— Мы все спирт хлещем, а они дух тренируют… — продолжал сокрушаться Гиббон. — На войне дух — первое дело… Без духа и танк не стрельнет…
Дни в лагере тянулись однообразно. В ожидании отправки храбрились немногие. Кроме водки особых развлечений не было. Поэтому, когда командированным показали трофейные видеозаписи, добытые во время спецоперации под Аргуном, о них только и говорили. В лесном лагере в одном из горных районов Чечни полсотни голых по пояс абреков, сцепленные ремнями, намотанными на скрещенные руки, грызлись, как дикие звери… Грызлись нешуточно, до крови, под присмотром свирепых бритоголовых громил, которые жестоко наказывали тех, кто филонил…
— Так же, как они, хочешь? — усмехнулся Орк. — Мы ж все-таки не волки, а люди… Это пострашней… Гиббон поднял отяжелевшую голову и уставился на Орка.
— На войне кто больше зверем окажется, тот и победит! — проговорил он, коротко ударив кулаком по столу. — Есть возможность убить — убивай! В спину — так в спину, хитростью — так хитростью… Детей, женщин, стариков — всех под корень!.. Тогда и бандиту конец — лишишь его глаз, ушей и хлеба… Как Тухачевский с антоновцами! Заложников брать и расстреливать… Вот, как надо!
— С народом воевать… — возразил Орк, — многие пробовали… А Тухачевский — еще тот герой: как мирное население стрелять, так он мастер, а сунулся в Польшу, там шляхтичи его поучили наукам… Гиббон, казалось, не слышал.
— Чтобы победить дикарей, кровь надо лить потоком…. На зверя зверь нужен… За одного нашего десять ченов…
— Эк ты… — все так же спокойно проговорил Орк. — Ты не забывай, что они, как и мы, — россияне…
— Видимость одна!.. — огрызнулся Гиббон. — Понимаем, что к чему… Гнем ченов уже двести лет, а они не гнутся. Потому что — волки, а волка к цепи не приучишь… А мы все возимся с ними, все уговариваем: живите, мол, по-человечески… Хотите заводики вам построим, фабрики разные, чего захотите — все будет, только работайте, вкалывайте, суки, на благо родины…
А они чихать хотели на наши заботы!.. У них свое на уме… Мы в космос летаем, а они в каменном веке живут! Так какие ж они нам россияне?.. Водка была допита, оставалось разбредаться по койкам.
— Мочить их надо, — кипятился Гиббон. — Не то завтра придут америкосы и повтыкают нам ракеты под самое брюхо… — Таким, как ты, дай волю, вы всех замочите… немцев, чехов, дагов… — Орк снова усмехнулся, — а потом и друг друга… Проходили…
— Тебе-то что?! — вдруг взорвался Гиббон. — Тебе вообще Россия по боку… В тебе и кровь не наша!.. Я сразу учуял: ты — фриц!.. И фамилия у тебя фашистская: Людвиг, — процедил он. — Да таких, как ты, наши деды…
Орк резко вскочил, так что стул с грохотом отлетел к стене. Гиббон рванулся навстречу, опрокидывая посуду.
— Ну, давай, как они! Что, слабо?! — взревел он. Спирт кипел в жилах.
— Давай! — прорычал Орк.
Широкое небо разлилось над Доном; на горизонте таяли последние отблески заката, пахло спелыми яблоками, без умолку трещали цикады. Орк и Гиббон опустились в сырую траву на колени, товарищи стянули им руки ремнями крест-накрест и расступились.
Несколько мгновений оба, тяжело дыша, жгли друг друга яростными взглядами. Наконец Гиббон оскалился и рыкнул… Но правду говорят: не бойся собаки, которая лает… Орк, не издав ни звука, как кобра стремительно метнулся и впился зубами Гиббону в пухлую щеку. Словно на собачьих боях, где дерутся двое бульдогов, раздались вокруг возгласы одобрения. Гиббон взвыл от боли, рванулся и двинул плечом Орку под кадык. Тот разжал челюсти и отпрянул, оставив на щеке Гиббона багровые отметины. Набухли вишневым соком и побежали по морде инспектора темные ленты; капли срывались на рубаху. Орк тронул языком пошатнувшиеся зубы и брезгливо сплюнул — ему показалось, он укусил за бок свинью. Хмель слетел с него тотчас, и ему вдруг стало нестерпимо стыдно оттого, что он уподобился дикарю и теперь самым глупым образом опозорен… Он уже хотел прекратить поединок, когда Гиббон с воплем ринулся на него, боднул головой в грудь и повалил навзничь. Со стороны казалось, грызутся двое вурдалаков: Гиббон рычал и, суча ногами, подбирался ближе и ближе к горлу Орка… И лежать бы капитану с разорванной глоткой, и полетела бы родным в Нижний весть о том, что пал их геройский сын в роковой схватке с врагом… Но отчаянным усилием Орк высвободил из пут левую руку, и только это спасло ему жизнь… Их растащили… У обоих морды были в крови, как у сытых львов.
Утром «дуэлянтов» отправили в госпиталь. Голова Дзюбака с прокушенной щекой и рваным ухом была похожа на распухшую обмазанную йодом тыкву. Людвиг поплатился перегрызенным в запястье сухожилием.
По дороге, глядя из окна санитарной машины, они впервые ясно увидели величественный и спокойный Дон, серебряною лентой скользящий по бескрайней степи, и высокое удивительно прекрасное небо, громадами ажурных облаков скрывающее землю от сурового лика Творца.
Садо и Абу ходили вокруг ржавой «копейки», брошенной возле сарая, цокали языками. И Ахметик бегал за ними следом, заглядывал в пустой багажник — туда и он, и еще четверо таких же малышей уместится. Вот где в прятки играть! Мотора нет у «копейки», и там спрятаться можно. И кресел нет, один ржавый остов на колесах…
«Копейка» раньше принадлежала хромому Ибрахиму. Как начался обстрел, взял он всю семью — старика-отца, жену и двух дочерей — посадил в машину и поехал прочь. Хотел в горах переждать. С завистью тогда смотрели на него те, у кого не было машины, кто пешком бежал от снарядов, гроздьями валившихся с неба. А кто и не побежал вовсе, остался, как остались Абу и Садо, и маленький Ахметик тоже остался. И начали они играть в прятки со снарядами. Забрались в погреб, там и сидели, пока земля тряслась, пока ухало и выло кругом. А когда утихло, выбрались и увидели на окраине станицы, в кювете покореженную машину хромого Ибрахима.
Тогда дяди отправили Ахметика домой, а сами пошли искать семью Ибрахима. Долго искали, а когда вернулись, сказали, что так и не нашли. Видно Ибрахим пешком в горы подался. Ведь машина — мишень, по ней стрелять легче, а по людям стрелять — патроны зря тратить. В темноте на двор останки машины приволокли. Крыша «копейки» и весь правый бок дырами усыпаны. Вернется Ибрахим — вот расстроится. Куда теперь такая машина годится?
А пока дядей не было, пока они Ибрахима с семьей искали, Ахметик возле дома странную трубу нашел. Труба из земли торчит, широкая, к торцу заужена, запаяна наглухо. На трубе надпись непонятная, цифры какие-то. Поковырял Ахметик краску, попробовал трубу из земли выкорчевать, да где там. Ударил по трубе ногой — та даже не шелохнулась, крепко в земле засела.
Пришли дяди, посмотрели и сказали: «Хвала Аллаху!» И еще сказали, что это снаряд неразорвавшийся. А потом в саду и на огороде еще два таких нашли…
А на следующий день дяди в станицу отправились, и Ахметик с ними пошел, и лошадка с ними пошла, ее дяди в соседнем дворе у русской семьи взяли. Самих их никого дома не оказалось. Тоже, наверное, как и хромой Ибрахим, в горы ушли. Не скоро теперь вернутся, да и зачем им возвращаться, ведь их дом снарядом разметало. А лошадка в хлеву стояла — ей ничего. Стоит — сено жует. Вывели ее дяди, впрягли в телегу и пошли по станице. Идут вдоль дороги, воронки от разрывов объезжают. Много воронок, вся улица ими изрыта. Вот хорошо будет в прятки играть! И еще несколько снарядов нашли. Всякий раз, как находили снаряд, дяди говорили: «Хвала Аллаху!» Снаряды на подводу складывали. С десяток набралось. Люди, кто остался, выходили и сами показывали, где у кого такие же штуки из земли торчат. А у Магомеда снаряд весь дом насквозь пробил и прямо возле очага в землю вонзился. Долго выкапывали его оттуда, Ахметика в дом не пускали. Когда выносили снаряд, «Хвала Аллаху!» говорили.
Все снаряды дяди к своему дому свезли и сложили в сарае, и сверху соломой прикрыли. А ближе к полудню заревело на окраине, бронетранспортер и грузовик с солдатами приехали, за оградой остановились, солдаты на землю попрыгали и побежали в станицу. Дяди к погребу метнулись, думали, что солдаты к ним идут. Но солдаты мимо, в дом Кюзи, через забор полезли.
У Кюзи есть родственник в городе, большой начальник. Дом у Кюзи самый богатый в селении — кирпичный, двухэтажный, с беседками, только стекла в нем вышибло при обстреле. Баранов у Кюзи больше всех, машина не такая как у хромого Ибрахима, а лучше — иностранная, джип называется. Сына Кюзи, — его Ханпаша зовут, — не в местную школу, а в город возили каждый день, где такие же богатые дети, как у Кюзи учились.
Посадили солдаты Кюзи в его же джип, и его сына Ханпашу, и мать Ханпаши тоже посадили и повезли куда-то. А еще у Кюзи в доме двое горцев жили, так их солдаты затолкали в погреб и гранату бросили. Им горцы не понравились. А когда солдаты из дома Кюзи вышли, там хлопнуло что-то, дым из окон повалил черный…
