не крутится и ничего не двигается. Звуковой тон возникает как бы непосредственно в электрической цепи. Как это часто бывает, свое изобретение Термен совершил абсолютно случайно. Прибор, который он создал, первоначально предназначался для измерения проводимости газов. Именно этой темой молодой Лев Термен занимался, работая в физико-техническом институте в Петрограде. Но как только прибор начал звучать, Термен, у которого был тонкий музыкальный слух, тут же сообразил, что к чему.
Новый инструмент Лев Сергеевич поначалу окрестил этерионом. Здесь тот же корень, что и в слове «эфир», инструмент как бы получает музыку из воздуха. Демонстрация прибора коллегам стала заодно и первым концертом Термена. На своем инструменте он ловко исполнял классические произведения, например Глинку, Сен-Санса или Скрябина. Вдобавок ко всем достоинствам, терменвокс еще и очень необычно звучал. Его хрупкий и нежный тембр чем-то напоминал музыкальную пилу. Изобретение произвело на всех такое впечатление, что вскоре Термен уже показывал свой инструмент Ленину. Причем, как гласит легенда, Ильич, который тоже был неравнодушен к музыке, со сложным инструментом освоился очень быстро и вскоре уже сам исполнял на нем «Жаворонка» Глинки.
Дальнейшая жизнь Термена (Лев Сергеевич прожил целых 97 лет) могла бы стать темой для отличного байопика или даже сериала. В конце 20-х он, например, надолго уехал в Америку, тогда между Советским Союзом и США были довольно теплые отношения. Там он запатентовал некоторые свои изобретения, а права на выпуск терменвокса предоставил Radio Corporation of America. И именно с выпуска терменвоксов начнется карьера другого великого изобретателя, Роберта Муга. Тогда же Термен создал ритмикон, прообраз нынешней драм-машины, а среди других его изобретений была, например, охранная система для знаменитой тюрьмы Синг-Синг.
Кроме этого Термен вел очень активную светскую жизнь. В Америке он общался с Гершвином, Равелем, Чарли Чаплином и даже с Энштейном. После этого Термен вернулся в Союз, где прошел через сталинские лагеря, а также работал в «шарашке», где одним из его сотрудников был молодой Сергей Павлович Королев. В конце 1940-х Термен был реабилитирован и работал на КГБ, для которых разрабатывал в том числе и подслушивающие системы. Последним штрихом к этому и без того красочному портрету стало то, что в 1991 году Лев Сергеевич, которому на тот момент было 95 лет и который никогда до этого не был членом партии, наконец вступил в КПСС. На вопрос, зачем это ему нужно, Термен просто ответил: «Я обещал Ленину».
Как бы то ни было, музыкальный инструмент, который позже будет назван его именем, так и останется главным изобретением Термена и тем, чем он и войдет в историю. Путь терменвокса в музыкальный мир тоже был долгим и довольно непростым. Поначалу использовался он главным образом в кино. Например, в Советском Союзе на него одним из первых обратил внимание Шостакович. А в 1945-м терменвокс уже звучал в Голливуде, в саундтреке к фильму Хичкока «Завороженный», что как бы вполне логично, инструмент это безладовый и очень неплохо создает саспенс.
Но по-настоящему популярным терменвокс стал уже где-то ближе к концу XX века. Начиная с 1970-х его уже использовали все кому не лень, начиная с Led Zeppelin, у которых терменвокс звучит в композиции «Whole Lotta Love», и заканчивая, скажем, Жаном-Мишелем Жарром и Portishead. И тут снова не обходится без россиян. Одной из самых видных и заслуженных исполнительниц на терменвоксе стала Лидия Кавина, к слову сказать – тоже родственница Льва Термена. Она уже давно считается, что называется, гражданкой мира и примерно одинаково известна как в академической среде, так и в шоу-бизнесе. Ее терменвокс звучит, например, в оскароносном фильме Тима Бёртона «Эд Вуд» или в триллере Брэда Андерсона «Машинист». Но, конечно, куда чаще она исполняет произведения академических композиторов. А еще имя Льва Термена получил (впрочем, кажется, без благословения самого Льва Сергеевича) Терменцентр – организация, которая занимается не только музыкальной, но и просветительской деятельностью. Один из их приоритетных интересов – это как раз история отечественной электронной музыки.
Но вернемся в 20-е годы прошлого века. Время это было интересно в первую очередь тем, что в России после революции процветал авангард и модернизм. Деятели искусства только и мечтали о том, чтобы отказаться от всех штампов предыдущих лет, а помогали им в этом ученые. Нашими следующими героями станут Арсений Авраамов и Евгений Шолпо. Вместе они еще в 1917 году создали общество имени Леонардо да Винчи, целью которого было, что называется, поверить алгеброй гармонию. На музыку и принципы ее устройства Шолпо, Авраамов и их коллеги смотрели в первую очередь с позиции физики. Оба они были инженерами, одним из их приоритетных интересов стало создание устройств, способных исполнять музыку без участия музыканта. Ну то есть, по-нынешнему говоря, прото-секвенсоров.
Авраамов в 1920-е годы стал активно проявлять себя не только как инженер, но и как композитор. В историю он вошел в первую очередь как автор «Гудковой симфонии», произведения, в котором центральную роль играли гудки фабрик и заводов по всему городу. Также в ней использовался шум самолетов, пушечные выстрелы, свист пара и тому подобные немузыкальные звуки. Самое удивительное, что симфония эта вовсе не осталась на бумаге, а даже целых два раза исполнялась. Один раз в Баку в 1922-м, другой раз в Москве в 1923 году. Аудиозаписи этих исполнений, конечно же, не осталось, но уже в наше время по партитурам Авраамова были сделаны реконструкции. И штука эта очень впечатляющая, более всего «Гудковая симфония» похожа на чуть более авангардные записи группы The Orb.
Таких людей, как Авраамов и Шолпо, не мог не заинтересовать синтез звука. Причем шли они здесь вовсе не путем Термена, а как бы своей собственной дорогой. В основе любого звука всегда лежит колебание. В случае с живыми инструментами – это колебание струны. Движение мембраны в любом динамике тоже создает то самое колебание, звуковую волну. Авраамов и Шолпо, в свою очередь, создавали эти звуковые колебания фото-электронным способом. Устроены фотоэлектронные синтезаторы примерно так: по одну сторону у нас есть световое излучение (например, мы светим сильным направленным фонарем), по другую – фотоэлемент, который на этот свет способен реагировать. А вот между ними находится, например, вращающийся диск с прорезями. Причем вращается он очень быстро. И это мелькание, чередование света и тени, и создает на фотоэлементе звуковое колебание. Параметры звуковой волны, ее форма и частота (то есть высота тона, нота) зависят как раз от формы и площади прорезей на этих дисках, а также от скорости их вращения.
В 1920-е годы эту технологию знали, конечно, не только в Советском Союзе. Например, в Австрии в 1927 году был создан синтезатор «Super Piano», у которого даже была клавиатура фортепианного типа, а каждой нажатой клавише соответствовал свой набор дисков, вращающихся с определенной скоростью. Но советские инженеры придумали, как бы развернуть эту
