как бы образуется ореол, который привлекает к тебе людей и в то же время охраняет тебя.
Т е щ а. Отличная выучка и прекрасные результаты. Наши идиоты обезумеют от музыки твоего смеха, прелестная дева!
В и д а (снова встряхивает волосами. Присаживается на ручку кресла). Но ты же действительно не имеешь представления о том, кто я такая!
Т е щ а. Вида! У нас нет времени играть в прятки.
У Виды вырывается смех, совсем иной, чем тот, заученный: низкий, едкий смешок. Она наклоняется к Теще, что-то шепчет ей на ухо. По коридору проходит кларнетист, приближается, затем удаляется.
(Стонет в восторге.) О господи боже!
В и д а. Договорились?
Т е щ а. Ну, девка! (Хохочет.) Ха-ха-ха!
В и д а. Аддио, мама! Ночью все дороги открыты. Я тебя покидаю.
Т е щ а. Погоди! Никуда ты не пойдешь! И не думай!.. О мадонна, какой сюрприз! Ой-ёй-ёй! Постой, тебе говорят! Если врешь, я тебе уши отрежу!
В и д а. Но, госпожа, мне незачем врать!
Т е щ а. Не смей называть меня госпожой! Так, говоришь, три года?!
В и д а. Я дневник не вела. Примерно…
Т е щ а. А по трезвом размышлении?
В и д а. Да!
Т е щ а. Надеюсь, товар первый сорт, а?!
В и д а. Да приходилось слышать, что не так уж плох.
Коротенькая пауза.
Т е щ а (бурно). Я тебе скажу по-итальянски, ты наверняка по итальянски умеешь. Bravo, cara! Meravigliosa! Bravo! [28]
В и д а. О господи! А ведь вы совсем не пили!
Т е щ а (обнимает Виду, крепко прижимает. Поток слов). Ну как ты не понимаешь? Неужели ты не поняла, что я нахожу все это чудным, прекрасным, ну и так далее?! Это же свобода! Это значит, ты решилась, и никто тебе не указ… Ты выбираешь на равных… Вероятно, для нас нет другого способа раскрепоститься! Ну, девчонка, ну, паршивка! Божественный фокус! Поверь, в этом нет ничего страшного. Наоборот! Ужасно, когда ты привязана по-собачьи, по-женски… к одному и тому же столу, к одной и той же постели, к одному и тому же дикарю!
Вида слушает, точно не веря своим ушам.
(Пускается вместе с Видой в шутовской пляс, напевая на мотив польки.)
Ах как наша Мица
Дядю одурачит.
Он любит денежки считать —
Надо их к рукам прибрать.
В и д а. Да ты, мамуля, просто зверь. Потрясающе!
Останавливаются.
Т е щ а. Теперь-то мне ясно, что ты — главный выигрыш в моей лотерее! Ха-ха, какой случай! Быстро и эффективно!
В и д а. Но я же тебе сказала…
Т е щ а. У них будет такое похмелье, что им до конца дней своих не очухаться!
В и д а. Да что ж ты меня не слушаешь, в бога душу…
Т е щ а (кончиками пальцев бьет по губам). Так ты у меня выражаться не будешь! Я запрещаю!
В и д а. Ладно, не буду. Я должна тебе исповедаться… Случается, распущу нюни, и так хочется ложиться в постель каждую ночь с одним и тем же человеком… чтобы был общий шкаф, где его рубашки лежали бы рядом с моими… как у всех людей… ну и… Не смей надо мной смеяться! Во мне нет той ненависти, что питает тебя. И потом, у тебя все-таки была своя лампа, и она горела на столе, за которым ты обедала вместе с мужем…
Т е щ а. С мужем у нас был общий склад, дитя мое! Общая лавка! И никакого просвета, не то что лампы! Мышиная жизнь среди рассыпанной муки в серой тьме, под заплесневелыми сводами.
Купля-продажа, вот что было! Мой муж!..
На большую мышь он был похож.
От его взгляда кидало в дрожь,
Если меня он замечал,
Когда мешки с мукой считал.
Кошмар! И одна постоянная мысль:
Он меня съест! Будет откусывать по кусочку.
И так до самой смерти!
В и д а. Не верю!
Т е щ а. И не надо! Я же не утверждала, что смотрела на него иначе. А когда он умирал…
В и д а. Ну, расскажи!
Т е щ а. Тс-с-с! В другой раз! Они там вылакали все шампанское. (Тянет Виду к дверям в глубине сцены. За сценой.) Положись на меня! Это как ночной фейерверк! Вот увидишь, будет отлично!
Из коридора доносятся шаги, смех, звуки кларнета. К л а р н е т и с т заглядывает в комнату, играет на пронзительно высоких нотах. За ним, спотыкаясь, вваливается К а р л. Он оглядывается, морщит нос, трясет головой. «Невесты» Р о з и, М а р т а и Ц и л к а, разгоряченные вином, цепляются за мужчин, щебечут. Музыкант, ускользнув от них, мешком валится на первый попавшийся стул, икает. Женщины перекидывают Карла, как мяч.
Ц и л к а. Карл, ты будешь со мной плясать! Мне всю неделю снилось, как мы с тобой отплясываем.
М а р т а. А у меня любовная лихорадка!
Р о з и. И со мной попляши, Карл! Увидишь, какая я легкая! Я тебя безумно люблю.
К а р л. Отстань от меня, добром прошу! Я скажу Залокару.
М а р т а. Теперь уж ни мужчин, ни парней не осталось, кто плясать умеет! Только ты, Карл! Ты один!
К а р л. Пусти! Дура! Куда ты меня тянешь?
Р о з и. Карл танцует по-старому: трам-пам-пам и пол пополам!
Ц и л к а. Да тут немудрено и потолку расколоться!
Р о з и. Уж как он прижмет! Посмотри, что ногами вытворяет!
К а р л. Рози, ну хоть ты будь поумнее! Кыш, бабы! Ой-ёй-ёй!
Женщины, хихикая, передают его друг другу, как куклу, вертят, щекочут. Карл отбивается, кричит изо всех сил.
Хватит! К дьяволу!
Его отпускают. Карл водит носом, принюхивается.
М а р т а. Ты что, Карл?
К а р л. Венками пахнет!
Р о з и. Совсем сдурел! Какими еще венками?
К а р л. Надгробными венками, я сказал!
Р о з и. Уж лучше бы ты ругался! Знаю я тебя: тебе бы только флаг пожарной команды за чьим-нибудь гробом тащить. Ну и фантазии!
Ц и л к а. А форма у пожарных красивая!
М а р т а. Придумали! В одной корзине я видела мужской выходной костюм!
Цилка и Рози с восторгом берутся за дело: хватают Карла, который не может с ними сладить, и волокут за ширму. Ширма колышется. Смех, сопенье, тихие мольбы. Скрип корзин. Кларнетист негромко наигрывает.
К а р л. Ой! Ой-ёй-ёй! Гадюки! Отдай штаны! Штаны не тронь, говорю! Ой!
М а р т а. Так! Стой спокойно! Дай застегну. Вот увидишь, какой ты будешь хорошенький, чистенький!
Р о з и. Как гроб с музыкой!
Ц и л к а. Еще немножко!
М а р т а. Смотри лак не поцарапай!
К а р л. Ну, вы спятили. Сейчас Залокар придет! Я не позволю так с собой обращаться!.. Сюда идут!
М а р т а. Взгляни-ка на него.
Р о з и. Ну прямо как министр в прежние времена!
Ц и л к а. Наш папочка говаривал: фрак и шапокляк!
Шум. Восклицания. Сопение Карла. Справа появляется П е р ц.
П е р ц. Моей тут нету?
Кларнетист отвечает издевательским глиссандо.
(Обозлившись.) Поцелуй
