Точно знала — он дома, хоть могла за весь день ни разу его и не видеть.
Вот и после разговора с дедом стоило мне покинуть свою комнату, как это ощущение заключило меня в свои тиски и уже не отпускало.
Выспрашивать о его местоположении прислугу я не решалась, поэтому полагалась на своё чутьё и просто надеялась, что сегодняшний день обойдётся без неприятного контакта.
И до некоторых пор всё складывалось замечательно. Меня вызвали на очередную примерку платья, пошив которого подходил к концу. Все волнения и тревоги я оставила за дверью комнаты с громадным зеркалом и удобной тумбой, на которой меня крутили туда-сюда, подгоняя наряд.
Работницы элитного авторского ателье наверняка получали бешеные деньги за свою извечную приветливость и хорошее настроение. В их окружении я и сама будто душой отдыхала — для них я была очередной богатой клиенткой, с которой они вели себя соответственно.
И в их компании я настолько расслабилась, что даже не повернулась на стук открывшейся двери. Вздрогнула и обернулась, только когда от входа раздалось хрипловатое:
— Оставьте нас.
На пороге импровизированной примерочной стоял мой хмурый жених.
Как там говорят? Жениху не положено видеть невесту в платье до свадьбы?
Думаю, мне об этом суеверии можно было не переживать. О том, что меня ждёт исключительно несчастный брак, я знала сразу. Поэтому к чёрту дурные приметы. Они лишь подтверждали и без того очевидное.
Девчонки из ателье и слова поперёк не посмели ему вымолвить. Пробормотали приветствие, оставили все свои дела, и, украдкой бросая на Уварова взгляды, покинули комнату. Через минуту мы остались с ним наедине.
В незаконченном платье, частично державшемся на приколотых тут и там иголках, сложновато было стоять, не говоря уж о том, чтобы двигаться. Поэтому я так и торчала на тумбе, как недонаряженная новогодняя ёлка. По крайней мере, так я себя ощущала.
Уваров, заложив руки за спину, прогулочным шагом приблизился к тумбе и обошёл её по дуге, рассматривая меня и моё платье. Будто я не живой человек, а неодушевлённый экспонат, манекен с нацепленной на него заготовкой.
Холодный, бесстрастный взгляд опытного оценщика.
— То есть… я за это плачу свои деньги?
Вопрос… неожиданный. Если честно, я понятия не имела, кто за всё это платил. Кто платил за что бы то ни было. Алексей Георгиевич снял с меня как минимум одну обязанность, преследовавшую меня всю мою сознательную жизнь, — приказал забыть о деньгах. Это вдруг стало совсем не моей заботой. И в последнее время — каюсь, грешна — я выбросила финансовые вопросы из головы. Не до того вдруг оказалось.
— Я… понятия не имею, — честно призналась я, на время позабыв даже, как я его ненавижу. — А что… что, с ним что-то не так?
И я невольно опустила взгляд на пышную белоснежную юбку, красивыми складками опускавшуюся до самой тумбы.
— Выглядит… скучно.
Я уставилась на него, позабыв, как приятно под пальцами струилась дорогущая ткань. Взгляд Уварова сосредоточился в районе моей талии.
— Это корсет?
— Что?
— На тебе корсет?
— Н-нет. Нет на мне никакого корсета.
В чёрных глазах промелькнуло нечто странное — тёмное и опасное. Но через мгновение пропало, будто и не бывало. В лицо он мне посмотрел уже с привычной скукой во взгляде.
— Наверное, неудивительно.
— Неудивительно — что?
— Что платье сидит так несуразно. Ты для него слишком тощая.
Я сглотнула. Ну и сволочь же…
— Если… если платье настолько невзрачное и… и тебя его оплата обременяет, я сегодня же позвоню Алексею Георгиевичу…
— Уже научилась клянчить деньги у старика? — оборвал он меня, чёрный взгляд помрачнел. — Молодец, способная. Быстро учишься. В семейной жизни без этого в целом никак.
Этого хватило, чтобы гнев застлал мне глаза, окрасив мир в красное:
— Мне тебя жаль, если в вашем мире богатых и знаменитых все жёны такие. Но, наверное, и неудивительно. Падение нравов среди богачей — обычное дело.
Чёрный взгляд впивался в меня — пытался зацепить, словно когтем:
— По-прежнему ревнуешь к Марго, которая греет мне постель вместо тебя?
Перед глазами теперь натурально плясали кровавые мальчики:
— Ах ты ж…
— Какие наставления дал тебе дед? — перебил он меня тоном, не допускавшим возражений. Вот так приказывают заткнуться, не произнеся приказа вслух.
Я невольно проглотила остаток своей оскорбительной фразы:
— Что?..
— Проблемы со слухом?
— А у тебя с головой? — огрызнулась я наконец. — Я просто не понимаю, причём здесь…
— Уверен, на свадьбу Алексис не явится. Сошлётся на слабое здоровье или вообще не станет себя утруждать объяснениями. Он давал тебе какие-нибудь инструкции на день торжества?
— Инструкции?.. Какие он мог давать мне инструкции?
— Вот и я бы хотел это знать.
Невзирая на то, что я стояла на тумбе, наши взгляды с Уваровым сейчас были вровень — наверное, только поэтому скрытый гнев, которым он горел, не испугал меня так, как мог бы, спустись я на пол.
— Не поверю, что Зевс ничего на торжество не задумал.
Только теперь до меня стало доходить:
— Ты… ты в чём-то его подозреваешь?
— Не исключаю никаких вероятностей. Не исключаю, что он готовит мне к торжеству какой-нибудь не очень приятный сюрприз.
— Это уже какая-то паранойя… Мы… нет… мы просто говорили!
— Смешно. Канатас не из тех, кто тратит время на пустые беседы. Особенно сейчас.
Ну всё, довольно. С меня на сегодня хватит.
— Как здорово, что ты это знаешь, — я сжала подол в кулаках, позабыв, что комкаю драгоценную ткань. — Мне вот подобные тонкости неизвестны. Угадай почему!
— Не хватает ума?
Я сползла со своей тумбы и, наплевав на опасность, шагнула к нему:
— Не хватало его. Его мне не хватало! Мой дед по сути чужой мне человек! И раз уж ты так хорошо его знаешь, то впору подумать, что он дал бы эти инструкции тебе. Мне — незнакомке — он подобное вряд ли бы стал доверять!
Подхватив рукам тяжёлый подол, но всё равно умудряясь путаться в ткани, я поковыляла к выходу. Уваров меня не окликнул, не остановил. И не видел. Вплоть до дня икс — до свадебного торжества.
Самого чёрного дня в моей жизни.
Белоснежное, серебристо-зелёное и золотое.
Вспышки фотокамер, мириады уютно-жёлтых светильников-звёзд.
Пышные гирлянды свежих цветов. Сногсшибательные ароматы.
Мягкое тепло летнего дня и прохлада кристально чистого озера.
Ажурные беседки, вышколенные официанты в чёрном и белом. Взрывы смеха и взгляды, взгляды, взгляды…
Элегантные гости, ангельская музыка живого оркестра в убранной живыми цветами ротонде.
Речь
