class="p1">
Голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..»
Я ждала тебя три дня назад, ты словно сквозь землю провалился. Она спит по полчаса в сутки.
Голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..»
(Вдруг зажав ладонями уши.) Дядя, это же невозможно! Сделай что-нибудь!..
В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках появилась К л о э т т а.
К л о э т т а. Когда туман и ночь кругом — кажется, что все уже вымерло на земле и никогда не наступит утро. (Тихонечко засмеялась, позвала.) Грэм! Грэм!.. (Подняла повыше свечу — пламя слабо осветило Двоих, молчаливо застывших у дверей. Инстинктивно отшатнулась от них, погрозила им пальцем, двинулась дальше. Заметив Мартину, остановилась, показывая на свечу.) Мартина, дружочек мой единственный… Я только что была в оранжерее и сорвала этот цветок. Он попросил меня встретить с ним восход солнца. Я не посмела отказать. (Заслонив рукой пламя, всматривается в темноту.) Грэм?.. (Метнулась к Даниэлю.) Господи, почему ты так долго не возвращался? Они меня измучили, Грэм, они меня измучили! Они все время пытаются убедить меня, что мой сын умер… Грэм? (В ее голосе страх, отчаяние, надежда.) Это правда?..
Даниэль с болью молча смотрит на нее.
(В немом ужасе оцепенела на мгновение… и вдруг срывается на крик.) Нет! Не-е-ет!!
Даниэль обнял ее, прижал к себе. Так прошла секунда, другая… Клоэтта подняла голову, очень внимательно посмотрела на Даниэля; губы ее шевелятся, но ничего не произносят, словно она с трудом что-то вспоминает.
Я узнала тебя по запаху. Где ты был, Даниэль, — от тебя пахнет больницей? Я впервые за много месяцев чувствую запах…
Д а н и э л ь. Это прошел кризис. Тебе сейчас лучше лечь. Пойдем, я провожу.
К л о э т т а (в изнеможении опустилась в кресло, обмякла вся, сидит в белой рубашке, простоволосая, с тупым, бессмысленным взглядом). Это какая-то насмешка дьявола, Даниэль. Помнишь, Цезарий как-то нарисовал твой портрет? Он копия нашего малыша.
Д а н и э л ь (не сразу). Тебе показали ребенка?
К л о э т т а (не меняя положения, скорее про себя). Молоко давило грудь, очень больно… и Луиза дала мне его покормить. Я едва не сошла с ума, Даниэль. У малыша было маленькое розовое тельце — и маленькое, сморщенное личико столетнего старика… Он отказывался брать мою грудь и смотрел на меня с упреком, совершенно осмысленным взглядом… На щечках у него пробивалась седая щетинка. Это мой грех. Я забыла Грэма, и господь покарал меня — послал мне урода. (Медленно поднялась, уходит.) Нет-нет, не провожай. Я устала, хочу спать, спать, спать… (Скрылась за сеткой.)
Д а н и э л ь (После паузы). Ты видела ребенка?
М а р т и н а. Что? Н-нет, его увезли в клинику до моего приезда сюда. Дядя, одно время у нас в университете ходили слухи о подобных случаях…
Д а н и э л ь. Ребенок был вполне нормальным младенцем. У нее просто болезненное воображение.
М а р т и н а. Она проходила Комиссию?
Д а н и э л ь. Пожалуйста, забудь все, что ты здесь услышала. Он умер от преждевременного рождения.
М а р т и н а (тихо). Да, дядя.
Даниэль уходит. Двое молча последовали за ним. Мартина одна. Подошла, опустилась в кресло.
Мастерская Цезария. Ц е з а р и й в рабочей блузе стоит у мольберта, изредка бросает взгляд на сидящую в кресле М а р т и н у, делает какие-то поправки на холсте.
Ц е з а р и й (не отрываясь). Сколько человек в этих списках?
М а р т и н а (с рассеянной озабоченностью). Кажется, сорок три.
Ц е з а р и й. Вряд ли всех выгонят.
М а р т и н а. Они всегда умели найти более верный способ предъявить счет.
Ц е з а р и й. Я поговорю с матерью.
М а р т и н а. Только, пожалуйста, меня не впутывай.
Ц е з а р и й (мельком бросил взгляд на нее). Сегодня мы накалены.
М а р т и н а. Не люблю быть обязанной.
Снова длительная пауза. Цезарий сосредоточенно работает.
(Поднялась, остановилась за его спиной, наблюдает.) Ты уверен, что я буду именно такой через пятьдесят лет?
Ц е з а р и й (работает, улыбнулся). Абсолютно! (Чуть играя.) Благородная седина всегда была признаком величия и свободы духа.
М а р т и н а. Я видела, как Клоэтта поседела за одну ночь. Мне казалось, она сойдет с ума. (Вернулась в кресло.)
Ц е з а р и й. Немудрено… Потерять ребенка… Она оправилась?
М а р т и н а. С ней трудно общаться. Врачи все еще опасаются за ее рассудок. (Помолчав.) Если бы я вдруг согласилась пройти Комиссию… Подожди! Если бы согласилась и получила Черный амулет — что тогда? Бывают же случаи, Верховный отказывает.
Ц е з а р и й (отложил кисти, подошел, опустился перед ней на колени). Тогда я убью Верховного — и мы сбежим с тобой в горы и станем жить среди Даго двести лет. Я читал заумные статьи твоего опекуна. У них средняя продолжительность жизни сто сорок — сто пятьдесят лет. Мы проживем с тобой двести…
М а р т и н а (улыбнулась сквозь невольно набежавшие слезы). Дядя рассказывал, что в нашей долине есть какой-то чернокнижник, которому более трехсот лет. А может быть, даже и больше. Ты напрасно улыбаешься, он с ним очень коротко знаком.
Ц е з а р и й. Вот видишь, мы запросили у судьбы не так уж много. (Бережно убирает волосы с ее лица.) У меня нет сил… Я готов на все… только бы ты согласилась пройти Комиссию и стать моей женой… (Наклонился поцеловать, но перехватил ее взгляд, повернулся.)
В мастерскую не спеша входит К р и м с т о н. Это очень красивая женщина с импозантной наружностью. За ней вошли Д в о е, молча застыли у дверей.
К р и м с т о н (привычно осмотрелась). Ты сегодня не пришел к обеду. Я волновалась.
Ц е з а р и й (поднялся с колен). Мне захотелось закончить небольшой этюд… и получше подготовиться к экзамену… (Справился с растерянностью.) Я ведь предупреждал, что задержусь.
К р и м с т о н. Разве? Извини. (Прошлась по мастерской, остановилась у мольберта.) Мартина, девочка моя, не позволяйте ему уродовать себя. По-моему, ты, как всегда, увлекаешься формой. Жестоко показывать женщине ее неизбежное будущее, а потому безнравственно. (Мартине.) Вы как считаете?
М а р т и н а (пожала плечами). Не знаю… В любом случае это более порядочно, нежели писать сытых чиновников в парадных мундирах.
К р и м с т о н. Если того требуют интересы нации — отчего же? (Повернулась.) А как ваш экзамен, надеюсь, можно поздравить?
М а р т и н а (внимательно посмотрела на нее). Благодарю, сносно. После вчерашней манифестации сорок три студента исключены на два года, в их числе и мы с Цезарием. (Глядит невинными глазами на Кримстон.)
К р и м с т о н (умно и спокойно улыбнулась ей). Меня уже предупредили о случившемся, благодарю.
Ц е з а р и й. Вопрос еще не решен окончательно.
К р и м с т о н. Я допускаю, мой мальчик, что, попав в среду студенческой вольницы, первое время интересно, в какой-то мере даже престижно находиться в оппозиции ко всему, что было создано до вас. Признаться, мне уже изрядно наскучило улаживать твои дела в университете.
Ц е з а р и й (с виноватым укором). Мама!..
К р и м с т о н (вдруг слегка повысила голос). Не забывай, ты происходишь из патрицианской семьи, имеющей заслуги перед нацией и Верховным. Ваша детская игра в политику когда-нибудь плохо кончится.
Ц е з а р и й (опередив Мартину,
