— Проверь у нее документы, — сказал Доллерт Газову.
На паспорте, который предъявила девушка, не было фотографии. Газов подвел задержанную к машине.
— Документ фальшивый, — прогремел Доллерт. — Вы русская радистка!
— Что вы. Я из Орла. Иду к своей тете.
— Проверим!
Так Маевская, возвратившись из Карачева, попала в камеру абвера.
— Пугни слегка эту пташку, — приказал Доллерт Замотину. — Но смотри… не зарывайся.
Замотин молчал.
Когда ввели Маевскую, Замотин добродушно пошутил:
— По какому месту вас побеспокоить… По спинке или по мягкому?
…Очнулась Маевская в камере.
— Дай-ка я тебе еще компрессик приложу, — над ней склонилась высокая женщина с худым изможденным лицом. — О господи, за что нам такие муки… Двоих моих деток-партизан убили. До меня теперь добираются…
Уже на следующий день Маевская рассказала Кузнецовой-Любохонской все, что интересовало эту матерую провокаторшу. На допросах Маевская решила не чем иным, как предательством, купить себе жизнь. Она выдала явочную квартиру Ефросиньи Дедковой и сообщила день и час встречи разведчиков Кожевникова, посланных на розыски Сафроновой.
— Первым делом зайдем к Ефросинье Дедковой, о Феде расскажем, соскучилась она по сыну, — предложила Вера Фомина. — Потом кипятку напьемся — и под одеяло. Знаешь, Зина, так хочется поспать в кровати, ну мочи нет.
Из-за деревьев начали проглядывать городские дома. Они зашли в обметанный сугробами кустарник, вырыли в снегу глубокую яму, сложили туда мины, пистолеты и листовки.
— Улики уничтожены! — удовлетворенно проговорила Вера. — Теперь мы не разведчики, а вольные птицы.
— Выкладывай сюда, вольная птица, адреса и письма, — потребовала Зина.
Фомина снисходительно глянула на подругу.
— Трусиха ты. Бумаги у меня в воротник зашиты. Будь спокойна.
Часовой у мясокомбината равнодушным взглядом проводил девушек с санками и хворостом.
Фомина расхрабрилась и приветливо помахала рукой проезжавшим на машине солдатам.
За разговором незаметно подошли к улице Петра Великого. Низенькие домики под тяжелыми снежными шапками казались необитаемыми.
У дома №28 остановились и постучали. Никто не отозвался. «Спят, что ли?!», — подумала Фомина. Толкнула дверь и обмерла. На широкой деревянной кровати, по-татарски поджав под себя ноги, сидели агенты.
— Заждались мы вас, голубушки, — захохотал сын Замотина Александр. — Месячный паек самогона за два дня пропустили, играючи, карты износили.
Семенцов, Филиппов и Илларионов обступили разведчиц.
— Листовки-то под юбкой ищи, Сашка, — скалил зубы Семенцов.
Подъехали две легковые машины, вызванные агентами. Фомину посадили в одну, Зину — в другую.
Два дня Фомину держали в одиночной камере, потом привели к Замотину. «Батя» открыл большой железный ящик, вытащил плоскую бутыль с прозрачной жидкостью.
— Спирт. Чистый. Все печали снимает, — сказал он, наливая полный стакан.
Фомина подумала: «Легче будет переносить муки» и выпила до дна.
— Умница, — похвалил Замотин. — Теперь отдохни.
Через час она еле держалась на ногах. Ее опять ввели к следователю.
— Давай, дочка, выкладывай как на духу.
— А мне нечего выкладывать-то, — выпалила Фомина.
Замотин вытер платком губы.
— Тогда я буду рассказывать.
Он разложил на столе большую карту, ткнул пальцем в треугольник, помеченный красной буквой «Д».
— Вот здесь Дука с автоматом ходит, а ты, бедная, клопов в тюрьме кормишь…
— Что вы от меня хотите? — прервала его Вера.
— Назови всех подпольщиков.
— Сами ищите.
— Не запирайся. Твоя подружка Зина, — Замотин приврал, — о тебе все сказала. Ты связная и знаешь адреса подпольщиков.
— Сука!.. Если она сказала тебе про это.
— Ничего, я тебя тоже перекрещу. — Замотин щелкнул языком. — На то меня и Батей величают. — В комнату ввалились двое подручных.
Фомину растянули на лавке. Замотин сорвал платье и принялся хладнокровно стегать…
Он выходил из себя: никак не мог понять, почему она так стойко переносит пытки.
— Хара́ктерные девки мне попались, — жаловался Замотин Шпейеру. — Смугленькая, Голованова, молчит, будто язык проглотила, а эта Фомина лается, как собака.
— Следствие — это прежде всего поиск тропинки к душе, — сказал Шпейер с чувством превосходства над Замотиным и этим больно ранил его. — Дай-ка мне одну из них. — Слова прозвучали явно хвастливо.
Фомину отправили в госпиталь. Она подумала, что замотинские кошмары миновали.
Однажды за Фоминой пришел Шпейер. Посадил ее в легковую машину, отвез в полицию на Брянск-второй. Со скрипом отворилась дверь. И Фомина увидела мать. Анастасия Афанасьевна обхватила ее и зарыдала.
— Жива! Жива!
Шпейер любовался этой сценой. Потом взмахнул рукой, и солдаты ввели в комнату брата Фоминой — Генку, опухшего от побоев.
— Он партизан и бандит. Приговорен к расстрелу, — сказал Шпейер. — Он подкладывал мины под наши поезда. Но мы можем пощадить его, если дочь ваша, Вера, во всем признается.
В тяжелой, напряженной тишине щелкнул предохранитель парабеллума. Анастасия Афанасьевна припала к коленям дочери, заголосила по-бабьи, как по покойнику:
— Расскажи им, Веруся, расскажи… Пожалей мать… расскажи.
— Молчи, Верка, не будь дурой, — глухо выговорил Генка. — Все равно они…
Шпейер ткнул дулом парабеллума Генку в бок.
По телу Анастасии Афанасьевны пробежала судорога. У нее уже не было сил кричать. Она, стоя на коленях перед дочерью, рвала волосы и шепотом вымаливала:
— Ты и меня убьешь.
Фомина не выдержала, бросилась к Шпейеру.
— Я все скажу, только прекратите!.. — рухнула на стол и разрыдалась.
— Давно бы так, — Шпейер вытер вспотевшую лысину и кивнул Анастасии Афанасьевне: — Иди домой и жди своего щенка.
— Дура!.. — закричал Генка, но его с матерью тут же вывели.
Приехав в абвер, Шпейер снисходительно хлопнул Замотина по плечу.
— У меня Фомина заговорила.
В смежной камере шли допросы.
Инженер Макс, маленький, очкастый, его обвиняли в диверсии на электроподстанции, «колдовал» у стены, стараясь подслушать… Ничего не получалось.
Анатолий Кожевников не находил себе места. «Как сообщить в лес о предательстве Фоминой и Маевской?..» Терзала мысль о неудаче: задание не выполнено, группа почти вся арестована.
— Прекрати, — заорал он на инженера, — все равно ни черта не услышишь.
Потом опомнился:
— Извини… Душа жгутом перетянута…
В камеру втолкнули долговязого парнишку. Лицо показалось Кожевникову знакомым.
— Где я тебя видел? — в упор спросил он.
— Я вас не знаю, — поспешно ответил долговязый. — Меня арестовали по ошибке.
— Как зовут?
— Лисовский… Николай…
Кожевников стал припоминать:
— Кажется, его ввел в подпольную организацию Васька Семенов. Его кличка «Пуля»… Точно, он.
— Пуля?
Лисовский испуганно попятился.
— Откуда вы меня знаете?..
— Знаю! Васька где?
— Вася ушел.
— Куда?
— В лес.
Кожевникова вызвали на допрос.
Инженеру затея удалась, стена стала прослушиваться. Он комментировал обрывки расслышанных фраз:
— Предлагают три тысячи марок… Обещают ад… Бьют сволочи…
Кожевникова принесли в камеру и бросили на пол. Его обступили. Открыв глаза, он увидел над собой заплаканную девушку. Она вытирала кровь на его шее.
— Спасибо, — прохрипел Кожевников и попытался приподняться.
— Лежите, — она мягко держала его за плечи.
— Вы из отряда имени Кравцова? — тихо спросила девушка.
Кожевников промолчал, будто не слышал.
— Я тоже выполняла задание партизан, зовут меня Лиза Браудер, — призналась она.
Глаза Кожевникова потеплели.
— Я попалась глупо, — сокрушалась Лиза. — В сочельник Корюк опустел. Взбрело в голову проверить сейф в кабинете майора Кнеля. А сейф оказался с сигнализацией…
Стемнело. За стеной все утихло. Стали укладываться спать, кто на чем.
□ □ □
Доллерт, вежливо улыбаясь, предложил заполнить анкету и написать автобиографию. Петр отшвырнул листки.
— Я не собираюсь наниматься к вам на службу.
— Как сказать… Голубые глаза Доллерта оценивающе окидывали арестованного подпольщика. — Замотин, займись им.
«Батя» крепко взял Петра Лебедева за руку.
— А ты ежистый. Но я иглы твои повыщипаю.
Истязали Петра долго — с шести вечера до часу ночи. Тело стало синим, как обожженная сталь.
— Ты что, без нервов? — Замотин вытер лоб подолом рубашки. — Умаял меня.
— Напрасно трудишься, холуй, — Петр выплюнул выбитый зуб. — Сам скорее психом станешь, чем нас перешибешь.
— Не перешибу, так перебью, — выдавил Замотин.
На другой день Петра вызывали еще несколько раз. Требовали назвать сообщников. Предлагали поступить на службу в абвер. Доллерт пошел на уступки.
