расскажет все, как было, как на духу расскажет. Пойдемте, раз тут моим словам нету веры.
Ф е д о р. Ага, она расскажет! Ты уж ее, наверно, как по учебникам научила, что да как говорить. Она расскажет!
Е л и з а в е т а (тянет Владимира из избы). А вот пойдемте, пойдемте, уж ребенок-то не сбрешет.
В л а д и м и р (сопротивляется). Но ведь это молодежная тема, а я в сельхозотделе.
Е л и з а в е т а. Так она же вам все расскажет, вам только записать да напечатать. Чтоб ихняя родовина хоть раз в жизни покраснела.
Б а б к а. Федор, ты зачем ругаешься? А как правда пропечатают? У ней ведь брат в сельсовете сидит, ему что, он там все может пропечатать.
Ф е д о р. А чего же мне, молчать? Так если б я молчал, они б давно меня с потрохами съели.
Е л и з а в е т а (снова тянет из избы Владимира, но говорит больше для Федора, как бы маня его за собой). Она вам под честное слово все расскажет, мы про них так напишем…
В л а д и м и р. Но ведь мы так и не взяли материал?!
Б а б к а. Вот видишь, Федор, ты с ней ругаешься, а она привела из городу, и какой-то матерьял с нас сыскивают.
Ф е д о р. Я ей покажу — матерьял! Я ей такой матерьял со стариков стребую — век сама голая ходить будет!
Е л и з а в е т а (Владимиру, но все так же больше для Федора). Пойдемте, пойдемте, мы про них такое напишем, что во сне заикаются.
Ф е д о р. Тогда и я пойду. Пусть при мне говорит, при мне. А то твой ребенок такого наплетет в газету, что потом и в тюрьму не примут. При мне пусть, при мне, я законы знаю.
Елизавета выводит наконец Владимира. Федор выходит за ними.
В л а д и м и р (на секунду появляясь в дверях — видимо, дальше его не пускают). До свидания!
Б а б к а (сурово). Бог простит.
Владимир исчезает, какое-то время еще слышны крики со двора, потом все умолкает.
Б а б к а (подходит к деду, уснувшему еще в начале ссоры). Василий, а Василий!
Д е д. А? Чего?
Б а б к а. Ты бы лег на кровать-то.
Д е д. Заснул, что ль? А и приснилось-то, будто я на собрании колхозном, еще при старом председателе.
Б а б к а. Дак тут хуже всякого собрания было.
Д е д. Ушли, что ль, неугомоны-то?
Б а б к а. Ушли, ушли. Может, тебе чаю согреть с брусникой? У нас ведь брусника еще осталась.
Д е д. А случай-то я им так и не рассказал. Это как я к Семенову под расстрел-то попал.
Б а б к а. До Семенова им, как же! Ведь это я как в воду глядела, когда сказала, что они из-за Кольки пришли. Какое же им старинное, чего им с него? У них свое на уме. Я тоже медалю свою хотела показать, за труд-то которая, а потом, думаю, засмеют. Уж бог с ней, да с медалей. Огород не отобрали — и то ладно.
Д е д. А больше-то ничего не стребовали?
Б а б к а. Кричал опять тот-то, молодой, про матерьял, а Федор-то им и показал. Это ладно, бог надоумил за ним послать, а то ведь без него-то чего бы с нами сделали.
Д е д. А она счас в сельсовет да и снова брату пожалится. А тот и снова пришлет какого-нибудь отписывать.
Б а б к а. Дак а как же не прислать? Еще как пришлет-то. Такого пришлет, что не только огород, а и самих-то в живых не оставит.
Д е д. А чего же делать будем? Пришлет, а мы и Федора не дозовемся.
Б а б к а. Вот и думаю, чего делать. Огород-то ладно, бог уж с ним, да с огородом, так они ведь еще и Федора-то, того и гляди, что засудят.
Д е д. Может, покаяться идти? Пусть уж забирают эти сотки, только б отступились от нас.
Б а б к а. Отступятся они, как же! Сотки, что ль, им эти нужны? Говорю же тебе: из-за Кольки все. Тут теперь, пока Федора не посадят и дом не отберут, не отступятся.
Д е д. Дом-то отбирать — нету такого закона.
Б а б к а. Тогда самих со свету сживут. Вот что, Василий, сбегаю-ка я к Григорию, к племяннику. Тот-то грамотный и в городе учился, он-то уж чего-нибудь да посоветует. А может, и бумагу какую выправит, а я счас минуткой и обернусь. А то ведь засудят они Федора, насовсем засудят.
Д е д. Ты убежишь, а тут снова кого пришлют, и чего я делать буду?
Б а б к а. Не успела она еще к брату-то сбегать. Дома ведь они счас у ней разбираются.
Д е д. «Не успела»… Такая везде поспеет. Нет уж, ты пошла — и я с тобой.
Б а б к а. Да куда же ты со своими ногами?
Д е д. А уж лучше как-нибудь да идтить, чем тут сидеть, их дожидаться.
Б а б к а. Ладно, собирайся. Мы тогда на лавочках отдыхать будем.
Собираются.
А Гришка-то, он ушлый, уж он-то обязательно присоветует. Счас, Василий, до Епифанихи доползем, а там и лавочка. Посидим, отдохнем да и дальше, до Бычковых. На ихней посидим, а там и до Гришки совсем ничего. Счас, Василий, бумаги я, какие есть, соберу, да и двинемся.
СЦЕНА ВТОРАЯ
РАССЛЕДОВАНИЕ
Дом Елизаветы. Вся обстановка под городскую квартиру: новая современная мебель, ковры, яркие дорогие шторы и т. д. И в то же время можно сразу определить, что это деревенская изба. Это — и от большой русской печи, от ухвата и кочерги, прислоненных к ней, от больших цветных фотографий хозяев дома в деревянных рамках. Толкая впереди себя В л а д и м и р а, входит Е л и з а в е т а. За ними — Ф е д о р. Чем больше стараются его игнорировать, тем больше он дает о себе знать.
Е л и з а в е т а (Владимиру). Вот сюда, проходите и садитесь. И блокнот доставайте, чтоб сразу все записать.
Ф е д о р (садится). Запишем, все запишем, только не по-вашему. А то вы тут напоете, вы тут насвищете.
Е л и з а в е т а (только Владимиру). Садитесь, а я счас и чаю, и чего еще сами пожелаете.
Ф е д о р. Ага, с чаю начнешь, а комбикормом кончишь.
Е л и з а в е т а (Владимиру). Вы, главное, его не слушайте, а уж девчонка вам все обскажет. А напечатать потом и с портретом можно, чтоб и тот, молодой кобель, в полный рост был, и этот с мешком комбикорма там присутствовал. Счас я девчонку крикну.
Ф е д о р. Да свидетелей, свидетелей не забудь. А то без свидетелей-то вы тут книгу сочините, картину придумаете.
Е л и з а в е т а (впервые обратись к Федору). Не бойся, все как у людей будет. (Уходит.)
Ф е д о р. Вот, а теперь сам посуди, Владимир, как с такой родниться прикажешь? Да она на третий же день под статью подведет. (Закуривая.) Давно работаешь?
В л а д и м и р. Если честно — это моя первая командировка. И вот — влип.
Ф е д о р. Часто такое бывает?
В л а д и м и р. Что?
Ф е д о р. Да вот
