных и знакомых. Причем говорилось это без возмущения или недовольства, скорее как-то покорно-обреченно. Мы же не можем, мол, как американцы, испытывать бомбы на японцах, приходится на своих. Если сейчас Минздрав СССР (напомню: это письмо я получил в конце 1990 года. –
В. М.) запрещает связывать онкологические заболевания с пребыванием в Чернобыльской зоне, то что же было в середине 50-х годов? Тогда все прекрасно осознавали: все, что связано с атомным взрывом, должно быть покрыто завесой секретности. Начать оказывать эффективную медицинскую помощь населению – значит, разорвать эту завесу. А кто мог решиться на это? Да, Сталин к тому времени уже умер, но грозный облик Лаврентия Павловича очень крепко сидел в сознании людей. Значит, все, тупик. Умирай, но молчи. Что и делали. Мои земляки просто-напросто оказались один на один с атомной смертью. Не могу согласиться с предположением, что жертвы (последствий Тоцкого взрыва среди гражданского населения Оренбуржья. –
В. М.) исчисляются десятками или сотнями. Убежден, что их тысячи, а наиболее вероятно – десятки тысяч. Я реалист, военнослужащий, офицер и реально представляю, что такое атомный взрыв и каковы могут быть его последствия, как прямые, так и косвенные. Ведь нельзя забывать, что радиация воздействует и на генетический код живых организмов, значит, пострадавшие могут быть и во втором, и в третьем поколениях.
К сожалению, Виктор Иванович не ошибался. Преподаватель Оренбургского государственного педагогического университета В. Г. Семенов, детство которого прошло километрах в пятнадцати от Тоцкого полигона, вспоминал:
– Через десяток лет после взрыва начинают умирать от рака люди, среди них и моя мать. Наша соседка, еще более молодая, погибла от рака крови. Много было случаев заболевания раком кожи у жителей окрестных деревень… В 1984 или 1985 году я был на студенческой научной конференции в Оренбургском госмединституте. Было подготовлено и сообщение о мутациях новорожденных детей в Тоцком районе, показано множество заспиртованных уродцев. Как мне показалось, сообщение было доказательным, но несвоевременным, оно опередило решение о рассекречивании на несколько лет. Поэтому и реакция на него была закономерной – институтское научное руководство заявило: «Неубедительно. Да, мутаций много, но их даже больше в других районах области». Однако доказательств данного тезиса не последовало.
Письмо жительницы Приозерского района Ленинградской области Надежды Бочкаревой, написанное в ответ на перепечатку моей статьи «Репетиция апокалипсиса» в «Комсомольской правде» от 14 сентября 1990 года, переслали мне из Москвы, из редакции «Комсомолки». «Собиралась написать давно, – признавалась она, – но было страшно, думаю, знаете сами почему». Надежде Никаноровне исполнилось восемь лет, когда над ее поселком Михайловским (не существующим теперь) Люксембургского, а ныне Красногвардейского района Оренбургской области проплыло атомное облако.
«Через 10–11 лет, – пишет Н. Н. Бочкарева, – заболела мама – рак пищевода, умерла в 1967 году голодной смертью, в страшных муках. Когда была еще в состоянии говорить, просила, умоляла врача сделать ей укол, который бы прекратил ее страдания. Меньше чем через семь лет после мамы заболела я – рак молочной железы. В это время я жила в Оренбурге. Отнеслись ко мне в онкодиспансере очень внимательно, видно, жалели, ведь 27 лет всего, маленькие дети. Я врачей просила, чтоб скорее меня отпустили, не ведала, глупая, что это не шутка. На инвалидности не была, стыдно было. Но хоть резаная-перерезаная, полуурод, живу до сих пор благодаря врачам Таисии Ивановне, Маргарите Николаевне и другим и Бога благодарю, что дал мне возможность вырастить детей… Года через два после меня заболела средняя сестра – диагноз тот же, примерно еще через год младшая из старших сестер – диагноз тот же. В 1978 году, 23 мая, умерла средняя сестра Мария, остались одни ее сыновья 19 и 13 лет. В этом же году 3 июня от скоротечного рака легких умер наш отец. Моя единственная сестра, остававшаяся в живых, жила в Сорочинске, была на инвалидности, одна воспитывала двоих детей, пенсию ей не давали, так как большая часть стажа у нее колхозная, а на производстве – всего несколько лет. Я писала в Комитет советских женщин, ей назначили пенсию 40 рублей. Естественно, ей, невзирая на болезнь, приходилось тяжело работать, чтоб прокормить детей. В итоге в феврале 1980 года она слегла – метастазы в печень, медицинской помощи не было никакой, не считая одного визита местного «онколога», которая брезгливо ткнула во вздувшийся живот и сказала: «Все ясно». Я, оставив семью и уволившись с работы, уехала за сестрой ухаживать, больше некому было. Больной смертельно человек, стенающий от боли день и ночь, двое детей, наркотики, за которыми нужно ездить каждый день, – сначала за рецептом к врачу, затем в аптеку… Это был какой-то кошмар и для меня, тоже нездоровой, еще и надорвавшейся почти неподвижным телом сестры. И страшная мысль, сверлящая мозг: «Меня ожидает то же самое…» За что над простыми людьми, наивно верившими своему правительству, и так вынесшими «все, что Господь ни пошлет», произвели такой страшный эксперимент?..»
Если кто из вас, читатели мои дорогие, может ответить на этот вопрос, то ответьте – хотя бы себе. Я ответа не нахожу вот уже более трех десятков лет и, боюсь, не найду никогда.
35 лет длился заговор молчания вокруг Тоцких учений и их последствий для солдат, офицеров и мирных жителей. За все это время ни один представитель тогдашней власти даже не подумал что-то сделать для людей, которые ценой собственного здоровья, а то и жизни доказали, что спасения от ядерного оружия нет. Лишь в 1989 году в центральной прессе появились первые робкие статьи на эту тему. С введением в действие 1 августа 1990 года закона СССР «О печати» стало возможным публиковать более подробные материалы. Тогда-то о Тоцком-54 узнали все. Тогда-то и активизировались депутаты разных уровней и руководители Оренбургской области.
В 2003 году на большой пресс-конференции в Колонном зале Дома Советов Оренбурга я задал тогдашнему губернатору А. А. Чернышеву вопрос на тему долга власти народу, больную для всех оренбуржцев тему:
– Через год исполнится 50 лет войсковым учениям с применением атомного оружия на Тоцком полигоне. Вы первым 14 лет назад на государственном уровне подняли эту проблему. Семь лет спустя мы получили постановление правительства № 1561 за подписью Виктора Степановича Черномырдина, где предусматривалось финансирование строительства медицинских учреждений в пострадавших от взрыва районах. Но денег область не получила, потому что случился дефолт и секвестирование бюджета. Собираетесь ли вы продолжить свою работу в этом направлении?
– Спасибо, что вы помните тот момент, когда еще на Съезде народных депутатов РСФСР я как депутат от Оренбуржья именно по той зоне, Бузулукскому избирательному округу, задал вопрос и Борис Николаевич Ельцин поддержал мое предложение, – ответил Алексей Андреевич. – Тогда в постановлении съезда было дано поручение выделять средства на ликвидацию последствий взрыва. В последующие годы правительство действительно не выделяло значительных средств. Но все же выделялись деньги на строительство в той зоне лечебных учреждений. Я помню, что 14 сентября 2004 года будет 50-летие. И наша задача – сделать все возможное, чтобы населению того региона помочь в оказании медицинских услуг. В Бузулуке в этом году будет открыта поликлиника, там же продолжается строительство онкодиспансера, который мы достроим за счет областного бюджета с помощью федерального центра.
Сопротивление материала
В марте 1993 года в оренбургский Дом Советов, где я в то время работал
