кровь, а водица…
Б а л т а з а р. Ой-ой-ой! Справедливо, но не слишком любезно… (К гостям.) Прошу вас, господа! Не следует слишком демонстрировать врожденную испанскую сдержанность! На меня временно возложены обязанности хозяина, пока отец и его супруга не отдохнут от усилий, потраченных на благодарственные молитвы господу богу нашему. И я с удовольствием исполню эти обязанности. Прошу вас! Приступим! Дары земли, воды и воздуха призывают нас и напоминают нам о том, что к духовным удовольствиям надо добавить хотя бы немного мирских, если мы хотим быть образцом гармонии. Падре Суанца, который смотрится в одно из этих зеркал, как-то сказал мне по секрету, что в святом Фоме Аквинском было сто килограммов чистого веса…
С у а н ц а. Сто пятнадцать, дон Балтазар!
К а э т а н а. И он жил один-одинешенек?
Б а л т а з а р. Надо бы побольше знать о святых, кузина.
С е к р е т а р ь. Один! Со своим богом.
К а э т а н а. Какое счастье! Значит, он никого не изувечил.
Б а л т а з а р. Разве что осла, на котором ездил.
К а э т а н а. Прежде говорили: в тощем теле — горячая душа.
Б а л т а з а р. Так как же обстоят дела со святым Фомой? Набожность возбуждает аппетит или, напротив, полное брюхо становится причиной глубокомысленных размышлений?
К а э т а н а. Падре Суанца, что вы думаете по этому поводу?
С у а н ц а. Ничего, донья Каэтана. Господь сотворил столько разных дорог, ведущих на небеса, что некоторые из них доступны даже толстякам.
Б а л т а з а р. Вы слишком терпимы. А терпимость — отнюдь не испанская черта!
С е к р е т а р ь. Равно как и обжорство.
К а э т а н а. О! О! А здесь еще остались испанцы, господа?
Б а л т а з а р. Обидное слово находит прямой путь к сердцу! Ты ненавидишь эту страну из-за нас или нас — из-за этой страны?
К а э т а н а. Первое, что я увидела по приезде, был дохлый пес на пристани. У него был вот такой живот. Его никто не подумал закопать. Меня до сих пор преследует зловоние.
Б а л т а з а р. У кастильских носов удивительный нюх…
С у а н ц а. Позвольте заметить: у носа нет глаз, которым дано видеть в душах, а души…
К а э т а н а. …здоровы?
С у а н ц а. Они же испанские! Несмотря ни на что!
К а э т а н а. А колонии — здоровье Испании. Свежая кровь.
Б а л т а з а р. Аминь!
С е к р е т а р ь. Попробуйте артишоки, донья Каэтана!
Б а л т а з а р. Ни в коем случае, от артишоков портится кожа! А вашу красоту нужно беречь! Какой мы вернем ее отчизне?
С у а н ц а. Непорочной.
Б а л т а з а р. Белая голубка полетит через море и на рассвете снова увидит заснеженную Сьерру над зубчатыми башнями Альгамбры… Без единого пятнышка…
К а э т а н а. Мне бы очень хотелось, Балтазар, наконец узнать, куда отнести тебя: к чистым людям или…
Б а л т а з а р. Ты же сказала, что у меня не кровь, а водица, вот я и кажусь аскетом, хотя глаза у меня жадные, роковая ошибка природы. Но, боже мой, мы все болтаем и болтаем, а наши дорогие гости стоят в сторонке, молчат и — вполне возможно — презирают нас за нашу болтливость! Прошу нас, извините! Не сердитесь на нас, господа!
Действительно, бо́льшая часть гостей молча следит за ходом разговора. Величественные испанцы в черном — в прошлом грязные и кровавые конкистадоры. Они чувствуют себя не слишком уютно: стоят и потеют в парадных костюмах, отливающих серебром и золотом в сиянье свечей и зеркал. Отойдя от стола, Балтазар переходит от одной группы гостей к другой и говорит громко, непрерывно.
Ведь, в конце концов, это ваш праздник! Вы в этот день выиграли битву при Гуантемоке. Вы уничтожили три тысячи индейцев! В память об этих событиях мы вывесили знамена. На первом знамени, которое мы называем Гуантемок, изображена злая птица. Вы защитили себя от этой птицы, не позволили ей выклевать вам глаза. Вас вел пламенеющий крест. Посмотрите на него, вот он. А колесо с шипами научило оставшихся в живых покорности и молчанию… А может, индейцы всегда были такими молчаливыми… Но поглядите на другие знамена! Поплыла по волнам серебряная барка, увозя королю богатства завоеванной вами страны. Когда это знамя несут за процессией, я чувствую запах морской воды, слышу скрип веревок на мачтах и вновь вижу ваши лица в предрассветном тумане, когда вы приближались к незнакомому берегу. А что значит это знамя?.. Мне никогда о нем не говорили. Кувшин и роза… Может, порядок, который вы принесли?.. Хорошо, что вы это знаете, это ваш праздник и знамя тоже ваше! А вот значение лилового меча на фоне черного шелка мне совершенно ясно: крик в ночи! Напоминание! Предупреждение: завоеванное надо беречь, охранять то, что стало твоей собственностью, ибо ты был храбрым в своей вере и полон веры в своей храбрости. Аминь!
Поток красноречия Балтазара иссяк. Взгляд застывает. Наступает мертвая тишина. Через несколько мгновений Балтазар резко поворачивается и дотрагивается до локтя человека, стоящего к нему ближе всех. Им оказывается Долговязый, мужчина с гривой кудрявых седых волос, похожие на лопаты руки торчат из кружевных манжет как чужие.
У вас когда-нибудь болит поясница?
Д о л г о в я з ы й. Скорее колени, дон Балтазар.
Б а л т а з а р. Колени?.. Ясно! Ночевки под открытым небом… Это скверно… А у вас?..
Балтазар указывает рукой на стоящего в стороне Коренастого.
Ломит плечо? Сердце?
К о р е н а с т ы й. С вашего позволения, мочевой пузырь…
Б а л т а з а р. Ага, мочевой пузырь!.. Коли в сырости поспишь, в себе воды не сохранишь. Так говорят в народе. И это верно. У моей няньки есть какие-то травы, может быть, они вам помогут.
Пауза. Суанца и Секретарь переглядываются.
Да, Гуантемок — это вам не шуточное дело. Я тогда был ребенком. «Сын командующего…» — повторяли вокруг и таскали меня на носилках за вами. Потом носилки поставили на невысокий холм. Тогда дул южный ветер?..
Д о л г о в я з ы й. Да, южный. Было очень ветрено…
Б а л т а з а р. И страшные огромные тучи. А котловина на горизонте была в мелких блестках.
К о р е н а с т ы й. На следующий день полил дождь.
Б а л т а з а р. Дождь! Ястребы с трудом чуяли мертвечину, потому что дождь омывал трупы. И все-таки странно, как мало осталось у меня в памяти!.. Облака, крики, солдаты, прячущиеся за скалами, край равнины и то, что мне приходилось поворачиваться спиной к битве, когда я шел мочиться. Из-за ветра…
К а э т а н а. Ничего другого ты не помнишь?
Б а л т а з а р. Нет! А вы, господа?..
Д о л г о в я з ы й. Многое забылось…
Б а л т а з а р. И все же… Еще я помню вечер после битвы. Господин секретарь, сколько индейцев осталось в живых тогда?
С е к р е т а р ь. Приблизительно восемьсот.
Б а л т а з а р. Во время битвы им удалось выжить, а вот потом — нет. Загон, где их заперли стражники, был под холмом, на котором стояли мои носилки. Я видел, там было по щиколотку овечьего навоза… Сын командующего должен видеть все. Какой-то капеллан воткнул в ограду крест. Пахло свежеоструганным деревом. Из лагеря длинной вереницей потянулись вы, чтобы сделать свое дело: вы пришли с
