к нанимателю. Доброй ночи, Танкри.
И Гилэстэл, храня на лице улыбку, направился к выходу. Танцовщица озадаченно смотрела ему в спину.
— Вы уходите? Но как же… Вы ведь не получили должного удовлетворения, панжавар Гилэстэл?
— Я вполне удовлетворен. И получил истинное удовольствие от встречи с вами.
Коснувшись двери, полуэльф остановился и, обернувшись, спросил:
— А вы не думали, Танкри, что, возможно, те мерзкие и злобные пираты заслуживают вашей благодарности, а не мести?
— Благодарности? — изумилась она. — За что? За смерть отца, за мое рабство, голод, побои, насилие и презрение?
— Вы живы.
— Да лучше смерть, чем то, через что мне пришлось пройти! — в сердцах воскликнула Танкри.
Улыбка Гилэстэла стала шире и загадочнее.
— Что ж. Наверное, вы правы.
Трактирщик облизнул губы и еще раз взволнованно пересчитал высыпанные на стол монеты. С сомнением взглянул на беловолосого северянина, предлагающего самую странную сделку, какую ему доводилось заключать.
— Я правильно понимаю? Панжавар действительно хочет не купить эту рабыню, а взять только на время?
Пока Танкри переводила сказанное Гилэстэлу, её владелец силился вообразить, что же такого ночью сделала эта танцовщица, раз чужестранец пришел в столь раннее время и со столь необычным предложением. Явно что-то из рук вон выходящее.
— Вы всё поняли верно, уважаемый господин Бончо. Я прошу передать нам эту рабыню во временное пользование на период пребывания здесь. Она не будет использоваться для выполнения грязной или тяжелой работы. Обещаю, что не причиним ей ущерба и вернем в том же состоянии, в каком она находится сейчас.
Хозяин мялся, жевал губами, лаская взглядом деньги и не решаясь дать ответ.
— Ах, да, — добавил Гилэстэл. — Я прекрасно понимаю, что популярность Устричного дома во многом зависит от вечерних представлений с её участием. Мы не будем препятствовать её выступлениям во имя процветания вашего заведения. Но только выступлениям.
После этих слов хозяин Танкри довольно закивал и, собрав монеты, ссыпал их в кошель.
— Сделка состоялась, панжавар купец, — трактирщику никак не давалось произношение имени чужестранца. — Можете забирать женщину.
Танкри вышла из покоев Бончо вслед за полуэльфом.
— Надеюсь, вас не обидела эта сделка? — Гилэстэл искоса взглянул на Танкри.
— Ничуть, — она пожала плечами. — Куплю свободу — научусь обижаться. Что касается сделки — вы говорили на том языке, который понятен и привычен таким, как Бончо.
— А какой привычен для вас?
— Зависит от ситуации.
Гилэстэл прищурил светлые глаза.
— Астид будет у вас через час.
Время истекло, а полукровка не появлялся. Танкри, начавшая нервничать, осадила себя: «Он придет. Он не может ослушаться господина. И, в конце концов, это же нужно не мне!». Приказав себе успокоиться, она села на софу и взяла инструмент. Но музыка не шла на ум, и Танкри лишь неосознанно пощипывала пальцами струны. Вспомнив, какую грубость она проявила при их последней встрече, танцовщица раздраженно дернула струну. Одновременно с её дрожащим звоном в дверь постучали.
— Войдите! — поспешно отозвалась Танкри и мысленно отругала себя за несдержанность.
И подавила вздох при взгляде на лицо вошедшего Астида — спокойное и холодное.
— Доброе утро, Танкри, — в его голосе не было тех теплых нот, что звучали раньше.
— Доброе утро, панжавар Астид, — принимая его манеру общения, Танкри отложила инструмент. — Заставляете себя ждать.
— Заставляешь себя уговаривать, — парировал полукровка. — Его светлость, как я понимаю, нашел к тебе подход?
— У него отыскались правильные аргументы, — Танкри опустила глаза, радуясь промелькнувшей в голосе Астида досаде. — Итак, что от меня требуется?
— Обучить меня, — Астид прошел к конторке, сел боком на стул, закинув локоть на спинку.
— Чему?
— А чему ты учишь девушек, выбранных для дворца?
Танкри удивленно покосилась на полукровку.
— Вообще-то, это несколько…специфические знания.
— Ты про секс? — поднял брови Астид.
— Нет! — вскинулась Танкри. — Для таких уроков на Дворцовом острове есть свои учителя, знающие предпочтения правителя. Я даю девочкам первые уроки изящества, танцев, музыки, правил поведения. Многие из них не умеют вести себя за столом, в общении, не имеют представления о личной гигиене. Я прививаю начальные навыки, чтобы они не выглядели невоспитанными дикарками хотя бы в глазах дворцовой прислуги. И язык, конечно. Шлифовать до совершенства их будут во Дворце бутонов. Прошедшие испытание после обучения перейдут в «Цветник» повелителя.
— А кто не прошел испытание?
— Станут служанками.
— Что ж, — пожал плечами Астид. — Мыться я привык, ем не руками, в поведении учтив. Язык, изящество и здешние традиции?
Танцовщица одарила собеседника теплым взглядом.
— Я видела, как ты ешь. Здесь так не принято. Тебе придется многому научиться.
— И с чего начнем?
Танкри поднялась и приблизилась к полукровке.
— Наши встречи теперь будут исключительно деловыми? — в её голосе слышалось сожаление.
Он не отвел глаз, но и прохлада из них не исчезла.
— Раз предпочитаешь видеть меня только как ученика, так и быть.
— А можно… не только?
Астид встал. Несколько мгновений смотрел сверху вниз на Танкри, а потом устремил взгляд в окно.
— Есть много чего, что мы с князем используем сообща. Но не женщин.
Танкри улыбнулась.
— Из нашей с ним встречи вчера я сделала вывод, что он придерживается того же правила. Или я просто не в его вкусе.
Полукровка обратил к Танкри изменившийся взгляд.
— Так ты дашь мне возможность? — она прикоснулась к его ладони.
— Вчера ты едва не лишила меня этой возможности, — усмехнулся полукровка.
Холод исчез из серых глаз.
— Прости, — вздохнула и потупилась Танкри.
— Прощаю, — шепнул Астид, подхватывая её на руки направляясь к кровати.
— Ни хён лали мо, — ответила Танкри.
— Что?
— Это твой первый урок. Так звучит на дусан-дадарском то, чем мы собираемся заняться.
С этого дня Астид большую часть времени стал проводить с Танкри — за исключением тех часов, когда она посещала обучаемых девиц или давала вечерние представления. Дусан-дадарская речь давалась Астиду без особого труда, намного сложнее было осваивать письменность, напряженно сгорбившись за конторкой.
— Зачем придумывать каждому предмету своё обозначение?! — негодовал он, вычерчивая тонкой кистью замысловатые значки и обильно марая чернильными кляксами очередной лист бумаги. — Почему просто не использовать буквы? И почему слово «рыба» пишется так же, как «хлеб»?
— Совсем не так же, — поправляла написанное Танкри, перехватывая кисть в его руке. — У «рыбы» сверху хвостик.
Совместные трапезы на недолгое время стали развлечением для Гилэстэла. Сдерживая смех, он смотрел, как Астид под требовательным взглядом Танкри пытается ухватить тонкими расщепленными палочками скользкие полосы водорослей или лапши, не доносит их до рта и роняет на стол. Сам князь продолжал пользоваться привычными вилкой и ложкой. Мучения Астида длились всего пару дней —
