— Можно было бы сбегать за одеколоном «Очарование ночи», но уже поздно. Нужно выбросить его через салфетку. Юзек, бери самую чистую салфетку, какая у тебя есть, и давай.
Юзек подходит к клиенту, берет его через салфетку и уже поднимает кверху, когда тот снова к нему обращается. Юзек ставит его обратно и идет к нам. Мы видим, что он готов заплакать, чуть не в истерике.
— Салфетка ему тоже не нравится. Он говорит, что несвежая. Откуда я ему возьму свежую салфетку? На стирку лимиты отпущены только на следующий год.
— Возьми его через бумагу, — говорит председатель.
— Через бумагу неэлегантно, — стонет Юзек. — Ладно, пойду спрошу его, может, он согласится.
Но клиент не согласился. Юзек разрыдался. Большой парень, а стоит возле буфета и плачет. Жаль мне его стало.
— Юзек, — говорю, — что делать. Вынеси его на вилке. И гигиенично, и элегантно, как за границей.
И что вы скажете? Клиент вышел сам. Даже на вилке не захотел. Что за люди!
— Товарищи! — сказал председатель. — Нужно раз и навсегда покончить с опозданиями. Но как? Жду ваших предложений.
Собрали мы собрание по внесению предложений.
На собрании приняли предложение, назначить собрание по борьбе с опозданиями.
Ну вот, собрали мы, значит, это собрание, и после бурных обсуждений поступило предложение не опаздывать.
— Не опаздывать — это мало! — воскликнул референт. — Я беру обязательство прийти на четверть часа раньше!
Раздались аплодисменты. Но тут встал бухгалтер и сказал:
— Мы гордимся настоящей учрежденческой позицией, занятой нашим референтом. Но разве мы не способны на большее? Я обязуюсь прийти в семь часов двадцать минут, а если не будет дождя, в семь пятнадцать!
Референт хотел взять реванш, но не успел, потому что старший ревизор понизил до шести ноль-ноль.
Тут понесло и меня. «Чем я хуже?!» — подумал я, встал да как ахнул пять с минутами. Я уже думал, что моя взяла, когда вскочил референт и свел на без пяти пять. Но вел он недолго, так как его на целых шесть минут обошел бухгалтер. Бухгалтера торпедировал кладовщик, но сам спасовал перед управляющим. Победителем оказался инструктор. Он дожал до четырех и сорвал банк. Аплодисментам не было конца.
— Товарищи! — сказал председатель со слезами на глазах. — Ваш энтузиазм превзошел все ожидания. Теперь только надо придать нашим усилиям организационные формы. Давайте назначим день, в который все мы придем на работу не только вовремя, но даже раньше, в четыре часа утра.
Мы решили, что это будет, например, седьмое число текущего месяца. Потом спели «Вот эти руки, руки молодые» и разошлись по домам.
Решающий день приближался в обстановке всеобщей собранности и подъема. Шестого мы устроили себе выходной, никто не работал, чтобы выспаться перед седьмым.
К сожалению, оказалось, что как раз на седьмое приходилось воскресенье.
Вызвал нас директор и сказал:
— Я собрал вас по важному делу. Нам установят лифт.
Мы сначала удивились, так как у нас, собственно, только один этаж.
— Надо, — сказал директор. — Модернизация. Мы не можем от нее уклоняться. Я вас для того и вызвал, чтобы вместе подумать над тем, как выполнить задание.
Совещались, совещались, наконец пришли к выводу, что есть только один вариант: садиться в лифт в подвале, а выходить на чердаке — и наоборот. Правда, для этого надо было проделать порядочный путь по лестнице, но другого выхода не было.
Приехала бригада и, как и намечалось, установила лифт.
Были наняты два лифтера: один ездил, а другой стоял на первом этаже и следил за тем, чтобы садились на чердаке и съезжали вниз, в подвал, а потом поднимались на первый этаж к выходу, или наоборот, чтобы, войдя, спускались в подвал, поднимались на лифте на чердак и своими ногами спускались на первый этаж. В зависимости от того, входил человек в учреждение или выходил.
Все шло хорошо, пока не пришло распоряжение, что в связи с экономией на лифте можно ездить только вверх, спускаться же пешком. Это вызвало некоторые неудобства, потому что теперь для того, чтобы выйти из здания, надо было не только подняться на чердак, как раньше, но после этого сойти в подвал, а затем — нормально: из подвала на первый этаж, к выходу.
Но, по-видимому, и при таком режиме лифт был перегружен. А кому дано право безрассудно портить оборудование? Поэтому дополнительно к предыдущему распоряжению было получено новое: лифтом разрешалось пользоваться только начальникам отделов, беременным женщинам и инвалидам.
Поскольку так неудачно получилось, что как раз в этот период ни одна из наших женщин классификации не соответствовала, а инвалидов у нас не было, выходило, что ездить в лифте мог один директор.
И только когда лифт испортился окончательно, все успокоились.
Одно плохо — порядок вхождения и выхождения остался прежним. Никак не можем от него отказаться. Гордость не позволяет.
С некоторых пор в кабинете директора появился какой-то странный запах. Нет, не то чтобы вонь, боже сохрани, но какой-то неприятный. Сначала он почти не чувствовался. Так, слегка. Но через некоторое время уже и сам директор, видимо, что-то почувствовал, так как вызвал меня и спросил, глядя испытующе:
— Что-то у меня душно. Может, окно открыть?
— Что вы! — воскликнул я. — У товарища директора и вдруг душно?! Абсурд. У товарища директора воздух как на курорте!
Но запах с каждым днем усиливался. То ли это откуда-то с пола, то ли из письменного стола — неизвестно.
Сотрудники, конечно, между собой об этом не говорили. Бывало, только кто-нибудь скажет: хуже всего — это вода из-под цветов, когда они как следует постоят.
— Да что там вода, — отвечал старший референт. — Сыр! Такой беленький сырочек, после того как полежит, тоже свою силу имеет.
Но о том, что происходит в кабинете, ни слова. И без того понятно.
Директор похудел. Было видно, что он страдает. Вызвал меня снова.
— Как настроение у коллектива?
— Атмосфера очень хорошая, — отвечаю я. — Можно дышать полной грудью.
— А может, тут чем-нибудь попрыскать, каким-нибудь одеколоном? Или попробовать самокритику? — И смотрит мне прямо в глаза, а сам бледный.
— Можно, — отвечаю я осторожно. — Но природа остается природой.
Несколькими днями позднее упала в обморок секретарша. Директор вызвал меня в третий раз.
— Завтра у меня будет комиссия, — а сам весь трясется.
А я ему на это:
— Свежий воздух еще никому не повредил.
А директор:
— Скажите откровенно, куда вы мне свинью подложили?
— Какую свинью? — спрашиваю удивленно.
— Месячный оклад, — говорит директор.
— Месячный оклад и премия, — отвечаю я.
— Договорились, — говорит директор.
И на другой день запах исчез. Хорошо подложенная свинья — друг человека.
Дорога была пуста. То есть, я хочу сказать, что на ней не было ни человека, ни животного, ни каких-либо предметов. Я шел по этой дороге. Я — человек. Глядя по сторонам, я никого не заметил.
Так было до какого-то момента, когда неожиданно показался некто, идущий мне навстречу. Он был чуть выше меня ростом и заметно шире в плечах; на нем была шляпа, в то время как я шляпу никогда не ношу.
Я сделал соответствующее выражение лица, чтобы казаться энергичным и красивым.
Я думал, все произойдет как обычно. Я на минуту затаю дыхание, чтобы воздух, выдыхаемый неизвестным, а также воздух, его окружающий, не проник в мои легкие, и мы разойдемся.
Но он преградил мне дорогу и сказал:
— Стойте. Завтра ровно в семь вы придете ко мне убирать квартиру.
Я был так удивлен, что только проговорил:
— Я?
— Именно вы.
— Что это значит?! — нашел я наконец нужный ответ. — Что вы вообразили? Пожалуйста, пропустите меня!
— Не спешите. Сначала выслушайте: напор воды хороший, тряпки на месте.
— Вы что, действительно думаете, что я…
— Работа на первый взгляд нелегкая, не спорю, но ведь есть пылесос.
— Какой пылесос?!
— Отличный пылесос, чистить им одно удовольствие. И последнее — ковры выбивать внизу, во дворе.
— Какой этаж? Конечно, шестой?
— Что вы! Четвертый. Кроме того, есть лифт. Сами видите, какие условия.
— Но с какой стати я должен убирать вам квартиру?!
— Потому что она грязная и пора ее освежить. Вы получите фартук. И вообще попрошу не делать мне замечаний.
— Но что все это значит?!
— Вы же не можете убирать без фартука! В общем, как хотите.
— Нет, нет, конечно, фартук. Но… как вы смеете!
— В чулане возле ванной вы найдете веники, свет зажгите в передней, в чулане лампочка перегорела.
