Подъезд - Андрей Гупало

— Итак, в ходе нашего исследования нам удалось обосновать следующее положение: в рамках экзистенциальной парадигмы, идеалистическая и материалистическая модели возникновения сознания у homo sapiens деактуализируются. Единственной верифицируемой теорией необходимо признать теорию отражения, подтверждением которой является детерминированность поведенческих моделей социума и индивида.

Докладчик нажал кнопку пульта, и презентация вернулась к слайду с названием кандидатской диссертации: «Теория отражения в психологии в свете экзистенциальной парадигмы». Ниже более мелким шрифтом было написано: «Аспирант кафедры философии и психологии ТаГУ Величко Сергей Платонович».

Повисла короткая пауза: члены диссовета, сидевшие за составленными в виде буквы П столами, зашевелились, потирая затёкшие ноги и руки.

— Позвольте, коллеги, ознакомить Вас с рецензией на представленную работу, — не поднимаясь из-за стола пробасил мужчина в помятом клетчатом пиджаке. Монотонным голосом он «довел до сведения присутствующих», что «вынесенная на защиту работа, хотя и не устраняет всех противоречий двух философских систем», однако «имеет ряд неоспоримых достоинств, главное из которых — глубокое погружение автора в тему исследования и нетривиальность выводов». В заключение он рекомендовал автору не останавливаться на достигнутом и продолжить работу в избранной им области философской науки.

Выступавшие вслед за научным руководителем оппоненты, серьезных контраргументов не выдвигали, разве что посетовали на через чур вольное обращение автора с научными терминами, что прозвучало как завуалированная похвала.

— Коллеги, — обратилась к присутствующим дама в бежевом брючном костюме с «бубликом» на затылке, — у кого есть вопросы к диссертанту?

— А что? Неплохо, очень даже неплохо… э-э-э…

— Сергей Платонович, — пришла на помощь белому, как лунь, старичку-председателю, дама с бубликом.

— Да, да, конечно… Сергей Платонович! Знаете, мне очень импонирует Ваш стиль, да и…

— Началось, — недовольно буркнул сидевший на другом конце стола лысый толстяк.

Председатель между тем закашлялся и потянулся к непочатым Ессентукам.

— А я согласна с Фомой Лукичем! — воскликнула ярко накрашенная моложавая старушка, похожая на богомола.

— Эта работа стоит того, чтобы о ней узнало научное сообщество!

— «И все прогрессивное человечество», — фыркнул толстяк.

— Да, профессор, — парировала нападение женщина-богомол, — и все прогрессивное человечество! Вы умница, Серж, я всегда говорила: Серёжа Величко далеко пойдет!

Старичок наконец осилил крышку Ессентуков, сделал пару глотков, и, крякнув от удовольствия, продолжил:

— Я это о чем… А! Вы в главе о литературе изволили упомянуть Живаго Дмитрия Сергеевича.

— «Неживаго» уже, — мрачно сострил лысый.

— Живаго — выдающийся философ современности, — не расслышав шутки лысого, продолжил Фома Лукич. — В 1967 году мы с Дмитрием Сергеевичем учились на одном курсе в Ленинградском университете…

— В Санкт-Петербургском, — не унимался толстяк.

— А, что? — запнулся старичок, сбитый с толку.

Видя, что работа совета буксует, секретарь попыталась напомнить присутствующим о цели собрания:

— Коллеги! Чтобы защита состоялась, нужны ваши вопросы. Пожалуйста! Мы не можем продолжить работу, если не будет обсуждения.

— Ну какие могут быть вопросы, милочка! Сам Фома Лукич оценил, давайте уже голосовать.

Секретарь метнула в сторону распоясавшегося лысого испепеляющий взгляд, но нарвавшись на похабную улыбку, покраснела и принялась наводить порядок в бумагах.

— Позвольте один вопрос, — неожиданно прогнусавил мужичок в очках с толстыми линзами, выползая из-за стола, словно червь из земли.

— Прошу, Ипполит Марленович! Кому как не вам. Вы единственный из присутствующих с Гегелем на короткой ноге! — попыталась пошутить секретарша.

Поворошив стопку бумаг, знаток Гегеля поднес страницу печатного текста к самому носу.

— Мне не совсем понятно, что вы имели ввиду, говоря о… «метафизической сущности сознания». Надеюсь вы понимаете, что теория отражения — сугубо научная концепция, и любая метафизика здесь неуместна.

Лысый, глубоко вздохнув, приложил ладонь ко лбу и обреченно посмотрел на бутылку минералки: заседание продолжалось третий час, и бутерброды с красной икрой на сливочном масле, скорее всего, уже превратились в желе.

— Благодарю за вопрос, профессор! — оживился стоявший все это время немым истуканом молодой диссертант. — Несовместимость гегелевской философии с теорией отражения — очевидный факт. Но дело в том, что в онтологии Гегеля бытие и сознание неразделимы. А значит мы вправе интерпретировать эту неразделенность, как зависимость идеальных феноменов от бытия-материи: в начале — бытие, из него — абсолютный дух, из духа — сознание.

— Любопытно. А вам не кажется, что, опрокидывая гегелевскую модель саморазвития абсолютной идеи вы, некоторым образом, оправдываете религиозное мировоззрение? Какая разница: Бог создал мир, или идея Бога появилась в процессе эволюции?

— Да уж, теологией попахивает, — ухмыльнулся толстяк.

— При чем тут теология?! — обиделась женщина-богомол. — Ваши придирки беспочвенны.

— Ничего, ничего, Регина Карловна, я ждал этого вопроса, — успокоил защитницу диссертант.

— Если вы заметили, — обратился он к лысому, — я ни разу «не упомянул имя Божие всуе».

Женщина-богомол бросила в сторону лысого злорадный взгляд.

— Но вы правы — предлагаемая мною концепция отнюдь не отрицает религию.

Богомол, откинувшись на спинку стула, ахнул и прижал лапки к груди.

— Конечно, этот вопрос выходит за рамки моей работы, но, если позволите…

— А что, это очень даже… современно! — одобрительно закивал председатель, с рассеянной улыбкой наблюдавший за диалогом. — Новые времена, знаете ли. Кстати, не так давно, году в 85-м, мы были на одной научной конференции в Вене. И — представьте себе! — там была секция по теологии!

— Коллеги, давайте не отвлекаться, — раздраженно перебила председателя секретарша.

— Ну уж нет: nescit vox missa reverti 1. Давайте побогословствуем! — плотоядно ухмыльнулся лысый, вычурно окая на последнем слове.

Легкая усмешка пробежала по лицу диссертанта, и он, вернувшись за кафедру, стал излагать свое кредо:

— Видите ли, спор между идеалистами и материалистами мне кажется таким же контрпродуктивным, как детская загадка про курицу и яйцо.

— Ха! — громко выдохнул лысый, демонстративно сложив пухлые руки на груди.

— Я исхожу из фундаментальной необходимости обоих феноменов. Возьмем, к примеру, религию и философию. Религии всегда не хватало философии — так родилась теология. Но теология — это догматика, а любые ограничения — смерть для разума. Гегель первым попытался примирить религию и философию. Но не учел инерции научного знания — стрела, выпущенная в космическом пространстве, движется бесконечно.

Женщина-богомол буквально млела от счастья, внимая «своему Сержа».

— В трудах Маркса концепция саморазвития абсолютного духа оформилась в диалектический материализм, отчего философия перестала быть сама собой — царством мысли и религией разума. Необходим новый синтез религии и науки: нужно закончить все эти споры о первородстве и,