пока и не спешил нападать, но это было лишь вопросом времени.
Потому что он уже почти скалился, уже выпускал свои страшные когти.
— Ты лишила себя отдельной постели. Сама.
— Не припомню такого.
— Когда ответила «Да» у алтаря. Какая у тебя, однако, короткая память, — он не смотрел мне в глаза, а, кажется, рассматривал мои волосы.
Могу себе только представить, как я сейчас выглядела — в измятом свадебном платье и с хаотично рассыпавшимися по плечам локонами. Да и весь этот макияж давно пора смыть — сейчас он давил на меня, будто глиняная маска.
— Вот бы она была ещё покороче, — огрызнулась я, — тогда я могла бы забыть этот день.
Он хмыкнул, и меня это ожидаемо завело.
— Будто я не понимаю, что моё «Нет» роли никакой не играло!
Дед ясно дал мне понять — после его скорой кончины меня просто сожрут, я снова пойду по миру. И это в лучшем случае. Выиграть войну с конкурентами Канатасам поможет только Уваров, и надёжнее любых контрактов сделку скрепит этот брак. Дед что-то знал, но этим знанием делиться совсем не спешил.
— Послушная внучка, — протянул Уваров с издёвкой, — в одном шаге от послушной жены.
— Даже не рассчитывай на это, — вспыхнула я.
Он ответил мне пристальным взглядом:
— Довольно склок на сегодня. День был долгим.
Ну наконец-то. Свобода…
Я расслабила плечи и отвернулась, чтобы отправиться на поиски хоть какого-то места для отдыха, но его слова пригвоздили меня к месту.
— Закрой двери. Приглуши свет. И раздевайся.
Я застыла, позабыв как дышать.
Да нет же… нет. Ослышалась.
Ну конечно, ослышалась. По-другому и быть не могло.
— Снимай свой наряд.
Нет. Не ослышалась.
Мне пришлось снова к нему повернуться. Это… это очередная идиотская шутка?
Но на застывшем лице моего теперь уже мужа не было ни намёка на улыбку. Он вынул из кармана брюк телефон, взглянул на засветившийся экран — очевидно, что-то прочёл, — а потом бросил его на кресло, прямо поверх валявшегося там пиджака. Поднял взгляд на меня — не взгляд, а штормовое предупреждение.
— Ну?
— Что… ну?
Уголок его рта дёрнулся, будто он скрывал усмешку:
— Я велел тебе раздеваться. Или наряд настолько пришёлся тебе по душе, что ты собралась таскать его до самого утра?
Ничего сильнее я сейчас не хотела, чем избавиться от этого платья, но не подобным же образом!
Я вцепилась в тяжеленные юбки, будто готовилась в случае чего ринуться наутёк.
— Это совершенно не твоя забота! Как тебе только в голову пришло требовать от меня подобное?
— Тебе снова память отшибло?
— Если ты думаешь, что брачные клятвы позволяют тебе требовать от меня такие вот непотребства…
— Позволяют, — оборвал он угрожающе. — Я исполнил свою часть договора. Заключил эту чёртову сделку. И хочу посмотреть, что по её условиям приобрёл. Подозреваю, овчинка не стоила выделки.
Жар со скоростью света залил меня до самой макушки, и я не понимала, что возмутило меня сильнее: его уверенность в том, что заключение брака даёт ему права распоряжаться мною, как вещью, или его сомнения в том, что я вообще достойна внимания.
Сволочь! Сволочь в квадрате!
— Какое же ты… какое же ты ч-чудовище, — пробормотала я, продолжая комкать несчастные юбки.
— Как угодно. Это не худшее, что мне доводилось о себе слышать, — он приподнял бровь. — Ну так что? Или сама раздеться ты не в состоянии?
— Я н-не собираюсь потакать твоим… твоим больным фантазиям, — всё внутри ходило ходуном, я едва слова выговаривала.
— Это первая брачная ночь. Нас сковал договор. Смирись с этим, бродяжка.
Я замотала головой:
— Это… бред. Ты же сам мне сказал, что спать со мой не собираешься!
И вот тут насмешка наконец-то выползла на его губы — хищная, так и не коснувшаяся глаз.
— Разве кто-нибудь говорил о постели?
Захотелось как следует впечатать кулак в его тяжеленную челюсть, чтобы заставить его губы скривиться от боли.
— Ты… ты просто хочешь меня унизить, — догадалась я. — Напомнить мне, где моё место. Напомнить, что теперь волен делать со мной, что тебе заблагорассудится. Хочешь отомстить мне за решение моего деда.
— К которому ты никого отношения, конечно же, не имеешь.
— К его решению выдать меня за… за тебя? — опешила я. — А разве кто-нибудь в своём уме захотел бы пойти за такого, как ты?!
И мне, кажется, удалось, метнуть достаточно увесистый камушек, пустивший трещину по этому фасаду мрачной невозмутимости.
Уваров вынул руки из карманов брюк и шагнул ко мне. Я невольно отступила назад, приподнимая подол платья, чтобы не путался под ногами.
— То есть вчерашняя сирота без гроша за душой воротила бы нос от подобного брака?
— Это омерзительно, — я отступила ещё на шаг, — омерзительно всё мерить деньгами.
— Неужели? И где бы ты сейчас была без денег своего деда?
— Да какая тебе разница! — рявкнула я. — Где угодно, но точно не здесь, не на правах пустого места! И после такого вот отношения ты ещё смеешь предполагать, что я по доброй воле пошла за тебя замуж? Да мне смотреть на тебя тошно!
Не знаю, как он это сделал. Зато знаю, насколько неуклюжей и медлительной оказалась я. Уваров в мгновение ока уничтожил расстояние между нами, и опомнилась я только когда его пальцы впились в мои руки повыше локтей.
— Тошно? — переспросил он до странности низким голосом.
Я горела. Голова шла кругом. От него пахло каким-то безумно приятным парфюмом, и это совсем не вязалось с тем, что я сейчас к нему чувствовала. Это несправедливо! Мне не должен нравится его парфюм!
— Тошно, — процедила я, — до умопомрачения.
Он изучал моё лицо с методичностью следователя на допросе:
— Многое отдал бы, чтобы узнать, что ты скрываешь за этими взрывами праведного гнева, маленькая Канатас. Какую интригу плетёшь и что тебе за её успех пообещали.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — все мои попытки вырваться ни к чему не привели. — Ты просто чёртов параноик, вот и всё.
— Я жив благодаря тому, что ты зовёшь паранойей.
— И очень жаль! — слова слетели с моего языка прежде, чем я смогла его прикусить.
Он замер на миг, но потом совершенно неожиданно усмехнулся:
— Порой я тоже так думаю.
Я невольно сглотнула. В его голосе звучала странная горечь, но он не позволил мне на ней сосредоточится, скользнул взглядом по вырезу моего платья и напомнил:
— Но сегодня я жив. Я здесь. И я требую, чтобы ты разделась.
— Требуй это от своей рыжей подруги, — прорычала я. — Она
