распорядителя.
Невыносимая тишина.
Его равнодушное «Да».
И моё ответное «Да» — нервное, едва слышное.
Шлейф пустых разговоров, калейдоскоп улыбок, не касавшихся глаз, и до тошноты неискренних поздравлений. Чужие, незнакомые лица.
Моя дрожащая рука на сгибе его локтя — окаменевшего, будто и неживого.
Неимоверное напряжение чуть-чуть разжало свои жуткие когти, когда церемония осталась далеко позади, и гости расселись под исполинским навесом, убранным с изумительной роскошью.
Я тайком смахнула слезу со щеки. Эта свадьба… она выглядела в сто раз кошмарнее из-за царившей вокруг неземной красоты.
В озере, на берегу которого высился шатёр, плавали лебеди. Ивы клонили к воде свои густые зелёные гривы.
Всё это… всё это было слишком красиво, чтобы становиться декорацией к жуткому фарсу под названием «Свадьба магната Уварова».
Тут и там сновали репортёры светской хроники. Ко мне их, впрочем, не подпускали. Охрана моего теперь уже мужа следила за ними особенно зорко.
А муж… мой муж за весь сегодняшний день едва ли взгляд на мне задержал. Куда больше внимания он уделял окружающим.
За весь день я не вымолвила ни слова, если не считать того проклятого, лживого «Да», которого от меня требовал договор.
К концу вечера я почти уверилась в том, что ко мне не позволяли подпускать вообще никого, не только досужих репортёров. А они так и рыскали в разодетой толпе, сканировали меня взглядами, за малым не облизываясь. Видит око, да зуб неймёт. Никто из них так и не набрался смелости приблизиться.
Но когда прозвучали первые тосты, и Уваров с явным облегчением покинул наш столик, пропав в толпе праздновавших, ко мне пробралась моя находчивая тётка.
— Господи, Полечка, ты на ангелочка похожа. До чего же красавица! И платье-то, платье…
Кажется, Елена успела воздать должное шампанскому, потому что схватила со стола салфетку и приложила её к краю густо подведённого глаза.
Оставалось только гадать: то ли её привёл в восторг мой наряд, то ли я выглядела настолько несчастной, что это её в край разжалобило.
— Спасибо, — я распрямила складки пышной юбки. — Хоть кому-то мой наряд не показался скучным.
В памяти мелькнул чёрный взгляд, блуждавший по моей затянутой в полуготовое платье фигуре.
— Что, прости?..
— Ничего, — спохватилась я, замотав головой. — Так… вспомнилось. Платье красивое, но тяжеловатое.
— Ну денёк-то можно потерпеть, верно?
Я ответила улыбкой на улыбку — исключительно из вежливости. Потерпеть, да только ради чего? Ради обстоятельств, вынудивших меня остаться без работы и жилья, зато приведших к спасшему меня от нищеты деду? Или ради его строгого напоминания: «Полина, теперь этот мир о тебе знает. И многие захотят этим воспользоваться. На тебя будут охотиться и тебе потребуется защита».
Но кто же знал, что под защитой он понимал… это.
— Ну а в целом-то, Поль, а в целом-то… ты как?
Хороший вопрос.
— Держусь, — улыбнулась я, устав притворяться. Голова начинала болеть от обилия шпилек, державших мой с обманчивой небрежностью скрученный на затылке узел. — Всё… нормально.
Елена снизила голос едва не до шёпота:
— Поль, я тебе вот что скажу… Нет, не просто скажу, посоветую. Ты привыкай. Привыкай к новой жизни, к… к мужу своему, насколько возможно, привыкай. Это тебе пригодится.
Кажется, скоро моя несчастная голова заболит ещё и от этого — от новых тайн и загадок. Мне ведь мало миллиона уже имеющихся.
— И где мне такое могло бы вдруг пригодиться?
— Информация может стать оружием, — шепнула тётка. — И никогда не знаешь, какая мелочь в итоге сыграет роль. Поэтому… наблюдай, слушай, запоминай. Ничем в этом деле не брезгуй, слышишь? Это, сложно, конечно, так сразу в себе развить, но ты постарайся.
В моей голове уже зароился десяток вопросов. Но ожидала ли я получить хоть какой-то ответ? Во мне, будто в собаке Павлова, выработался условный рефлекс: спроси что-нибудь, и в отчет ничего не получишь, сколько слюной ни исходи.
— Но не могу же я круглые сутки быть настороже. Так меня надолго не хватит.
Моей тётке хватило человеколюбия объяснить:
— Ты просто наблюдай. Примечай, кто у него гостит, с кем и о чём он говорит. Что его расстраивает и что радует. Ты доверься себе. У нас, женщин, чутьё на это развито от природы. Чуешь подвох — присматривайся и прислушивайся.
— Для чего?
Она медленно выдохнула:
— Для возможности позже всё это использовать, скажем так, к своей выгоде.
— Где использовать? — не унималась я.
Но тётка уже поднялась и, прежде чем раствориться в толпе, шепнула:
— Всё — позже. Просто знай, твой дед был неправ, решив примириться с Уваровым.
И она будто подтвердила свои же слова о женском чутье, потому что стоило ей исчезнуть, как из толпы вынырнул новобрачный. Он приблизился к нашему столу и протянул мне руку, а на мой изумлённый взгляд процедил:
— Танец.
Следом неуместно радостный голос распорядителя объявил:
— А сейчас жених приглашает невесту!
В этом своём платье девчонка сияла каким-то непостижимым, ангельским светом. И, возможно, теперь он понимал, почему старый Канатас так стремился подложить под него свою внучку.
Соблазнительная невинность. Идеальная западня.
Такие создания не берут в плен и не терпят сопротивления.
Покорись — и тебе гарантирован рай.
Просто доверься инстинктам.
Чего стоит, Уваров, вереница твоих искушённых, но больше не умевших ничем удивить спутниц, когда в твоей власти сама чистота во плоти?
Послушная, кроткая, и с сегодняшнего дня — твоя по праву.
Бери, пользуйся, получай удовольствие.
Такой был расчёт? На это ставил многомудрый Зевс?
С чего он решил, что новоиспечённый союзник поддастся? Она не смогла бы вскружить ему голову.
Всё это сейчас — работа портних и стилистов. Она не красавица. Не для него. Она не…
— Глеб Викторович.
Он моргнул и оторвал от неё взгляд. Перед ним высился начальник охраны сегодняшнего мероприятия:
— Слушаю.
— Глеб Викторович, по внешнему периметру всё чисто. По списку гостей — тоже всё в порядке. Ребята работают. Всё штатно.
Это ещё не показатель. Любой в этой толпе мог быть бомбой замедленного действия. И дай бог, лишь фигурально выражаясь. Впрочем, на это ему и меры повышенной безопасности.
— Отлично, — Глеб поставил опустевший бокал на разнос пробегавшего мимо официанта. — Но смотрите в оба. Ещё не вечер.
Начальник охраны кивнул и ретировался.
Глеб огляделся — душой-то слегка покривил. Вечер уже окутывал мир в розоватые сумерки.
Он взглянул на часы, потом — на сцену далеко впереди. Там уже суетились устроители. Ведущий проверял микрофон.
Время танца. Играть роль хотя бы условно счастливых новобрачных им сегодня придётся до последнего.