Обернув шею полотенцем, он вышел из ванной в одних пижамных штанах, сползавших на бедра. Он напевал мелодию, в которой она узнала испанскую песню «Любовь». Она слышала ее по радио в исполнении Бинга Кросби[60] и знала, что эта песня пользуется успехом в американских войсках. Ив уже готовится к выступлению перед американцами, которое будет через три недели? Она наблюдала, как он повернулся и направился в сторону кровати.
Капли воды скатывались с его темных волос и стекали по спине. Она почувствовала сильное влечение к этому прекрасному молодому мужчине.
— Что это?
Она улыбнулась.
— Твои новые часы, дорогой.
Он смотрел на них, открыв рот. Потом осторожно взял в руку и повертел.
— И что мне с этим делать? — Его голос был не громче дыхания, а взгляд прикован к ее подарку. Постепенно она стала осознавать, что выражение его лица не имеет ничего общего с удовольствием. Она чувствовала это все яснее и яснее.
— Я всего лишь сын рабочего… — сказал он и красноречиво замолчал.
— Ты хочешь стать великим певцом. Тем человеком, перед которым будут преклоняться люди, — спокойно ответила она, хотя стук ее сердца от волнения отдавался в горле. — Для меня ты звезда, а такие вещи позволят тебе выделиться. Ты только посмотри на Мориса Шевалье. Он из небогатой семьи, а живет теперь как дворянин до революции.
Ив поднял голову и посмотрел на нее.
— Ты звезда, Малышка, а у тебя почти нет украшений.
Мысль о том, чтобы снова отправить Симону на черный рынок и обменять часы на что-нибудь еще, пугала ее больше возможной ошибки с выбором подарка для любимого.
Ее рука нащупала крестик на золотой цепочке.
— Это неважно. Драгоценности для меня ничего не значат. Я хочу, чтобы ты не только вел себя как знаменитость, но и выглядел соответствующе. К тому же я хотела сделать тебя счастливым.
— Уф! — появившаяся на его лице смущенная улыбка, к величайшему облегчению Эдит, превратилась в радостный смех. — Не стоит тратить столько денег, — пробормотал он, тщетно пытаясь застегнуть часы.
— Позволь мне сделать это.
— Только чур больше никаких крупных трат, — сказал Ив, пока Эдит застегивала на его левом запястье кожаный браслет. — Спасибо, моя Малышка. Я не подведу и буду с гордостью носить эти часы. Однажды я стану великим шансонье. Обещаю.
Она взяла его руку, прижалась к ней щекой и прошептала:
— Я знаю.
ГЛАВА 22
Ежедневник в кожаном переплете напоминал Эдит магическую книгу. Он лежал перед ней на секретере в ее гостиничном номере. Она уставилась на дату своего последнего концерта в Марселе. Это был день, когда Андре должна была давать показания перед комиссией. Но эта дата зафиксировалась лишь в ее памяти, а не на бумаге. Тем не менее Эдит смотрела на страницу ежедневника так, будто могла взглядом наколдовать телефонный звонок из Парижа. Она ждала вестей от Деди уже несколько часов, но телефон молчал.
Эдит несколько раз пыталась дозвониться сама, но телефонная барышня дружелюбно повторяла, что с Парижем связи нет. Если сообщений не появится в ближайшее время, Эдит придется петь, неся на сердце груз неизвестности. Ее страх перед возможным запретом на выступления, конечно, не помешает ей выйти на сцену, но было бы гораздо приятнее предстать перед своей публикой, не думая ни о чем и забыв о «деле Пиаф». Беспокойство тлело тихонько, как угли в камине. Сегодня тот день, когда, как она знала, комиссия примет решение о ее будущем.
Раздался торопливый стук, потом дверь распахнулась и на пороге возник Ив.
— Эдит, мы должны идти.
Она лишь на секунду подняла на него взгляд, а затем снова с тоской уставилась на телефон.
— Минуточку, — сказала она.
— Лулу уже ждет в машине.
В этот момент раздался телефонный звонок. Звук был необыкновенно пронзительным. «Пожалуйста, дорогой Бог, пусть это будет Деди с хорошими новостями», — подумала она, протянув руку к трубке.
— Нет времени, — настаивал Ив. — Оставь телефон и пойдем…
— Одну минуту, — повторила она, жестом призвав его к тишине. Затем взяла трубку. — Алло?!
— Эдит! Пойдем.
— Эдит? — произнесла Андре на другом конце провода.
— Как приятно наконец услышать тебя! — ответила Эдит. Она повернулась на стуле спиной к Иву. — Я волновалась.
— Извини, невозможно было связаться с Марселем. Не знаю, связано ли это с освобождением Страсбурга вчера, но сеть перегружена по всей Франции. Я пыталась, но до сих пор не получалось.
Эдит заколебалась на мгновение, потом нервно сглотнула.
— Что нового в Париже? — Ее голос звучал на октаву ниже, чем обычно.
— Разве ты не можешь обменяться сплетнями после выступления? — донесся из-за двери голос Ива. — В последний раз говорю: надо идти!
Если бы она и дальше игнорировала его требование, он. по-видимому, ворвался бы в комнату и выхватил у нее из рук телефонную трубку. Подобную ситуацию она нашла бы забавной в другое время, но информация, которую она ждала, была слишком важной, чтобы терпеть такое чрезмерное проявление мужского характера.
Эдит попросила Андре подождать минутку. Она развернулась на стуле и крикнула:
— Пожалуйста, оставь меня в покое. Я тебе потом все объясню, а сейчас убирайся и закрой дверь.
К ее величайшему удивлению, Ив послушался так же невозмутимо, как это сделала бы собачка. «Женщине всегда нужно излагать свои требования громко, иначе не услышат», — подумала она. Скорее всего, Ив просто будет сдерживать свое нервное напряжение до тех пор, пока они вместе не сядут в машину. Но сейчас это не имело значения.
Она встала, подошла к двери и повернула ключ. Порадовавшись, что сможет спокойно поговорить без Ива или кого-нибудь еще, она снова взяла трубку.
— Деди, ты все еще здесь? Мы одни. Я должна идти прямо сейчас, но расскажи, пожалуйста, как прошел разговор.
— Еще раз прошу прощения, что не смогла дозвониться раньше, — Андре немного помолчала. — В двух словах: я думаю, что все прошло очень хорошо…
— Ты думаешь? Почему ты не знаешь точно?
— Что ж, господа были впечатлены моим заявлением, но они хотят проверить информацию и…
Сердце Эдит оборвалось. Легкий озноб пробежал по рукам и ногам.
— Это еще не конец разбирательствам, не так ли? — нерешительно спросила она.
— Ты должна дать им возможность все проверить. Но члены комиссии явно к тебе расположены. Эдит, я это ясно почувствовала. Уверена, что тебя скоро оправдают. А пока… — Андре колебалась.
— Что?
— Не повредит, если ты еще назовешь имя любого другого свидетеля. Не то чтобы они не поверили мне или усомнились в твоей помощи французским военнопленным, но я слышала, что они становятся очень дружелюбными, если в твою пользу свидетельствует еврей. Ты помогла многим. Было бы хорошо, если бы кто-нибудь дал показания перед комиссией.
Эдит охватила смесь разочарования и неуверенности. Что же, к конце концов, посчитают достаточным основанием, чтобы снять с нее обвинения в сотрудничестве с врагом? Где ей быстро найти человека, которого она не видела долгое время и при этом он был бы готов поручиться за нее в Париже? Конечно, были те, кому она помогла сбежать, но она даже не предполагала, где могут находиться эти люди сейчас.
— Норберт Гланцберг… — это имя едва донеслось сквозь шум телефонных помех. Эдит даже не совсем разобрала, в каком контексте оно прозвучало. Вдруг она вспомнила свой сон о немце, с которым у нее был роман. Неужели ее опасения стали реальностью? Пораженная, она спросила:
— А что с ним?
— Если бы ты могла найти Норберта Гланцберга, он наверняка дал бы показания. Черт возьми, ты потратила десятки тысяч в те годы, чтобы помочь ему скрыться от преследований. Это именно та история, которую хотели бы услышать господа из комиссии.
В дверь комнаты застучали.
— Эдит?! — прокричал Луи.
Эдит покачала головой. Жест был адресован и секретарю, и импресарио.
