— Мы его доведем до дому, — объявил Борис окружающим и взял его под руку. Ольга боялась до него дотронуться и шла рядом — со стороны мужа.
Сердце билось ужасно. Что его так испугало? Неужели она? Безумный больной человек! Борис по дороге позвонил на Гришин мобильник и сказал, что они ведут к нему одного его знакомца. Тот упал с лестницы и еле ходит. На вопросы о местожительстве не отвечает.
— Выбегаю! — бодро выкрикнул Гриша. Судя по всему, ему нравилось, что сонная курортная жизнь неожиданно прибавила обороты.
Немо всю дорогу к Грише был в какой-то тяжелой отключке и смотрел себе под ноги. Но перед самым домом Гриши, за несколько минут до того, как тот выскочил из подъезда и повел его в снятую им же квартиру, — поднял голову и прямо посмотрел на Ольгу. Каким-то неожиданно светлым, ласкающим взглядом. Ольга уловила этот взгляд, ощутила его теплоту. Ее поразило прояснившееся лицо незнакомца, худое и печальное.
— Как вас зовут? — спросила она.
— А вы не знаете? — прошелестел он одними губами, почти без голоса.
— Я знаю? Почему? Разве мы знакомы?
Гриша выдернул Немо из рук Бориса (тот не без брезгливости отстранился от пострадавшего, что Ольга отметила), уступив место Элькину. Они с Ольгой снова пошли к морю, но прогулка была безнадежно испорчена. Оба молчали. Борис никаких вопросов Ольге не задавал — видно, думал, что она сама ничего не знает. Она и не знала. Не знала даже больше прежнего! Этот человек ей прямо намекнул, что они знакомы. Но ее память отказывалась его вспоминать!
Может, это какой-то давний знакомый ее детских лет? Сосед по двору, наблюдавший, как она скачет через веревочку? Или приятель по летнему пионерскому лагерю, совершенно выветрившийся из памяти? Был еще какой-то тип, который подмигивал ей в Ленинской библиотеке, где она писала реферат об искусстве. Может, это он? Или один назойливый поклонник, который в юности поджидал ее у подъезда? Она совершенно не помнит ни его лица, ни имени… Странно, она художница, а ее память на лица так капризна и избирательна!
Борис в некоторой задумчивости вошел в комнату Ольги. В это время он обычно сидел за компьютером.
— Можно? Я знаешь что подумал? Ведь тот человек спрыгнул с лестницы, завидев нас с тобой, так? Значит, это мы его чем-то напугали, так? Я стал вспоминать и, кажется, припомнил, что знавал его когда-то. Если это не ошибка памяти, то много лет назад мы с ним работали в одном конструкторском бюро. Причем он работал под моим началом. Работал из рук вон плохо. В сущности, не делал ничего. Просто сидел. Другие хоть видимость производили некой «работы», а этот сидел и все. Постоянно опаздывал. Уходил на «перекуры» и часами не возвращался. Ты знаешь, как я либерален. И работа в бюро, скучная и почти бесполезная, меня тоже мало устраивала. Но этот Анатолий или Аркадий (сейчас уже не помню) выходил за всякие рамки. В конце концов я подал начальству рапорт, что его следует уволить. Тогда это было не так просто — профсоюзы и все прочее. Но от него все же как-то избавились… И вот я подумал, а что если это он? Неузнаваемый, страшно постаревший, но все такой же никчемный. Он меня узнал и дал деру. Вспомнил наши с ним не слишком мирные отношения. А, как думаешь?
Ольга слушала очень внимательно.
— А я могла его видеть?
— Не думаю. Если только на какой-нибудь вечеринке. Помнишь, я тебя брал несколько раз в институт? Еще при старом директоре? Сам это припоминаю весьма смутно.
— Ты говоришь, Анатолий…
— Или Аркадий, — добавил Борис.
— А фамилию ты его не помнишь? Может, и я бы что-то вспомнила. А то как заклинило.
— Фамилию не помню. Какая-то еврейская, кажется. Представляешь, при таком равнодушии к делу, он был еврей!
— Может, он чем-то другим увлекался? — с улыбкой спросила Ольга. — Женщинами, например?
— Женщинами — возможно, — мрачно-шутливым тоном заметил Борис. — А вот чем-то серьезным — нет! Даже в шахматы не играл. Тупо сидел без всяких занятий. Это-то меня и бесило. Хоть книжку бы почитал — «Мойдодыра» или там «Колобка», если взрослые книжки не интересовали! Уникальный был «деятель советской эпохи»!
Ольга повеселела. Как хорошо, если Борис прав и это его знакомый. А ее он видел один-два раза на вечеринках в институте у Бориса. Она его знать не знала, но Дон Жуанам ведь всегда кажется, что они в центре внимания…
…Ольга рисовала цветной пастелью космический хоровод. Луна и Солнце, грозные мужчины-викинги, обнявшись, кружились в голубом эфире. Это был бой-объятие.
А внизу, на траве, резвились три девушки. Одна была загорелая, плотная, полноватая — Земля (с вульгарным лицом Аллы). Другую Ольга изобразила со спины — в светло-голубом, воздушном платьице, тоненькая и гибкая — Вода (она напоминала ту особу, которую Ольга видела с Немо). А себя она изобразила воздушной и летящей, переливчатой и прозрачной. Она была стихией Воздуха, прохладной, но способной вспыхивать и загораться.
Рисуя, она вспоминала длинные, извилистые, изысканные линии Боттичелли, его обворожительную «Весну», его ломаный и плавный, холодный и безумный, отстраненно-космический и обжигающе-человечный ритм…
…Гриша по телефону опять каялся и извинялся. Его снова вынудили дать их адрес.
— Как это? Кто вынудил?
Гриша, по обыкновению, не слышал чужих вопросов и плачущим голосом тянул свое. Они же соседи, он не мог отказать. К тому же благодарность — святое дело.
— Какая благодарность? — недоумевала Ольга.
Но Гриша уже перешел к другой волнующей его теме — Маечке. Борино лекарство таки помогло. Она, наконец, выздоровела.
— Замечательно! — с несколько наигранным энтузиазмом отреагировала на это сообщение Ольга. «Маечку» она ни разу не видела и подозревала, что та едва ли ей очень понравится.
— И уезжает в Москву, — быстро добавил Гриша.
— Как? Почему?
Выяснилось, что Маечке показалось, будто он, Гриша, чересчур ретиво опекает Катю.
— Катю? Что еще за Катя?
Но он вовсе и не думал за ней ухаживать! Но сами посудите, Олечка, когда молодая хорошенькая женщина оказывается в чужом городе, мало того — в чужой стране, в таком тяжелом, можно сказать, отчаянном положении, когда ее выпроваживают, выгоняют…
— Кто выпроваживает?
Но Гриша, как уже говорилось, чужих вопросов не слышал, а был озабочен исключительно собственным словоизлиянием.
Тогда Ольга, резко его прервав, спросила, не узнал ли он хоть что-нибудь о Немо? Хотя бы имя?
Гриша примолк и через минуту снова залепетал, что благодарность — великая вещь и не может обидеть. Он вот постоянно сталкивается с неблагодарностью… Ольга потеряла терпение и отключила мобильник.
Когда в дверь позвонили, она была наготове. Одета в красивое платье. Курчавые волосы приглажены, а не встали дыбом над головой, как бывало во время рисования. (В прошлый раз Алла застала ее в халате и именно с такой прической). Интуиция ее не подвела. Это и впрямь была та особа, которую она со спины видела в парке с Немо. Должно быть, она и есть Катя, к которой Маечка приревновала Гришу.
Смущенная, робеющая, заплаканная Катя (Ольга сразу почувствовала наигрыш!) с порога протянула ей коробку конфет.
— Это зачем? — спросила Ольга, взглядом художницы отметив ту самую «хитринку» в лице гостьи, которую она предугадала, увидев ее со спины.
Катя, хоть и хотела показаться испуганной и робкой, буквально впрыгнула в комнату Ольги, и коробку конфет, которую та у нее не брала, положила на столик с рисунками.
— Это вам. Я знаю, вы любите шоколадные конфеты. Мне Григорий Осипович сказал.
— Вовсе не люблю! Терпеть не могу! — огрызнулась Ольга (что было истинной правдой).
Эта особа действовала ей на нервы. Явилась незваной. Принесла ненужные конфеты. К тому же Ольга ей не верила.
В комнату заглянул было Борис, но, завидев Катю, сразу же ретировался. Он панически боялся «бабья», а в ней угадал ненавистный ему типаж.
Гостья вдруг на ровном месте сморщила хорошенькое лисье личико и залилась слезами. (Какая актриса пропадает, — холодно подумала Ольга.) Катя словно разыгрывала роль из мелодраматического сериала.
— Помогите мне, Олечка Михайловна! Он вас послушается! Он гонит меня домой, но один он тут пропадет, я же знаю! Он в жутком состоянии. Боится людей, боится чувств, всего боится! Он даже за продуктами не выходит!
Ольга остановила этот словесный поток.
— Катя, если не ошибаюсь? Это очень странно. Я не имею к вашему другу никакого отношения! С какой стати он меня послушается?
— Он все время твердит, что вы — женщина его мечты!
(Опять эта дурацкая фраза из голливудского фильма.)
— Глупости! Не слушайте. Я даже не знаю, как его зовут. Стали с мужем вспоминать — не то Аркадий, не то Анатолий…
(Спасительные имена, за которые она цеплялась.)
