нужно.
Разложив всё по местам, задумываюсь. Вряд ли Виолетта что-то делает по хозяйству, если так плохо видит. Зачем тогда здесь столько всего? Володя готовит, когда приезжает к матери?
— Виолетта Валерьевна, — выхожу опять во двор, — что вам разогреть на обед? Есть запечённые овощи, рыба в белом соусе, рис…
— Что угодно, — отмахиваются от меня.
Приглядываюсь и замечаю, что женщина тяжело дышит.
— Вам нехорошо? Разрешите, я пощупаю пульс, — прикасаюсь к запястью и сразу понимаю, что пульс учащённый. — У вас гипертония?
Виолетта кивает.
— Тонометр есть?
— Что вы всё у меня спрашиваете, — отзывается раздражённо, — пойдите и поищите!
Не ответив на выпад, иду за своей сумкой. Тонометр я сама захватила, самый простой, не навороченные автоматические, которые сейчас продаются, но какая разница.
— Сто сорок на девяносто пять, — говорю, вытащив фонендоскоп из ушей. — Какие лекарства вы принимаете?
Приступ быстро удаётся купировать, но я продолжаю сидеть рядом с женщиной. Таблетку-то она выпила, вот только…
— Виолетта Валерьевна, какие лекарства от гипертонии вы принимаете регулярно? — спрашиваю у неё, делая акцент на последнем слове. — Вам ведь наверняка врач выписывает препараты для нормализации артериального давления?
— Там слишком много побочных эффектов, — слышу ответ и закатываю глаза, благо, никто не увидит.
Вот так всегда. Сколько я уже таких перевидала. Большинство пожилых людей почему-то боятся именно побочек, а не того, что с ними может случиться при гипертоническом кризе. Но ведь все эти лекарства действуют, только если принимать их каждый день, а не тогда, когда тебе становится плохо!
Поднимаюсь, решив, что это не моё дело, и затыкаю свою совесть мыслью, что работать тут я не буду. Лучше уж пойти разогреть обед.
— Вы будете есть здесь или пойдёте в дом? — спрашиваю уже в дверях. — Давайте помогу вам?
— Я приду сама, — слышу в ответ.
Ну сама так сама.
Всё уже разогревается, и кухня наполняется ароматами, когда за моей спиной раздаётся уставший голос:
— Добрый день, Надежда.
Оборачиваюсь, вздрогнув и чуть не уронив крышку от кастрюли.
— Добрый день, Владимир, — киваю и снова утыкаюсь взглядом в плиту. — Виолетта Валерьевна собиралась пообедать, вы присоединитесь? Уже почти всё готово.
— Да, спасибо, пойду схожу за ней, — Володя уходит, а я выдыхаю.
Ладно, пусть поест, а потом я скажу, что вынуждена отказаться от работы.
Мужчина, ведя мать под руку, возвращается спустя буквально минуту.
— Сын, ну и какая из неё компаньонка, если она не удосужилась даже помочь мне дойти до кухни? У меня опять давление зашкаливает, а она, вместо того чтобы помочь, мне ещё смеет выговаривать, что я не так лекарства принимаю! — доносится до меня, и я сжимаю зубы.
То есть, меня выставляют виноватой во всех грехах. Ясно. Похоже, и отказываться не придётся, самой на дверь укажут. Ай, к чёрту.
Впрочем, Володя не обращает на выпад матери никакого внимания. Подводит её к стулу и оборачивается ко мне.
— Давайте я помогу, — протягивает руку за тарелкой.
— Это вообще-то её обязанность, — брюзгливым тоном тут же вмешивается Виолетта. — Или она от тебя деньги просто так получает?
На скулах мужчины вздуваются желваки.
— Надежда — не прислуга, — голос тихий, но в нём отчётливо слышится предупреждение, так что мать замолкает с недовольным видом.
Решив продолжать держать рот на замке, передаю ему корзинку с хлебом, а сама раскладываю по тарелкам разогретую еду.
— Положите и себе тоже, вы ведь не ели? — слышу настойчивое, вскидываю глаза на мужчину и, заметив его выражение лица, киваю, проглотив возражения.
Ставлю всем тарелки и сажусь напротив Володи, который вдруг прищуривается, глядя на еду, а потом поднимает на меня настороженный взгляд.
— Откуда вы знаете, что я не ем лук и болгарский перец?
Ох, чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт…
Растерянно смотрю в его тарелку. Действительно, когда я раскладывала всем запечённые овощи, ему положила только кабачок, баклажан и помидоры.
Ну надо же было так… Руки действовали на автомате. Оказывается, я до сих пор отлично помню его привычки в еде!
— Не знаю… Наверное, случайно вышло, — выговариваю непослушными губами.
Ещё немного посверлив меня взглядом, Володя кивает, и я незаметно выдыхаю.
Всё-таки он меня действительно не узнал. Иначе зачем было задавать такой вопрос? Правда, мне абсолютно непонятно, как так может быть, но… Видимо, я была для него не так важна, как он для меня. При мысли об этом застарелая боль возвращается с такой силой, что на глазах выступают слёзы.
— Надежда? У вас всё в порядке?
В голосе как будто искренняя тревога, но поднять голову и посмотреть ему в глаза я не могу, только киваю.
— У матери ты, значит, не интересуешься, как дела? Не понимаю, что за необходимость… — начинает раздражённо Виолетта.
— Хватит, мама, — мужчина перебивает её, отодвигает полупустую тарелку и встаёт.
— Я ещё и не начинала! — с пол-оборота заводится она. — Если ты считаешь, что можешь вот так обращаться с родной матерью… Весь в своего отца! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!
— Мама, мне не пять лет, — обрубает её Володя. — Я должен сказать несколько слов Надежде, потом спущусь, — переводит взгляд на меня. — Я не задержу вас надолго.
Киваю и встаю, тоже отодвинув тарелку. Иду следом за мужчиной, который поднимается на второй этаж и заходит в одну из комнат. Видимо, это кабинет — у окна рабочий стол, книжные полки по периметру комнаты.
— Что там с её давлением? — спрашивают меня неожиданно.
— Повышенное было, но не критично, — пожимаю плечами. — Я измерила, принесла таблетки, спросила, какие лекарства ваша мать пьёт регулярно.
— Понятно, — он кивает, не глядя на меня, прислоняется к столу, трёт висок, затем поднимает глаза. — Надежда, можете сказать мне сейчас, что отказываетесь от работы. Не надо тянуть.
— Почему вы решили, что я отказываюсь? — спрашиваю неожиданно даже для себя самой.
Надя, ты что творишь?! Ты же сама собиралась ему об этом сообщить! Ну что ты за дура? Ты бы лучше себя пожалела, чем всех вокруг…
Пока всё это проносится у меня в голове, мужчина меняется в лице, но я не могу понять, что он чувствует.
— А вы… не отказываетесь? — в голосе слышится слабая надежда.
Отказываешься! Скажи, что отказываешься!
Я затыкаю внутренний голос и со вздохом говорю:
— Нет, не отказываюсь.
— Ох, Надежда, вы не представляете, как выручили меня, — он расслабляется так, что это заметно невооружённым глазом. — Спасибо!
Быстро подходит ко мне, обхватывает за плечи, даже слегка встряхивает и опять повторяет:
— Спасибо большое!
— Э-э-э, — я смотрю на него ошарашенно, и мужчина вдруг резко отдёргивает руки, будто поняв, что
