К л а в д и я. Поздно хватился! Отвыкла я от тебя. Чужой и чужой, что есть, что нет.
Н и к и т а. Мантулина ждешь? А он, сказывали, давно на воле. Бабу себе завел, дом купил. Живет не тужит. Вот и жди у моря погоды.
К л а в д и я. И откуда в тебе что берется? Жить не можешь без пакостей!
Н и к и т а. За что купил, за то продаю.
К л а в д и я. Тьфу! Ходишь, сплетни разносишь! Одурел от злости! Смотреть на тебя муторно!
Н и к и т а. А с жуликом жить не муторно? Ждешь, надеешься на что-то. Не надейся! Руки у него загребущие. Прилипнет к ним что-нибудь — и опять загремит… в Макарову вотчину.
Сзади неслышно подошел Г р и г о р и й. Увидев его побелевшее от ярости лицо, Никита отступает.
К л а в д и я. Не тронь, так оно не пахнет. Не тронь, Гриша, еще отвечать придется.
Н и к и т а удаляется. Клавдия и Григорий входят в ограду. Под крышей у Григория мастерская. В разных углах стоят скульптуры. Одна из них — Солдат, раскинув руки, словно обнимает кого-то. На стене, пристегнутые к куску красного плюша, висят отцовские награды. На верстаке — фигурки из дерева, воска, глины.
Григорий обрабатывает уже виденную нами глыбу черного мрамора. К л а в д и я, обласкав ордена, вышла на улицу.
Г р и г о р и й (хлопнув Солдата по плечу, обошел его вокруг). Ты мне нравишься, старина, ей-богу! В твоем восторге я вижу что-то подспудное. А что, и сам понять не могу. Дай-ка я на тебя издали погляжу. (Разворачивает скульптуру к зрительному залу, сам спускается в зал.) Загадочный ты человек! Как и вообще люди… с тайною, с недосказом. А с виду наивный. Ну, не притворяйся простачком! Простодушию твоему не верю. Хочешь обнять человечество, в глазах слезы умиления. Чище и незащищенней тебя в эту минуту нет никого на свете. А кем ты предстанешь, когда позовут заботы? Когда те, кого ты обнимаешь, будут жить рядом изо дня в день? Какие мысли сейчас текут в твоих извилинах? Эй ты, вояка! Ты умел воевать… А землю пахать сможешь? (Медленно бродит.)
Вновь появляется К л а в д и я.
К л а в д и я. Ты с кем тут, Гриша? Опять со статуями?
Г р и г о р и й. С людьми, тетя Кланя.
Клавдия оглядывается.
(Он улыбнулся.) Ну да. Статуи разве не люди? Правда, если они добры, то добры вечно. А люди переменчивы: то любят, то ненавидят. А злятся и в любви и в ненависти.
К л а в д и я. Ненормальности много вокруг, потому и злятся. В ненормальности люди доверие теряют.
Г р и г о р и й. А ты доверчивая.
К л а в д и я. Я? Не-ет, меня били много. Кого бьют, в том доверчивость выбивают. И тогда человек… злеет!
Г р и г о р и й. Как ни били тебя, ты сумела остаться доброй.
Клавдия делает протестующий жест.
Не перебивай, я лучше знаю. Ласку твою на себе испытал. Помню, больной лежал, в сыпняке. Ты неделями не отходила от изголовья. Кто я тебе? Отец там… ни муж, ни друг. И я, чужой, сам себе предоставленный звереныш. Мог с голоду сдохнуть, мог стать отребьем. Не сдох, не стал. Это ты сохранила меня, тетя Кланя! Все отвернулись от нас, ты одна не отвернулась. Ходила гордая, улыбалась, будто счастливей тебя никого не было.
К л а в д и я. Может, и впрямь не было…
Г р и г о р и й. Ты веришь, что он не виновен?
К л а в д и я. Как же, Гриня, как же! Мне сердце подсказывает. Бабье сердце — вещун.
Г р и г о р и й. Вот я думаю, тетя Кланя: какое оно, счастье?
К л а в д и я. Трудное, Гриша. Оно такое трудное порой, что никакой силач не подымет. Вон Святогор и тот надорвался.
Г р и г о р и й. Странное толкование! Необычное, во всяком случае. Я Святогора другим задумывал.
К л а в д и я. А вышел такой. Мне со стороны виднее.
Г р и г о р и й. Вот такую тебя… в камне вывести! Наверно, это была бы самая теплая моя вещь, самая чистая. Это — сама земля, сама Россия! Если б только хватило сил!
Клавдия снова гладит ордена Игната.
К л а в д и я. Запылились.
Г р и г о р и й. Так скоро! Я только вчера их чистил.
К л а в д и я. К поезду не опоздаешь? Третий час.
Г р и г о р и й. Успею. А скажи, тетя Кланя, откуда обо мне тот художник узнал?
К л а в д и я. Лужков ему говорил. Просил приехать, посмотреть.
Г р и г о р и й. Вот и пойми: кто он, защитник или судья?
К л а в д и я. Человек он, Гриня. Просто человек. Помнишь, к нам переводы из Юрги приходили? Мы все гадали: от кого? А их Лужков присылал.
Г р и г о р и й. Ты деньги-то не растратила?
К л а в д и я. Вернуть хотела, да боюсь обидеть.
Г р и г о р и й. Верни. Мы сроду чужим не пользовались.
К л а в д и я. Ладно, верну.
Г р и г о р и й. Тятя-то без меня, наверно, приедет.
К л а в д и я. Как приедет, я тебя тотчас извещу.
Г р и г о р и й. Тревожишься? Не тревожься. Вон как ласково в письмах тебя навеличивает: Кланя да Кланюшка.
К л а в д и я. Навеличивает. А кто я ему? Ни жена, ни полюбовница. И тебе кто?
Г р и г о р и й (тихо). Ты мать мне, тетя Кланя. Бели б не знал родной матери — одну тебя мамой звал. А так не могу, прости.
К л а в д и я (улыбаясь). Пойдем, Гриня. Тебе на станцию пора. С камнями-то прощайся, долго не увидишься. И участок свой попроведай… на солонцах.
Г р и г о р и й. Говорят, перепашут их. Все наши труды насмарку. Сколько назьму вбухано, сколько пота! Я ж семена по зернышку собирал, тетя Кланя! Чем председатель думает?
К л а в д и я. Ему что: велят — пашет, велят — кукурузу на лучших пашнях сеет.
Г р и г о р и й. Велят, велят! Совесть должна велеть! Дремлет совесть, а люди из колхоза выходят. Тетка Домна словом остановить хочет. Словом разве удержишь в колхозе?
Клавдия вздохнула. Опять тронула ордена.
2
К кладбищу с посохом в руке подошел путник. Это И г н а т. Охватив Натальин крест, припал к нему лбом. А когда оторвался, пошел. Встретился с Д о м н о й. Долго смотрят друг на друга. Домна, не выдержав, заговорила первой.
Д о м н а. Снова тебя встречаю. Как тогда, после войны.
И г н а т. Дурная примета! После твоих встреч добра не жди.
Д о м н а. А ты не верь приметам. Я, не лукавя, скажу, лучше бы сама те годы там отбыла, чем тут… думами себя изводить. Худо пришлось? Поседел весь.
И г н а т. Там и виноватому несладко. Безвинному того горше.
Д о м н а. А мешок-то, Игнат, ведь он в кузнице был! Помнишь?
И г н а т. Я все помню. (Уходит. Только посох стучит.)
У ворот чуть не столкнулся с П е р в о й д е в у ш к о й. Проскочив мимо него, она забарабанила в калитку.
П е р в а я д е в у ш к а. Тетя Кланя, тетя Кланя! Вам телеграмма! От Гришки.
К л а в д и я (выглянув в окно). Пожар, что ли? Шумишь.
П е р в а я д е в у ш к а. Вам телеграмма. Она это… чуть-чуть распечаталась. Я прочитала вот. (Читает.) «Поступил. По конкурсу прошел вторым. Григорий». Надо же, а? Ух, счастливой будет та девка, которой Гришка достанется! (Бежит к воротам, но возвращается.) Тетя Кланя, там человек какой-то… с палкой. Я его чуть не своротила.
К л а в д и я. Носишься как угорелая! (Идет к воротам, увидела Игната. Устойчивая, даже войной не сорванная земля качнулась, поплыла перед ней.)
И г н а т. Не узнала, Кланя?
К л а в д и я. Земля волчком кружится. Опоры нет.
И г н а т. Верно молвила, кружится земля. И нас кружит. Ох как кружит!
К л а в д и я. Я тут хозяйничала у тебя… без спроса.
И г н а т. Почему же у меня? У себя хозяйничала. Я батрачек не нанимал.
К л а в д и я. Все говорим, говорим… поздороваться забыли.
И г н а т. Здравствуй, родная ты моя! (Обнимает ее.)
В калитку заглядывает Д о м н а. Увидев их, скрывается.
Сын где?
К л а в д и я. В Москву уехал. Телеграмму прислал.
И г н а т (пробежав глазами телеграмму). Все же добился своего мантуленок. Может, хоть он в люди выйдет!
К л а в д и я. Выйдет, Игнаша! Он обязательно выйдет! Пойдем, я тебе художества его покажу.
Войдя в мастерскую сына, Игнат удивленно останавливается: неужели все это создано Гринькой?
И г н а т. Этого помню. Солдат, который после войны воротился. Мы так же возвращались. Всю землю обнять хотелось. Григорий верно подметил.
К л а в д и я. Он с ними как с живыми разговаривает. Бывает, послушаю — и диву даюсь. Камни же, а Гриша то жалуется им, то совета просит. Солдат этот шибко на тебя похожий. Гриша с ним чаще других беседует.
