сошла на нет. Все дело в том, что управление всем этим бардаком, как любил выражаться Осмэр, было ему банально не интересно. С юношества он держался обособленно от деревенских сплетен, праздников, и предпочитал львиную долю времени проводить за своим любимым занятием. По своей натуре Осмэр — одиночка. Да, он на хорошем счету у всех. У него есть свое мнение. Ему не чуждо высказать это мнение при случае. Вот только люди ему не интересны. Его мало беспокоили ссоры и склоки, в которых так любили принимать участие охотники из семьи Ковальд. Когда-то, когда братья Ковальды и Осмэр были моложе, Рослин видел в Осмэре конкурента. Он завидовал. Завидовал уважению сына кузнеца. Еще в зачатке конфликт удалось погасить — не без помощи Патрика. Неизвестно кто кого смог бы вырубить — кулачная схватка намечалась знатная, но что-то подсказывало будущему старосте, что у Осмэра были неплохие шансы против Рослина. Словесную дуэль Рослин проиграл, а Осмэр, хоть и не преследовал такой цели, стал в глазах деревенских мальчишек чуть значимее, чем раньше. Драки не случилось, и он благодарил Патрика за это…
Осмэр жил один. Холостяцкое гнездо досталось крепкому мужчине от отца. Это была самая обыкновенная деревенская постройка. Стены, стол, стулья — все было выполнено из дерева. Вопреки сложившейся традиции безбрачной жизни, кузнец предпочитал последовательность действий во всех аспектах жизни. Упорядоченность, чистота, организация быта, работы, досуга — ключ к успеху. Труд превыше всего, но об отдыхе не стоит забывать. Любимым делом усатого крепыша в грязном, рабочем фартуке стало курение. Его отец курил. Его дед курил. Курил и сам Осмэр. После того, как несколько лет назад отца прибрала земля, Осмэр стал этим злоупотреблять, но вскоре после того, как начал чувствовать одышку и сильнее уставать, практически забросил это дело. Понятно, что окончательно бросить мужчина был не в силах, однако затянуть пояса, как любил говорить дед, ему было под силу.
После смерти кузнечных дел мастера сын горевал какое-то время, и слухи ходили всякие. Одним из таких — было пьянство Осмэра. Однако никто из гнилых языков Залесья никогда не видел последнего в состоянии даже легкого подпития, не говоря уже о сильном опьянении. Так шли годы. За то время, пока Осмэр провел в одиночестве, он понял, что работать в доме — хорошо, но лучше это делать в отдельной мастерской. По правде говоря его отец и дед мечтали о чем-то подобном. Но денег, как помнилось Осмэру, всегда не хватало. Тогда повзрослевший мужчина наладил скромные поставки инструментов и металлических изделий в город. Он нашел торжище, вышел на купцов, и вскоре мало помалу деньги стали появляться. На глазах у сельской общественности рядом с домом кузнеца росла пристройка. И вскоре она выросла в не менее значимую для владельца дома ремонтную мастерскую. Осмэр даже подумывал найти подмастерье, да все руки не доходили. Да и, полагал Осмэр, в деревне не было подходящих для данного ремесла кандидатов.
Летом кузнец предпочитал работать на свежем воздухе. И так могло продолжаться до поздней осени. Рядом с мастерской он соорудил навес, поставил наковальню, пару столов. На стены у входа мужчина закрепил крючки с клещами, мешочками с гвоздями и прочими прелестями кузнечного дела. На столах по порядку были разложены стамески, зубила, кувалды, запасные мехи, подбойки. Осмэр трудился. А если не трудился — отдыхал, или ездил в город продавать изделия.
В то утро усатый крепыш проснулся поздно и не в самом лучшем расположении духа. Все валилось из рук. Ночь прошла в бессонном забвении. Негодяи успели сильно напугать простых людей. Повезло, что они уехали. Осмэр не был воином, но он и не был трусом. Возможно тот факт, что четверка мерзавцев ускакала восвояси, спас ему жизнь, потому как защищать себя, пусть и чем попало, мужчина твердо для себя решил.
Кузнец прикладывался по наковальне, изредка поглядывая на раскрасневшийся горн. Краем глаза он что-то увидел. По началу он не обратил внимания, пусть это что-то и приближалось. Лязг прекратился. Осмэр отложил в сторону щипцы, размял шею, покрутил молот, глянул вдаль. Со стороны леса с мечом в руках бежал какой-то оборванец. Осмэр насупился, и присмотрелся лучше. Странноватый чужак был весь в грязи и чем-то красноватом. Неужели кровь? Кузнец сильнее сжал инструмент, поскольку бродяга направлялся прямо к нему. Он несколько раз упал прежде чем добраться. А как только голодранец оказался у навеса, Осмэр решительно вышел вперед. Он допускал, что держащий в руках меч безумец без раздумий пустит в ход свое оружие, а потому как мог приготовился.
— Вурдала-а-к… — и обессиленный мужчина рухнул на землю…
Сложно выразить ту палитру чувств и эмоций, что испытывал деревенский ремесленник. С одной стороны он понимал, что в привычную обыденность и спокойствие с оглушительной скоростью ворвалась неразбериха, подпитываемая непониманием и бессилием честного люда. С другой — упавший буквально у самых ног ниц измученный человек, очевидно, не являлся причиной подобного положения дел. Судя по всему, он был лишь следствием развязанного не пойми как хаоса и сумбура.
— Или нет. — Высказался вслух кузнец.
Когда-то давным-давно — когда Осмэр был совсем юн и наивен, отец предупреждал отпрыска, что зло умеет принимать разные формы и обличия. Он рассказывал истории о том, как бандиты грабят караванщиков предварительно усыпляя их бдительность. По словам отца, происходило это следующим образом. Один из прощелыг с большой дороги представлялся невинной жертвой, нуждающейся в помощи. Он мог выглядеть запуганным и даже избитым, но на поверку все оказывалось куда прозаичнее. Актер театра смерти мог тянуть время, пока остальные участники спектакля занимали места согласно купленным билетам. Иногда он мог действовать куда более дерзко. Не редко у рыдающего на коленях бедняка внезапно оказывался предательский, но остро заточенный кусок железяки — длинной около тридцати сантиметров. Такое подлое лезвие могло храниться где угодно. Результат один. Жертвы подобных трагедий неизменно играли второстепенную роль, поскольку главные действующие лица — злодеи с, без всякого сомнения, нелегкой судьбой и тяжелым сердцем, оправдывали свои поступки несправедливостью бытия. Им просто не везло. Их вынуждала жизнь. Говоря о предсказуемом финале для мечтателей, избравших путь шантажа и убийств, он наступал, как правило, быстро но не всегда прогнозируемо.
— Перед дыбой и топором палача все равны. Ибо таков закон. — Заключил в конечном счете в тот солнечный день родитель Осмэра.
Как и было сказано ранее, кузнец испытывал сложную палитру чувств и эмоций. Застрявшее в чертогах разума воспоминание твердило ему — это капкан, засада, смертельная опасность. Можно называть это как угодно,
