Мужчина головой качает: «А почему ж он тоже не пришел? Он ведь не маленький, ходить вроде бы умеет». Я говорю: «Он просто стесняется, поскольку виноват, но я имею полномочия сообщить обиженной стороне, что Володя к ней очень хорошо относится. Он хочет с ней дружить». «Оно и видно», — говорит мужчина. «Так не дружат. — Это уже женщина говорит. — Ваш Володя плохо воспитан».
Тогда я думаю: надо пошутить. Я говорю: «Да, по линии воспитания имеют место отдельные недостатки. Это у него осложнение после кори — память немножко ослабла, но ничего, это пройдет».
Мужчина говорит: «Дело здесь не в памяти. Он должен помнить, что существуют какие-то правила поведения. Ведь это надо же — положить ей в карман лягушку!.. Знаете, как она перепугалась!..»
Я говорю: «Володя мне об этом ничего не сообщил», а сам думаю: действительно, довольно-таки странный выбрал способ ухаживания. «Когда, — спрашиваю, — он позволил себе такую глупую шутку?»
Мужчина говорит: «Недавно, в Подрезкове, в лесу. А эта история в столовой? Облил ее компотом. Наверное, решил, что это очень остроумно».
Я молчу, а сам думаю: оказывается, не все он мне сообщил. Похоже, у них случались крупные ссоры, если даже доходило до таких мероприятий.
Я говорю: «Вряд ли он нарочно. Сами знаете, какая в столовой бывает сутолока».
Женщина говорит: «Она пришла вся в слезах».
Я говорю: «В масштабе жизни это мелочь. Не о чем говорить. Уверяю вас, она уже давно забыла про этот компот!..»
Мужчина говорит: «Ваш Володя считает, что ему все дозволено».
Я говорю: «Случай с компотом он от меня скрыл».
«Ах, вот как? — удивляется мужчина. — А про почтовую марку рассказал? Вы знаете, что он сотворил? Когда дочка спала после обеда, он наклеил ей на лоб четырехкопеечную марку, а потом, когда это увидела Анастасия Павловна и спросила, зачем он это сделал, ваш Володя заявил: «Я хотел еще адрес ей на лбу написать, чтоб ее домой принесли, если она вдруг заблудится». Что вы на это скажете?»
Я чувствую — или я с ума сошел, или ты «с приветом», такие откалываешь фокусы. Я говорю: «Не обращайте внимания. Когда люди друг дружку любят, они всегда играют. Они как бы возвращаются в детство…»
Женщина говорит: «А чего им возвращаться? Они пока что из него не вышли. Ваш Володя тоже на пятидневке? Он в садике пять дней в неделю, кроме субботы и воскресенья?»
Я спрашиваю: «В каком садике?»
«В детском садике, в каком же еще?»
Тогда я говорю: «Одну минуточку… Вы Смирновы?» — «Смирновы. А вашего Володи фамилия Пальцев?» «Его, — говорю, — фамилия Кондаков. Владимир Алексеевич…»
Я говорю: «Виноват», а мужчина закрывает лицо руками и начинает раскачиваться, как журавлик над стаканом с водой, игрушка есть такая. «Товарищ посол, — говорит, — вы не туда пришли. Те Смирновы, видимо, проживают по другому адресу». «Понимаю, — говорю, — похоже, что я малость ошибся. Пойду к тем Смирновым».
А мужчина смеется: «Скажите Владимиру Кондакову, что за компот и за лягушку он ответственности не несет».
Тут уж и я тоже смеюсь: «А за почтовую марку?» — «И за марку тоже».
Когда Веня все это рассказал мне, а затем и Тоне, у нас с ней довольно быстро наладились хорошие отношения.
Веня считает, что главная заслуга принадлежит ему.
«Лично я, — сказал он, — свою миссию выполнил. На то я и дипломат!»
196?
Сперва я вам расскажу, как родилась идея написать этот короткий рассказ.
Как-то вечером, когда я сидел и работал, в комнату вошла моя дочь — ученица восьмого класса.
— Отец, — сказала она, — позволь мне коротенько осветить одну мысль. Было бы очень, понимаешь ли, неплохо, если бы ты отложил на время юмор и со всей принципиальностью, со всей прямотой заострил вопрос об улучшении развития жанра фантастики, внеся свой личный вклад в это, понимаешь ли, важное дело.
— Что с тобой? — спросил я у дочери. — Почему ты так странно выражаешься? Откуда у тебя эти неуклюжие обороты речи?
— Могу коротенько осветить, — сказала дочь, — у нас только что кончилось собрание, и я…
— Не продолжай. Я все понял. Вернемся к твоей просьбе. Ты хочешь, чтобы я сочинил фантастический рассказ?
— Да. Вопрос стоит именно так.
— Хорошо, — сказал я, — попробую. Но это не будет фантастикой в чистом виде. Это будет рассказ с элементом фантастики.
Я некоторое время подумал, потом сказал:
— В рассказе будут два действующих лица. Два человека и собака. Впрочем, нет, будет еще и третий человек. Обязательно третий человек, потому что, если его не будет, рассказ печально кончится, а это не в моей манере. Я не люблю печальных концов.
Первым действующим лицом будет мужчина не совсем молодой и совсем не старый. Фамилия его будет, скажем… Тютин. Что же касается его профессии, то я его сделаю оратором и не столько по призванию, сколько по давней склонности, более всего похожей на зуд, — выступать, произносить речи на собраниях, совещаниях, симпозиумах, форумах, летучках, планерках, пятиминутках и т. д. и т. п.
Вторым действующим лицом этой вполне современной истории будет известный русский писатель Иван Сергеевич Тургенев. Да-да, тот самый И. С. Тургенев, который, между прочим, сказал: «…ты мне один поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»
В рассказе И. С. Тургенев будет выведен не как писатель, выдающийся мастер русского языка, а как человек, имеющий второе призвание как охотник.
Охотнику Тургеневу будет сопутствовать его охотничья собака по кличке, скажем, Трезор.
Третьим действующим лицом… Впрочем, третье действующее лицо появится в самом конце нашего рассказа и представится самолично.
И еще одно объяснение, в котором, по правде говоря, нет особой нужды, но все же…
Обещанный элемент фантастики будет состоять в том, что одним из действующих лиц короткого повествования о событии наших дней явится покойный писатель-классик.
А теперь слушайте рассказ, который может оказаться более кратким, чем вводная часть, или, проще сказать, преамбула.
Был прекрасный летний вечер. К сожалению, я не помню, ходят ли на охоту по вечерам. Для верности скажем так: было прекрасное раннее утро. Совершив приятную прогулку по берегу реки, Тютин решил искупаться. Разделся и, слегка поеживаясь от утренней прохлады, прыгнул с песчаного бережка и поплыл. «Славное нынче утро, — думал Тютин, сильными взмахами рук рассекая тихую воду, — стрекоза пролетела, а вон реактивный самолет в небе белый след оставил».
То ли устал Тютин, то ли не рассчитал сил своих, но начал бедняга тонуть.
И надо же было случиться, что шел в тот час по берегу красивый, рослый старик с румяным лицом. Старик нес в руке ружье, рядом шла охотничья собака.
Если бы Тютин больше читал, он бы, разумеется, сразу вспомнил портрет писателя И. С. Тургенева, помещенный в первом томе его полного собрания сочинений. Но Тютин значительно меньше читал, чем говорил. И потому вместо того чтобы поднапрячься и крикнуть: «Иван Сергеевич, помогите, тону!» — крикнул: «Товарищи, разрешите мне коротко остановиться!»
— Постой-ка, Трезор, — сказал Тургенев, — этот господин вознамерился что-то сказать.
Остановился охотник, села собака, а терпящий бедствие Тютин тем временем говорил, побулькивая и выплевывая теплую речную воду:
— Разрешите мне коротко остановиться и поставить вопрос ребром. Ситуация, товарищи, складывается так, что, находясь под влиянием не изученной в должной мере водной среды, я имею тенденцию углубиться в этот вопрос с возможностью последующего невыхода наружу. Не буду долго останавливаться на истории вопроса, так как налицо чересчур высокое потребление воды на душу населения и речь моя имеет тенденцию утратить необходимую для народа разборчивость…
— Ты понимаешь, Трезор, о чем изволит говорить этот господин? — спросил Иван Сергеевич у своей верной собаки.
Трезор пожал ушами.
А тонущий Тютин, вместо того чтобы огласить окрестности кратким и исчерпывающим восклицанием «Тону! Спасите!», хлебнув новую порцию воды, продолжал:
— Современная обстановка складывается в таком аспекте, что с каждым новым погружением я добиваюсь все большей и большей глубины. Таким образом, товарищи, у меня уже сложилась реальная перспектива нырнуть последний раз только в одном направлении, а именно туда…
— Не понимаю, решительно не понимаю, что желает выразить словами этот господин, — сказал Иван Сергеевич и, тихонько свистнув собаке, пошел вдоль берега и скрылся в кустах.
Итак, Тургенев ничего не понял.
И утонул бы незадачливый герой рассказа, кабы не счастливый случай.
По соседству катался на лодочке некий молодой человек, понаторевший на профсоюзной работе и знавший толк в канцелярской речи. Услышав совсем уже неразборчивые рулады Тютина, молодой человек направил лодку куда надо и сказал:
