Ирен умерла от лейкемии. После 30 лет жизни в любви и согласии Жолио не перенес утраты и два года спустя скончался от заболевания печени. Болезни обоих стали результатом воздействия радиоактивности на протяжении нескольких десятилетий. Даже в смерти Жолио-Кюри остались неразлучны.
После освобождения из Фарм-холла в январе 1946 г. Вернер Гейзенберг и Карл фон Вайцзеккер подверглись резкой критике за свои действия во время войны, особенно за исследования ядерного деления для Третьего рейха. Как ни странно, больше всего Гейзенберга расстроили не обвинения в сотрудничестве с преступным режимом, а позиция Гаудсмита, что немцы потерпели поражение отчасти из-за того, что не поняли физику атомного оружия. Этого оскорбления Гейзенберг не стерпел и принялся яростно отстаивать свою научную честь. Позже Гаудсмит признал, что переоценил научные заблуждения Уранового клуба, но его по-прежнему поражало, что, по его выражению, «их гораздо больше задевало обвинение в глупости, чем в симпатиях к нацизму». По сей день историки бесконечно обсуждают причины неудачи нацистского проекта создания атомной бомбы, причем часть из них принимают версию Гейзенберга и Вайцзеккера, а другие находят ее своекорыстной и недостоверной.
Как бы то ни было, война изменила Гейзенберга. Исчез склонный к легкомыслию жизнелюб, и его место занял пожилой мужчина; некоторые шепотом поговаривали о параллелях с «Портретом Дориана Грея». Он пытался наладить отношения с коллегами из других стран, но прежняя теплота между ними не вернулась: в 1960-е гг. даже ходили разговоры о том, что всякий раз, когда он посещал ускоритель элементарных частиц в швейцарском ЦЕРНе, в кафетерии ему приходилось сидеть в одиночестве. Одним из немногих утешений в преклонном возрасте стало для Гейзенберга то, что спустя десятилетия после его провальной попытки предложить руку и сердце сестре Вайцзеккера Адельхайд его сын женился на ее дочери, наконец соединив семьи.
После войны Гейзенберг несколько раз ездил в Соединенные Штаты и в паре случаев даже навещал Гаудсмита. Однако он всегда останавливался в отеле, а не у него дома. Гаудсмит так и не набрался духу, чтобы заговорить со своим бывшим кумиром о холодном письме, которое тот написал в ответ на просьбу выступить в защиту его родителей. Когда в 1976 г. Гейзенберг умер, Гаудсмит написал пространный некролог, в котором пришел к выводу: «По моему мнению, его в некотором отношении следует считать… жертвой нацистского режима».
Когда миссия «Алсос» завершилась, Борис Паш был направлен в Токио для помощи Японии в переходе к демократии. Но бывший белогвардеец не мог устоять перед соблазном насолить красным даже там. Вскоре после прибытия он узнал, что Советский Союз разработал план проникновения в Русскую православную церковь в Японии, для чего туда под видом епископа должен был быть направлен спецагент. Сама идея вызвала отвращение у Паша, сына православного священника, и он перехитрил Москву, организовав назначение американского епископа. Москва была в ярости, и, когда американский епископ прибыл на свою первую литургию, поползли слухи, что русские провокаторы устроят в церкви беспорядки, возможно, даже бунт. В ответ Паш устроил демонстрацию силы: «Я вошел… в дом Божий, – сообщал он в письме отцу, – с молитвой в сердце и полицейской дубинкой в кармане». Возмутители спокойствия притихли, и новый епископ спокойно приступил к служению.
В 1946 г. тренер Паш устроился учителем в среднюю школу в Лос-Анджелесе. Но после захватывающих событий войны учительская стезя утратила для него всякую привлекательность, и он уволился, перейдя на работу в новообразованное ЦРУ в Вашингтоне. (В отличие от Мо Берга, Паш был именно таким профессиональным шпионом, каких они искали.) Никто точно не знает, чем он занимался в ЦРУ, хотя Говард Хант, участник печально известного Уотергейтского дела, позднее обвинял его в том, что он руководил «подразделением мокрых дел», которое специализировалось на ликвидациях и политических убийствах в коммунистических странах Европы. (Паш категорически это отрицал.) В документах есть намеки на причастность Паша к планам свержения правительства Албании, а по слухам, он участвовал и в попытке убить Фиделя Кастро с помощью отравленной сигары. Никаких официальных обвинений так и не было предъявлено, и после выхода на пенсию Паш жил в Калифорнии, где и скончался у себя дома в мае 1995 г. в возрасте 94 лет. Учитывая его сомнительную деятельность как во время, так и после миссии «Алсос», современные конспирологи без особого труда связывают его с чем угодно – от заговора иллюминатов до убийства Джона Кеннеди.
После гибели первенца Джозеф Кеннеди – старший сосредоточил свои политические амбиции на втором сыне, который в 1960 г. стал президентом США. Но дух Джо Кеннеди – младшего всегда витал в Белом доме того периода. Во время Карибского кризиса президент направил на усиление блокады Кубы эсминец, названный в честь его старшего брата. Когда же Кеннеди пообещал отправить человека на Луну, главным конструктором NASA стал не кто иной, как Вернер фон Браун, немецкий ученый-ракетчик, чье смертоносное «Фау»-оружие когда-то напугало союзников и заставило их начать операцию, жертвой которой пал Джо.
На протяжении многих лет Кеннеди поддерживали связь с семьей инженера Бада Уилли, чье несовершенное устройство активации взрывателей, по-видимому, и стало роковым для «Стильного черного костюма». Смерть Уилли оставила его семью без средств к существованию, поэтому Кеннеди-старший учредил благотворительный фонд, который позволил трем его детям получить образование. В 1963 г. президент Джон Кеннеди даже пригласил вдову и дочь Бада Уилли на завтрак во время своего визита в Техас. А точнее, в техасский город Даллас. Это был последний завтрак в его жизни.
Любимый бейсболист маленького Джона Кеннеди Мо Берг получил несколько предложений вернуться в Главную лигу в качестве тренера. Он отверг их все. Вместо этого он попытался вернуться в разведку, выполняя внештатные поручения ЦРУ и НАТО, в частности проводя интервью с европейскими учеными по вопросам противоракетной обороны. Но Берг оставался Бергом: в этих поездках он накапливал огромные счета в отелях и ресторанах или срывал встречи, чтобы, например, вместе с Флейтой поесть фондю в Цюрихе. Неудивительно, что его работодатели не оценили такой легкомысленный подход к делу («Эта операция влетает нам в копеечку и вылетает в трубу», жаловались в ЦРУ), и в 1950-е гг. поток внештатных поручений стал иссякать. К тому времени Берг жил в Ньюарке у старшего брата Сэма и всякий раз встречал почтальона вопросом: «Есть ли почта из Вашингтона?» Ответ все чаще оказывался отрицательным.
В перерывах между заданиями Берг работал редко, предпочитая сидеть у кого-нибудь на шее. К дому брата он относился как к хранилищу книг и «живых» газет, сотнями раскладывая их на столах, стульях и кроватях. Когда Сэм наконец его выгнал, он перебрался к сестре Этель, страдавшей пограничным расстройством личности и жившей в нескольких кварталах от брата. Берг также неустанно путешествовал, забалтывая вагонных проводников байками ради бесплатного проезда и появляясь без предупреждения в домах старых друзей, имея при себе лишь бритву и зубную щетку. Немало спортивных обозревателей, зарегистрировавшись в гостинице, обнаруживали в своем номере Берга, уже принимающего там ванну, так как он уговорил администратора пустить его подождать постояльца. Он даже сопровождал одного из своих друзей во время медового месяца.
Положение Берга едва не изменилось в 1960-е гг., когда некий издатель предложил ему 35 000 долларов за мемуары о его похождениях в качестве атомного шпиона. Но на одной из первых встреч какой-то невежественный младший редактор перепутал Мо Берга с Мо Ховардом из комедийного трио «Три балбеса» («Мне так нравятся все ваши фильмы»), после чего Берг в ярости выбежал вон. На самом деле Берг, скорее всего, использовал это как предлог, чтобы уклониться от сделки. Он уже несколько раз пытался составить мемуары, набрасывая отдельные абзацы на конвертах, салфетках, библиотечных бланках, расписаниях поездов и листках отрывного календаря. (На одном из таких обрывков знаменитое уравнение Эйнштейна записано как m = Ec2. Бергу явно не помешало бы немного подучиться.) Но разрозненные записи так и не сложились во что-либо связное, и в
