Подле конторы П е т р и Н а д е ж д а.
Н а д е ж д а. Ну что, поганец, отличился? (Срывает с сына значок.)
П е т р. Не знаю, как это вышло, мам. Не хотел я, честное слово!
Н а д е ж д а. У груди лежал, молоком моим питался. Может, молоко порченое было?
П е т р. Не наговаривай на себя, мама! Не казнись! Сам натворил, сам и отвечу.
Н а д е ж д а. Кабы я тебя не рожала, кабы матерью твоей не была!
П е т р. Не такой уж я отпетый, мам! Просто не сдержался, и все.
Н а д е ж д а. Инвалида ударить! Для этого кулаки вырастил? Ты бы силу-то на пользу употребил! К наковальне стал да молотом помахал.
П е т р. Если хочешь — стану!
Н а д е ж д а. А попробуй не стань! Попробуй отказаться, паршивец! Прокляну.
П е т р. Не кляни, мать. Я ж не отказываюсь.
Н а д е ж д а. Теперь иди к нему. Иди прощения проси. (Дав сыну затрещину, прогоняет его.)
Подходит Д о м н а.
Д о м н а. Переживаешь, Надёжа?
Н а д е ж д а. Где-то недоглядела, из-под рук выпустила. Вот и расплачиваюсь. Он же не только Игната, он всех нас ударил.
Д о м н а. Тебя больше других.
Н а д е ж д а. Не обо мне речь, подружка. Матери во всем причинны. Что сын натворил и что с сыном сотворили.
Д о м н а. О тебе, о тебе, Надёжа!
Н а д е ж д а. Люблю я тебя, подружка! За то люблю, что людей понимаешь. И всегда при себе нужное слово имеешь.
Д о м н а. Ой, не всегда, Надёжа! Ой, не всегда!
Пауза.
В лес бы сейчас! На снегу бы сейчас распластаться — и лежать, лежать, в небушко глядя.
Н а д е ж д а. Давит тебя! Хоть бы раз выревелась! Может, вся боль со слезами вытечет.
Д о м н а. Ревела.
Н а д е ж д а. Ты?! Ни в жизнь не поверю!
Д о м н а. Правда, ревела. И хоть бы от кого — от Гришки Мантулина. Черствая ты, говорит, холодная, словно камень! Вот тут и хлынули у меня слезы. И еще сегодня ревела. О чем — не спрашивай.
Н а д е ж д а. Известно, о чем бабы ревут. Живем, на лучшее надеемся. А все лучшее позади.
Д о м н а. А мне не верится. Как тоска одолеет — внушаю себе: чего, мол, ты, дурища, разнюнилась? Солнышко каждый вечер закатывается и каждое утро восходит. И человек на утренней зорьке заново рождается.
Н а д е ж д а. Ты, вижу, и подымаешься раньше всех. Зорьку проспать боишься?
Д о м н а. Как можно, Надежда? Вдруг это та самая зорька, жданная? (Невесело улыбаясь, заходит в контору.)
Здесь многолюдно. Но видим лишь первые скамейки. За столом Н и к и т а Х о р з о в, Л у ж к о в.
Л у ж к о в (позванивая по графину). Тише, товарищи, тише!
П е т р, потупясь, стоит у порога. Надежда толкнула его в спину.
Н и к и т а. Петро Афанасьевич! Ты у нас почетный гость. Проходи в красный угол! Надежда. Иди, иди, пусть на тебя посмотрят!
Петр идет к столу, точно к лобному месту.
Н и к и т а. Начнем, что ли?
Д о м н а. А ты по какому праву в президиум лезешь?
Н и к и т а. То есть как? Есть установленный порядок, и вообще…
Д о м н а. Какой же это порядок, ежели клеветник сидит в президиуме? Ну-ка, скажите, бабы, где ему место?
Г а л и н а. За решеткой. Так он и оттуда ужом выскользнет.
Д а р ь я. Налил глаза: ни стыда, ни совести.
Н а д е ж д а. В президиум-то самых достойных выбирают.
Страсти накаляются.
Н и к и т а. Сговорились, значит? (Лужкову.) Знаю, чьих это рук дело!
Лужков улыбается.
Д о м н а. Дело времени. По-человечески жить охота. Ремками-то надоело трясти. Хотим хлебца пшеничного! Хотим молочка, слезами не разведенного. И радости в дом хотим. Чтобы было как у людей, Никита.
Л у ж к о в. Законное желание.
Д о м н а. А ты чемпиона чествовать предлагаешь, который на кулаках отличился. Кулаки-то — на заслуженного человека!..
Н и к и т а. Заслуженные люди по тюрьмам не сидят.
Л у ж к о в. Вы хоть и не сидели, а… следовало бы.
Н и к и т а. Про себя-то забыл? Одной веревочкой связаны.
Л у ж к о в. Что ж, пусть нас люди рассудят.
Оба оставляют президиум. За столом только Петр — чемпион. Он беспокойно ерзает. И, не выдержав, тоже уходит. Подле Игната остановился, кусает губы, вот-вот расплачется. Он, в сущности, еще мальчишка.
П е т р. Дядя Игнат, если можешь… прости. Такое больше не повторится.
И г н а т. Да уж постараюсь. В другой раз так отделаю, что и брюки надеть не сможешь.
П е т р уходит.
Д о м н а. Без председателя остались. Вот это и впрямь непорядок.
Все смотрят на Игната.
Андрей Иванович, веди собрание!
Л у ж к о в. Если вы мне доверяете…
Голоса одобрения.
Не знаю, заслуживаю ли я такое доверие. Я обвинил когда-то невинного человека…
Н а д е ж д а. Не ты один промахнулся! Этот мазурик всем мозги запудрил…
Г а л и н а. Не поминай старое, Андрей Иванович! Нам бы теперешнее расхлебать!
Л у ж к о в. В таком случае осталось избрать председателя. Я предлагаю Мантулина…
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Здравствуйте, Илья Семенович. А у нас собрание. Повод самый серьезный: председателя переизбираем. Да вот и люди считают: давно пора. Я предложил Мантулина… Нет, еще не голосовали… Спасибо! (Положил трубку.) Гурьев, секретарь райкома. С праздником поздравляет. А вас, Игнат Арсеньевич, особо. Ну что, будем голосовать?
В е р а. Обязательно будем!
Г а л и н а. Ты-то чего встреваешь? Ты же не колхозница!
В е р а. А кто виноват? Я бы, может, не ушла из колхоза, если бы дядя Игнат был председателем. Да и другие от хорошей жизни не побегут.
Д о м н а. Игната выберем — на ферму вернешься?
В е р а. Думаешь, сдрейфлю?
Подле конторы К л а в д и я, Г р и г о р и й.
Г р и г о р и й. Не беги, тетя Кланя! Тебе же нельзя!
К л а в д и я. Сама упредить его хочу. Чтоб за сердце не схватило.
Г р и г о р и й. От радости сердце не заболит.
К л а в д и я. Ой, Гриша, когда оно изношено, так от всего болит! От горя и от радости. Стой тут, а я пойду Игнашу порадую. (Вбегает в контору.)
В конторе.
Л у ж к о в. Кто за то, чтобы избрать Игната Арсеньевича Мантулина председателем колхоза, прошу поднять руки.
Лес рук.
К л а в д и я. Ой, бабы! Ущипните меня!
Н а д е ж д а. Тебя и без нас есть кому щипать. Вон какую мозоль нащипал!
К л а в д и я. Игната, там гость… гостенек дорогой!
И г н а т. Порхаешь, ровно девчонка! В твоем ли положении?
К л а в д и я. Гриня там… Гринюшка!
Игнат, качнувшись, оперся о стенку, но вышел прямо, по-солдатски.
Обнялись с сыном.
И г н а т. Эк вытянулся! Отца перерос!
Г р и г о р и й. Я всю дорогу бежал со станции. Не верилось, что застану. Что свидимся.
И г н а т. Свиделись. Больше разлучаться не будем, а?
Г р и г о р и й. Сколько можно? И так все время в разлуке.
И г н а т. Не наша вина, сынок. Судьба так распорядилась.
Г р и г о р и й. Судьба, судьба! Плевать я хотел на судьбу, ее так и этак повернуть можно.
И г н а т. Не скажи: судьба — кобыла своенравная. Не знаешь, на каком повороте фортель выкинет.
Г р и г о р и й. Мы ее объездим, мерзавку! Мы ее так зауздаем, что по линеечке ходить будет.
К л а в д и я. Мы ждали, ждали тебя…
Г р и г о р и й. Кто-кто, а уж ты ждать умеешь!
В конторе.
Л у ж к о в (разведя руками). Ну что ж, товарищи, повестка исчерпана.
Все выходят.
Г р и г о р и й. Тятя, я Кланю нашу рисовать буду. Потом в камне ее выведу. Ты как?
И г н а т. Кланя стоит того.
К л а в д и я. Ты не меня рисуй, Гриня! Ты его рисуй, земли хозяина.
В весеннем небе задумчиво курлыкнули журавли.
Г р и г о р и й. Журавли тянут. Не рано ли?
И г н а т. Нет, не рано. Пора самая журавлиная.
Под мерный переклик вещих птиц высвечивается величавая фигура С е я т е л я.
З а н а в е с
1970
ДРАМА В ДВУХ ЧАСТЯХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАПАВЕЛ ТЕРЕНТЬИЧ БРУС.
