приставлять. Я не приставлял. Она знает, что я не стал бы каждый её шаг отслеживать. Я держу своё слово.
— А люди Ильмина…
— Они не ищейки. И за Лилей они не следят. Наш уговор я не нарушал.
— Извините, Герман Александрович.
Герман мотнул отяжелевшей за этот долгий день головой:
— Тебе не за что извиняться. Ты знаешь, как я ценю твою честность.
Честность… особенно редкий товар в его окружении.
Впрочем, там, куда он сейчас ехал, как раз этого было в достатке. Там в общении с ним никто не притворялся. За исключением, пожалуй, самых базовых норм приличия.
До некоторой степени он даже уважал такую позицию. Она как минимум была искренней и неподдельной.
— Герман?.. — его пропустили внутрь просторной прихожей. — Проходи…
Лилина мать куталась в махровый халат, без устали поправляя свои русые волосы.
— Добрый вечер, Татьяна Егоровна. Прошу прощения, что не предупредил о приезде.
— Не страшно, — враждебности в её голосе не ощущалось, но и гостеприимством она не пылала. — Что-нибудь произошло? Чем я… чем я могу помочь? Может, чаю?
Она нервничала. Впрочем, как и всегда. Она его боялась. Считала излишне вспыльчивым, неуравновешенным, не парой и недостойным кандидатом в мужья своей единственной дочери.
Возможно, в чём-то она была и права, но он никогда не считал особенно обязательным считаться с мнением своей неприветливой тёщи.
— Я не стал бы злоупотреблять вашим гостеприимством. Просто хотел кое-что уточнить.
— Я тебя слушаю, — она так и вцепилась в ворот халата, скомкав его на груди, будто он собирался вырывать из неё информацию силой.
— Расскажите мне, кто такой Самарин Андрей.
Она моргнула.
— А… что-то случилось?
— Ничего, — он позволил себе прислониться плечом к дверному проёму, не испытывая ни малейшего желания оставаться в этом доме сверх времени, отведённого на выяснение этого простого вопроса. — В качестве жеста доброй воли я решил спросить это лично, у вас. Чтобы не тратить на подобные пустяки время и силы профессионалов.
Намёк она поняла, потому что отвела взгляд и легонько пожала плечами:
— Не знаю, зачем тебе это понадобилось. Андрей — это Лилин друг и…
Она метнула на него загадочный взгляд.
— …и всё. Они с детства дружили. Он… они недавно виделись.
Да, он в курсе. Довелось поприсутствовать.
— Андрей недавно приехал из заграницы. Он бизнесмен, — последнее слово она особенно подчеркнула, и его невольно рассмешило то, сколько вызова слышалось в этом слове.
— Надо же, какой молодец.
Сашке он не соврал — он не просил Ильмина шпионить за Лилей, но об остальных-то речь ведь не шла. И отчёты рисовали замечательную картину.
— Не знаю, о чём вы с дочерью говорили, когда она вас навещала. Но, видимо, общение это навело вас на мысли вернуть в её жизнь друга детства.
Он не без наслаждения следил за тем, как вытянулось лицо его тёщи, основательно подрастерявшей свою бесстрастность.
— Очень похвально с вашей стороны печься о благополучии собственного ребёнка. Но я бы попросил вас браться за это дело только после того, как место с ней рядом освободится, — он выпрямился и взялся за ручку двери. — Иначе существует опасность просчитаться в своей блестящей стратегии. Доброго вечера.
Оставалось надеяться, родственники прислушаются к предупреждению, и как минимум не станут его отвлекать, пока он будет разбираться со всем остальным.
— Куда теперь? — Сашка следил, как Герман занимает место в салоне.
— Домой, — он откинулся на сиденье и потёр веки.
Ильмин переслал ему необходимые видеозаписи. Он ничего не предпримет, пока их не просмотрит.
А дальше… дальше всё будет зависеть от того, что он на них обнаружит.
В доме было тихо. И даже непривычной я такую тишину уже не назвала бы. В последнее время как раз тишины тут было в избытке. Прислуга шушукалась по углам, но меня никто расспросами не донимал, а я делиться не спешила.
Горничная Оля, встретившая меня внизу, сообщила, что муж заперся у себя в кабинете и просил его не беспокоить.
А я и не собиралась. Даже об ужине решила не заикаться. Спущусь на кухню позже и что-нибудь себе сооружу. Сейчас мне хотелось просто побыть в тишине и покое, подальше ото всех.
Набирая в ванну горячую воду, куда опустила ароматическую бомбочку с запахом цитруса, я с усталостью размышляла о том, как сплоховала. С большим запозданием я поняла, какой дурочкой оказалась, не подумав отвоевать у Германа флешку с видеозаписью.
Вряд ли он её вот так запросто отдал бы, но с другой стороны, на что она ему теперь, когда видеофайл просмотрен?
Кто с подачи сволочи Алексеева так грамотно всё смонтировал?
Я закрыла кран, разделась и опустилась в воду.
Дело-то на самом деле в том, что там и монтировать ничего не пришлось. Из видео, если я верно всё поняла, всего-то выкинуто пару кусков почти наверняка пустой видеозаписи.
Да, пусть я и не могла объяснить, какого чёрта Алексеев вышел из подсобки, застёгивая ремень, потому что к тому времени полностью отключилась, но я точно знаю одно — никакого отношения ко мне это не имело и иметь не могло. Я и очнулась-то в той самой позе, в которой в сон провалилась.
Тут меня даже передёрнуло от одной лишь мысли.
Секс с Алексеевым… бр-р-р-р!
Сейчас, когда страсти слегка улеглись и усталость успешно гасила нервозность последних кошмарных дней, мне подумалось, что всё это несложно было бы объяснить.
Но тут неожиданно поднимала голову уязвлённая гордость и чувство собственного достоинства.
Герман до того проникся собственными ожиданиями худшего, что убедить его в моей неверности никого труда, считай, не составило. Стоило лишь подстегнуть его мрачную фантазию — и вот вам, пожалуйста. Его страхи с лёгкостью материализовались.
Вот только материализовались они как-то уж больно синхронно. Сразу несколько событий произошли в унисон, будто…
Я заёрзала в горячей воде от неприятных, тревожных мыслей.
Почему-то вспомнилась довольная усмешка Марины, развалившейся на нашей постели. Откровенно мрачный взгляд мужа, не слишком-то походившего на мужчину, только что получившего удовольствие…
И главное, он утверждал, что не изменял.
Почему-то об этом последнем я старательнее всего старалась не думать. Я боялась поверить в то, что могло оказаться просто-напросто ложью.
Если не изменял, то какого чёрта она делала в нашей постели?!
Я застонала и сползла под воду по самую макушку, вынырнув лишь когда воздуха в лёгких почти не осталось.
Вот только сомнения и странные мысли, закопошившиеся в голове, стоило эмоциях чуть поутихнуть, никуда не девались.
Воспоминания о сказанном, сделанном, увиденном и услышанном начинали преследовать и
