заметно нервничая). Я же сказал, мама, вопрос еще не решен. Это чистое недоразумение. Мы с Мартиной написали всего лишь пару безобидных плакатов…
М а р т и н а. Представьте себе, всего два плаката: «Магистр богословия — сексуальный маньяк».
К р и м с т о н. Право, это весьма трогательно. Убеждена — даже с твоим врожденным вкусом вряд ли бы ты создал что-либо остроумнее.
В это время в дверях мастерской остановился Д а н и э л ь.
Пауза.
Ц е з а р и й. Прошу вас, господин Джинар, входите… (Перевел взгляд на Мартину, затем снова на Даниэля.)
М а р т и н а (вдруг неестественно рассмеялась). Господин Советник взволнован! Он просто не ожидал подобной подлости от судьбы, верно, дядюшка? Родная племянница — и такой неслыханный скандал!..
Д а н и э л ь. Ты должна была предупредить меня, хотя бы ради приличия.
М а р т и н а. Ах-ах, как можно!.. (И вдруг обмякла вся, ей стало все равно.) Днем раньше, днем позже… (Направилась к выходу, с полдороги оглянулась, подошла к Цезарию, прижалась к нему, поцеловала… Быстро уходит.)
Даниэль молча вышел за ней.
Ц е з а р и й (ничего не понимая). Мартина!.. (Торопливо стаскивает с себя блузу.) Мама, извини…
К р и м с т о н (подчеркнуто спокойно.) С каких это пор, молодой человек, у вас не стало времени на близких?
Ц е з а р и й (бросил нетерпеливый взгляд на дверь). Мама, я потом тебе все объясню.
К р и м с т о н (не спеша подошла к нему, поправила воротничок рубашки). Пожалуйста, пожалуйста, слушаю. Итак?..
Ц е з а р и й. Собственно, ты все уже знаешь. Я люблю ее, мама, и не мыслю без нее своей жизни.
К р и м с т о н. Очевидно, ты ждешь, что я поздравлю тебя. (Долго рассматривает сына.) Боже мой, какой же ты еще… слизняк! В вашем возрасте, молодой человек, пора бы иметь дюжину любовниц.
Ц е з а р и й (опустил глаза). Я обязательно последую совету матери.
К р и м с т о н (после паузы, другим тоном). Я с уважением отношусь к твоим чувствам, верю в их искренность и чистоту. Но после всего, что случилось…
Ц е з а р и й (перебил, с едва скрываемым раздражением). А собственно, что произошло? Мы немного посмеялись над старым ослом, написали пару глупых плакатов, какие студенты пишут десятками ежедневно. В конце концов, я никогда не просил тебя вмешиваться в мои университетские дела.
К р и м с т о н. Разве?
Ц е з а р и й (метнул на нее взгляд, сдержался). Извини, я занят. (Взял кисти, решительно подошел к мольберту.)
К р и м с т о н (остановилась за его спиной, наблюдает). Я не перестаю удивляться твоей подруге. Тебе-то уж, по крайней мере, она должна была сказать. Я не имею права нарушать инструкцию, но ты для нее был не посторонним человеком, надо полагать.
Ц е з а р и й (повернулся, ловит ее взгляд). Что за ерунда… почему «был»?
К р и м с т о н. Мартина вчера прошла Комиссию. Я считаю, тебе лучше уехать на некоторое время.
Ц е з а р и й. Она получила Черный амулет?
К р и м с т о н. Сегодня во дворце Верховного большой прием, я могу взять тебя с собой. Кстати, приглашен кое-кто из художников… (Вспоминая, сухо щелкает пальцами.) Невероятно, я снова умудрилась забыть имя вашей знаменитости. Подскажи, пожалуйста… Он автор памятника Верховному на площади Столетий…
Ц е з а р и й. Это ошибка. Нет… Ей просто мстят за ее умение свободно мыслить. Мама, ты обязана нам помочь.
К р и м с т о н. Мальчик мой, решение Комиссии подписано Верховным, и на груди она уже носит Черный амулет — знак недоверия нации. Все, что мы с господином Джинаром смогли сделать для нее сегодня, — это добиться разрешения у Верховного, чтобы не было официального сообщения в еженедельнике. Завтра ты мог бы выехать к моей старинной приятельнице. Отдохнешь, развеешься на природе.
Ц е з а р и й. Я убью его.
К р и м с т о н (с доброй материнской улыбкой). Ты несправедлив, мой мальчик. Потомки не раз еще вспомнят Верховного благодарным словом. Условия жизни в нашей Долине изобилия позволяют выживать и размножаться индивидуумам, отягченным наследственными дефектами. А в результате паразитические гены распространяются в генофонде нации и ведут к ее вырождению. Извини, это азбучная истина, лежащая в основе Закона о чистоте нации.
Ц е з а р и й. Что с Мартиной?
К р и м с т о н. Диагноз тщательно скрывается в ее же интересах. (Подошла, дотронулась до его плеча.) Ты еще молод. Перед тобой блистательное будущее…
Ц е з а р и й. Извини, я никуда не поеду. (Лихорадочно роется в ворохе бумаг, отодвигает ящики стола — один, другой… Наконец вынул миниатюрную шкатулку, на секунду достал из нее медальон на золотой цепочке.)
К р и м с т о н. Если для тебя хоть что-то значит честь семьи, я запрещаю тебе…
Ц е з а р и й (он почти не слышит; захлопнул шкатулку, прячет в карман). У нее хватит ума черт знает что сделать с собой… (Решительно направился к выходу.)
К р и м с т о н (в ее голосе больше удивления, чем строгости). Цезарий!..
Цезарий, не останавливаясь, вышел. Кримстон, помедлив, щелкнула пальцами — звук похож на треск кастаньет, — Двое стремительно выходят за Цезарием.
Скорбно звонит колокол. Высоко под куполом смутно очерчено светом решетчатое окно храма. Горят свечи. К л о э т т а молилась долго и самозабвенно. Чуть в стороне от нее молилась женщина. Это Л у и з а. Она была в такой же, как и Клоэтта, черной накидке с капюшоном, почти полностью закрывающим лицо. Затих колокол. Тишина такая, что слышно, как горят, потрескивая, свечи. Клоэтта направилась к выходу.
Л у и з а. Я бы никогда не осмелилась побеспокоить вас… но, видно, вы человек набожный — который день уже приходите в божий храм искать, как и я, утешения у господа, создателя нашего. Вы меня не узнали? Я — Луиза.
К л о э т т а (отрешенно). Вы ко мне были очень добры, Луиза.
Л у и з а. Моя доброта дорого мне стоила — я лишилась места. Одному богу известно, как они узнали, ведь мы с вами в ту ночь были совершенно одни. (В ожидании выдержала паузу.)
К л о э т т а (несколько потерянно). Это какое-то недоразумение, Луиза… Я убеждена…
Л у и з а. У меня трое детей, но все равно меня выгнали на улицу без малейшей надежды на работу. Я виновата, я знаю — я нарушила инструкцию и показала вам ребенка. Как только я представила себе, что вы никогда уже не увидите свое бедное дитя, — я не устояла перед вашей просьбой.
К л о э т т а (опустив глаза, тихо). У господина Джинара доброе сердце, он похлопочет за вас.
Л у и з а. О, я день и ночь не смыкая глаз стану молить господа о вашем благополучии и о здоровье вашего сына. Да будет милостив господь к вам!..
К л о э т т а. Вот уже скоро месяц, как он умер, Луиза. (Сделала движение уйти.)
Л у и з а. Ваш сын жив.
К л о э т т а (вздрогнула, одними губами). Такие вещи не говорят даже в шутку.
Л у и з а. Он в клинике. Слава создателю, жив и здоров, как и девочка Вильсона.
К л о э т т а (непроизвольно схватила ее за руку). Постой!..
Л у и з а (совершенно другим тоном, спокойно). Отпустите мою руку, мне больно. Нас не должны видеть вместе.
К л о э т т а. Где я смогу найти вас?
Л у и з а. На площади Столетий есть старая часовая мастерская. В ней вы сможете, без помощи господина Джинара, подобрать себе какую-нибудь антикварную безделушку.
