руках, надорванный ворот платья, дорогие ткани, небрежно брошенные на стол, слишком тяжелый для того, чтобы одна невысокая женщина могла сдвинуть его с места, подтащить под потолочный крюк и так ловко продеть сквозь кольцо шелковый жгут. Значит, Мунжен. Тихая почтительная Мунжен оказалась хищницей пострашнее, чем дерзкая и напористая покойница. Но с Мунжен он будет говорить завтра.
— Мертва, — констатировал Пахар, разогнув спину. — Хоть одна хорошая новость за сегодня.
Сеймё мелко захихикал, прекрасно поняв, что имел в виду главный евнух — приличные свободные покои при тесноте гарема ценились недешево.
В приоткрытое окно доносился запах приготавливаемой рыбы — горчащий, жирный и въедливый. Астид поморщился. Единственное окно в отведенной им комнате выходило на дорогу, на противоположной стороне которой находилась харчевня средней руки. Нехитрую пищу готовили в котлах и на сковородах на улице, и смрад и копоть от многократно используемого жира удушающим облаком расплывались над дорогой. В иные минуты налетающий порыв ветра ветер выметал вонь с улицы, напоминая о том, что где-то за домами дышит свежестью и прохладой морской простор. Но все же, большую часть дня приходилось вдыхать этот назойливый запах. Им пропиталась вся комната, постель и одежда.
Ветер зашвырнул в комнату новую порцию дымного чада и нескольких мух, вившихся над котлами. Астид выругался вполголоса. Не вставая с кровати, махнул ладонью, и створки окна схлопнулись с дребезжанием. Через несколько минут в комнате стало невыносимо душно, поскольку окно было единственным источником воздуха. Полукровка стащил рубаху, швырнул её в угол кровати. На мокрый от пота воротник с жужжанием спикировала жирная муха, к ней присоединились еще две, и закружили хоровод, елозя по льняной ткани хоботками.
Прошло уже четыре дня, а от Падхара не было ни единой весточки. Гилэстэл терпеливо ждал, и попутно пытался определить перспективы торговых отношений, прогуливаясь по лавкам и торговым домам. Астид в первые два дня обошел с ним все островные торговые ряды, лабазы и рынки, и теперь маялся от бездействия. Единственным развлечением были вечерние представления с участием Танкри.
После знакомства она ни разу не предприняла попытки увидеться со своими земляками. И Астид, с неизменным удовольствием любуясь вечерами танцовщицей, пытался угадать причину — её ли это собственная неприязнь или запрет хозяина?
Еще до того, как раздался стук в дверь, Астид почувствовал присутствие за ней чужого. К дверям приближался не князь и не прислуга. Полукровка поднялся с кровати и скользнул к двери, раздвинув створки за секунду до того, как раздался стук. Человек за порогом вздрогнул от неожиданности, но тут же смущенно улыбнулся и поклонился. В руках визитера Астид узрел желтый бумажный конверт
— Панжавар Ги… Гили…Гли… — посланец, мучительно краснея, пытался выговорить непривычное имя.
— Гилэстэл? — смилостивился Астид.
Человек с конвертом затряс головой и протянул конверт.
— От кого? — не спеша принимать послание, Астид состроил вопросительную мину и указал на конверт.
— Панжавар Падхар, панжавар Падхар.
— Отлично! — Астид выдернул бумагу из руки посыльного.
Конверт был заклеен и скреплен печатью на стыке краев. Астид довольно улыбнулся. Медленно шарканье удаляющихся шагов за дверью превратило улыбку в чуть досадливую.
— Эй, как тебя там! — Астид выглянул в коридор, поманил оглянувшегося посыльного. — Держи. Падхару сердечный привет.
Курьер радостно заулыбался, зажав в кулаке полученную монету. Астид закрыл дверь и в раздумье закружил по комнате, обмахиваясь конвертом. Ходил долго, посматривая в раздумье на послание. Наконец решился. Надел свежую рубашку, причесался и отправился к Танкри.
Трапезный зал на первом этаже был пуст по утреннему времени. Слуги мыли пол, взбивали подушки, меняли скатерти и циновки на столах. Устричный дом был солидным заведением, не чета уличным забегаловкам, и первые посетители появлялись здесь далеко за полдень — купцы, чиновники, дворяне. Астид поднялся на второй этаж, прошел по нависающей над большим залом галерее, мимоходом бросая взгляд сквозь раздвинутые створки дверей в пока еще пустые приватные кабинеты для тех, кто не желал показываться в общем зале.
Семья владельца Устричного дома занимала половину третьего этажа. Оставшуюся часть делили постоянно живущая здесь обслуга заведения и рабыни-танцовщицы. Астид, поднявшись по лестнице, оказался в просторном вестибюле. Низкие столики у стен украшали изысканные расписные вазы, в которых росли остролистые растения с затейливо переплетенными стволами. Возле одного из растений суетился слуга. Макая в ведерко с водой длинную пушистую кисть, он щедро сбрызгивал листья. Астид кашлянул, слуга оглянулась, удивленно замерев с поднятой в замахе рукой.
— Танкри? — вопросительно поднял бровь полукровка.
Слуга, чуть замешкавшись, ткнул кистью в сторону прохода у себя за спиной. Астид, помахивая конвертом, направился туда под любопытным взглядом прислуги. Коридор неярко освещался масляным светильником. Полукровка озадаченно остановился, глядя на шесть одинаковых закрытых дверей, расположенных друг против друга, по три с каждой стороны. Стучаться в каждую, в надежде, что откроет танцовщица, показалось нелепым. Астид выглянул в вестибюль в надежде внести ясность, но мастер ведра и кропила уже исчез. Полукровка приблизился к первой двери, напряг слух. За тонкой створкой слышалось тихое бормотание, словно кто-то читал книгу или молился. Астид отступил, раздумывая, не потревожить ли обитателя комнаты, как вдруг из-за двери напротив послышался многоголосый женский смех.
Астид подошел, поднял руку, чтобы постучать. Судя по доносящимся звукам, в комнате было весело. Говорили одновременно несколько женщин, иногда слова прерывались смехом. Сквозь голоса полукровка уловил плеск воды. Поколебавшись несколько мгновений, Астид опустил руку и едва заметно шевельнул пальцами, заставив створки дверей бесшумно раздвинуться на ширину фаланги. В образовавшуюся щель стала видна купальня с широкой бадьей. В бадье, погрузившись в воду по грудь, сидела Танкри. Три девушки-танцовщицы в коротких промокших юбках хлопотали рядом: одна со смехом терла северянке спину губкой, другая зачерпывала воду из бадьи ковшом и обливала Танкри сверху, помогая смывать мыло, третья расправляла простынь. При этом все трое болтали, перебивая друг друга и похохатывая. Танкри, отфыркиваясь от обильно текущей по лицу воды, тоже смеялась.
Астид чуть улыбнулся, с удовольствием созерцая идиллическую картину. Но все же отвёл глаза, когда Танкри легким движением поднялась, переступила край бадьи, шагнула на подстеленную циновку и завернулась в поданную простыню. Полукровка бесшумно сдвинул створки двери, отступил на шаг и громко постучал. Голоса и смех оборвались, и в проеме двери, нешироко раздвинув створки, возникла Танкри.
— Панжавар Астид? — удивилась она.
— Доброе утро, Танкри, — полукровка склонил голову, приветствуя танцовщицу. Взгляд упал на её грудь, облепленную мокрой простыней. Ткань была не настолько плотной, чтобы скрыть обернутые в неё красоты. Астид спохватился, вскинул голову, устремив взгляд поверх плеча стоявшей
