утром на собрании честно признаешься во всем.
Ф э н. Судить будете?
Л и. А как же иначе?
Ф э н. Братец, отпусти меня!
Л и. Раз отпустишь, в следующий ты, срамница, снова придешь.
Ф э н. Я, что ль, срамница?
Л и. Известное дело, кто ворует, тот и бесстыжий. Теперь многие этим занимаются, уж и не говорят «ворует», говорят «берет», «присваивает», оглянуться не успеешь, все разберут да присвоят, чем тогда с государством расплачиваться будем? Чем людей кормить, а?
Ф э н (с отчаянием). Меня и ешьте, нате жрите, бесстыжую старую дуру!
Л и. Ты давай не распускайся и не валяй дурака. Ли Ваньцзян с шестнадцати лет с винтовкой в руках воюет, все на своем веку перевидал — и японцев, и помещичьи отряды! Ты меня на испуг не возьмешь!
Ф э н. Заслуги у тебя немалые! Ничего не боишься, а вот голода ты боишься аль нет? Я девятнадцати лет к вам в село пришла, разве от меня когда чего худого видели? Кабы не я, не сорвать тебе «черной заплаты» с красной деревни! Да только, как содрали, мой старик скоро с ума и спятил, одно и знает, что есть да пить, день и ночь хожу за ним, мочи нет, о-ох, это житье! Да, бесстыжая я, давно совесть потеряла, вон не стыжусь у Су Ляньюя краденое брать!
Л и. Ты?
Ф э н. Что ты удивляешься, известно, припрячут от начальства и делят меж собой.
Л и. Нечего сказать, хорош этот Су!
Ф э н. Я бесстыжая, говоришь, а ведь я и впрямь ошиблась в тебе! Нечего судить меня, мне давно эта жизнь опостылела, брошусь в колодец — судите мой труп… (Плачет.) Ой, мамочки…
Л и. Не надо так, сестрица, время за полночь, людей напугаешь…
Ф э н. Бесстыжая, бесстыжая я, не на что мне больше жить… ой, мамочки мои…
Л и. Сестрица, сестрица, это я, я сам бесстыжий, будет тебе!
Ф э н (смахивая слезы, встает). Ты и есть бесстыжий! Деревню довел до того, что людям есть нечего, а с тебя как с гуся вода! Еще хватает совести накидываться на людей, то-то никто в грош твоих слов и не ставит!
Л и (перебросив себе на спину ее корзину). Сестрица, сестрица…
Ф э н. Что заладил «сестрица, сестрица…»! Перетрусил больше, чем я…
Л и. Я к тому, что больше сюда уж не ходи.
Ф э н. Нет, я еще приду!
Л и. Еще?
Ф э н. Чтоб ты арестовал меня и чтоб я наконец увидела тебя с довольной рожей. А то, как ни погляжу, все мрачнее тучи, будто задолжала тебе двести чохов [62], отродясь мне не улыбнулся.
Л и. Н-да… Ты уж больше не приходи. Не то придется отказаться от партийной работы.
Ф э н. Все одно приду!
Л и. Пес хворает, и ты тоже, что ли?
Ф э н. Я тоже.
Л и. Душевнобольная?
Ф э н. Не, я от голода.
Л и. Ты…
Ф э н. Ну да, от голода, на пустой желудок спать не могу, в голову всякая чертовщина лезет, а то начну думать о наших деревенских… взять хоть тебя, за тридцать уже, а ни семьи, ни жены, ты-то думаешь об этом?
Воцарилось молчание, слышны звуки дождя.
Снова дождь зарядил, сыро, зябко, может, укроемся мешком, у меня с собой еще один есть.
Ли застыл в молчании. Фэн подбежала, накрыла его и себя с головой.
Ох, не вынесу я… (Падает в объятия Ли.)
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
Вечер. Деревенская улица. Входит П е с с бадейкой для корма скота.
П е с. Скотина что человек, любит свежий корм. Сперва вычищу ясли. Ясли не почистишь, от них кислый дух пойдет. Насыплю травы, резаком ее мелко порублю, так и овса не надо, лошадь и так жир нагуляет. Сено и овес надо обязательно подсушить, они духовитей будут. Потом водой полью, чистой, а не тухлыми помоями, будто нищему. От травы у скотины — упитанность, от овса — сила, от воды — дух прибывает, размешаю корм как следует, лягу на кан и слушаю… чавканье… ежели лошадь на ночь не покормить, тощей будет. Вон как хороша кормушка у нашей Хризантемы, загляденье! Бахрома и кисти на сбруе развеваются, лошадь бьет копытами, подковы блестят, из-под копыт ветер подымается… (Внимательно вглядываясь.) Отощала, ох, как отощала, не ухожена, грива спутана… (Кричит кому-то вдаль.) Эй, парень, стяни подпругой оглоблю потуже, не то лошадь зашибешь, слышь, ты! От работы валится, кормов не хватает, уходу нет, как не отощать? Ни у кого за скотину сердце не болит, у меня одного болит. Насушил корма, принес в бадейке, разогрел на тихом огне. (Пробует зернышко.) Ароматное, несу, несу, Хризантема, вот уж и я…
Двор перед домом. Из дома доносятся крики, смех, обрывки фраз: «…муж и жена, обменяйтесь поклонами, войдите в комнату для новобрачных». Из дома выходит С у Л я н ь ю й, он слегка навеселе.
С у. Ай-я, мой Пес, тебе-то сюда никак нельзя!
П е с. Нет, пропусти меня, я…
С у. Говорят, нельзя!
П е с. Дай поглядеть.
С у. Не ходи, переполошишь всех.
П е с. Дай поглядеть на Хризантему…
С у. Фу-ты! Напугал меня, нету тут твоей Хризантемы.
П е с. Разве это не скотный двор?
С у. Это дом новобрачных, тут свадьба, уходи-ка.
П е с. Кто женится?
С у (помедлив). Ли Ваньцзян.
П е с. А, брат Ли, полжизни у него уж утекло, а он только жениться вздумал. Сколько ему?
С у. Тридцать восемь.
П е с. И мне, когда я женился на Фэн, помнишь, вроде тоже тридцать восемь было.
С у (вкрадчиво). А где сейчас твоя Фэн?
П е с (с трудом припоминая). Она? Сказала… на базар едет, нет?
С у. Да-да, на базар.
П е с. Скоро уж вернется!
С у. Да-да, иди же.
П е с. Погоди, брат Ли привел жену, я должен опрокинуть за него стаканчик.
С у. Ни-ни, ты ж сказал, идешь к Хризантеме…
П е с
