восторженными стонами девчонок. Лицемеры! Ещё минуту назад они горели желанием поквитаться с обидчиками Митьки, а сейчас готовы пятки целовать Булатову.
– Тишина! – призывает к порядку Синичка, а я зажимаю уши, сгорая от стыда.
Этим дурам, моим одноклассницам, ещё хватает ума мне искренне завидовать. Лариса с третьей парты рисует пальцами в воздухе сердечко. Вита вздыхает. Лизка, мечтательно закусив губу, смотрит на нас с Булатовым, как на самый вкусный пончик в кондитерской. И так каждая… За исключением Златы. Смирнова морщится и с новой порцией жалости качает головой. Ну, конечно! Она, как и я, знает правду, видит, что Булатов играет не по правилам. Не моя честь красуется на лице Симонова синюшными разводами, а её! Не меня любят – её!
– Булатов и Симонов, после урока задержитесь!– Положение обязывает Алевтину Ивановну наказать Антона, но голос её дрожит. И вряд ли от потрясения. Дураку понятно, это страх! Делать замечания сыну губернатора чревато разговором с его отцом, а такая перспектива мало кому улыбается. Наверно поэтому и я на время замолкаю. Нет, я не боюсь отца Тоши, скорее хорошо знаю своего! И если правда всплывёт наружу, от Савы останутся ножки да рожки.
– Понял, не проблема, – пренебрежительно кивает Антон, вытягивая ноги, и по-барски откидывается на спинку стула.
– Возвращаемся к теме урока! – более уверенно голосит Синичка, постукивая авторучкой по столу, и постепенно в класс возвращается тишина.
Алевтина Ивановна бегло объясняет новый материал. По всему видно, произошедшее с Димкой занимает куда больше мыслей в её голове. А потом даёт нам несколько упражнений для самостоятельной работы.
– Надеюсь, ты оценила мой жест, Марьяна! – придвинувшись вплотную, скрипит над ухом Антон. – Придумала уже, как будешь благодарить?
Его голос острым лезвием проходится по напряжённым нервам. Чёртов показушник! Лжец! Негодяй!
– Ты соврал, – выдыхаю отчаянно, специально остановив внимание на руках парня: немного обветренные ладони, коротко остриженные ногти и не одной ссадины. – Зачем, Тош?
– Что за бред? – огрызается Булатов.
– Вот незадача, – шепчу в ответ, делая вид, что списываю текст упражнения. – Взял на себя чужую вину и зря: любимая девушка не оценила.
– Совсем страх потеряла, Свиридова? – рычит Антон и захлопывает перед моим носом учебник. – Доброе отношение вообще разучилась ценить? Раздавлю!
Понимаю, что Булатов не шутит. С чувством юмора у парня совсем туго. Зато с памятью проблем нет. И если сказал «раздавлю», то надеяться на авось бессмысленно.
– Митька! – Игнорирую нападки мажора и оборачиваюсь к Симонову.
Погибать, так с музыкой! Получать по ушам, так за компанию с Ветровым. И если мне предстоит отвечать перед Булатовым, то пусть Сава пресмыкается перед отцом. Мне нужна правда! – Это же не Тоха тебя? Зачем он врёт? – Получается чуть громче, чем нужно, но, может, это и к лучшему. Пусть все знают, что Булатов ведёт нечестную игру.
Однако на побитом лице Симонова никаких эмоций. От прежнего заносчивого болтуна не остаётся и следа. Понурый взгляд в стол. Уродующие внешность синяки. Митька крутит в руках мобильный и угрюмо молчит.
– Симонов, скажи правду! – прошу, накрыв своей ладонью его. Телефон глухо приземляется на парту, а взгляд парня начинает бегать между мной и напряжённой спиной Булатова.
– Свиридова, вообще-то, идёт урок! – напоминает о себе Синичка. Мой отец не губернатор – поблажек не будет! Но я продолжаю сидеть спиной к учителю.
– Просто кивни, Дим, если я права!
Но Симонов добивает меня молчанием, замерев в неподвижной позе.
– Свиридова, дневник на стол! – От визга классной закладывает уши. Отлично, она наконец нашла на ком сорвать злость. А я в очередной раз села в лужу! Теперь мне и от отца влетит, и Булатов обязательно ткнёт носом в грязь!
– Трус! – бормочу в отчаянии и возвращаюсь на место.
С края стола хватаю дневник и встаю, чтобы отнести тот Синичке. И в этот момент взглядом налетаю на Ветрова. Точно свирепый хищник Сава настороженно за мной наблюдает. Ноздри расширены, волосы дыбом. Разбитые ладони сжаты в замок и уверенно лежат на парте. Оборванец даже не пытается их спрятать, вот только никому до ссадин на его пальцах нет дела. Факты ничтожны против простого слова Булатова.
– Свиридова, заблудилась? – подъедает Синичка. – Дневник сюда давай!
Ощущаю себя идиоткой! В поисках никому не нужной правды в который раз умудряюсь влипнуть в неприятности. Ну и кто меня дёрнул лезть в чужие разборки? Наверно, ещё не поздно включить хитрую стерву, пустить слезу и извиниться… Сначала перед учительницей, потом перед Тошей. Быть может, тогда Синичка махнёт на меня рукой, а Булатов простит… Ради чего усложнять себе жизнь? Вот только снисходительная ухмылка на губах Ветрова подстёгивает задрать нос кверху и поступить вопреки здравому смыслу.
Глава 8. Перемирие?
Марьяна.
– Свиридова, дневник забери!
Мой полет из кабинета русского прерывает нудный голос Алевтины Ивановны. Подбегаю к учительскому столу. Смотрю на классную исподлобья: мало того, что своим замечанием она усугубила и без того напряженные отношения с отцом, так еще по ее вине я упущу Ветрова. Не знаю, как этому несчастному удается так быстро ускользать из вида, но сегодня он от меня не сбежит. В моей голове слишком много вопросов, и сейчас я жажду получить ответ!
– Марьяна, ты куда так спешишь?– Синичка смотрит на меня через свои окуляры и цепкими пальчиками крепко держит в плену дневник.
Недовольно выдыхаю, поглядывая на исчезающую из вида спину Ветрова, и нервно переступаю с ноги на ногу, всем своим давая понять учительнице, что слушать ее нотации во время законной перемены не желаю. Но разве мое мнение имеет значение?
– Алевтина Ивановна, у нас сейчас физкультура, я же опоздаю! – Давлю на жалость и аккуратно пытаюсь выудить из учительских рук дневник.
– Я только хотела сказать, что ничего тебе не написала. Давай сделаем скидку на всеобщее волнение. Но если ты еще раз позволишь себе…
– Не позволю! – Выдергиваю дневник и сломя голову несусь прочь, громко бросая на ходу: – Спасибо!
Но выскочив в коридор, понимаю, что опоздала! Сава исчез из зоны видимости, просто испарился! Вот и как это
