меня в зад, дурак несчастный!
(Уходит.)
Ширма опрокидывается. Среди корзин, чемоданов, разбросанной одежды стоит Карл, облаченный в визитку, которую Теща показывала Яне. Брюки и ботинки на нем свои. На голову ему женщины водрузили полуцилиндр. Они прыгают вокруг, аплодируют.
М а р т а. Браво! Как здорово!
Ц и л к а. Дадим тебе венок или какой-нибудь флаг, и можешь фигурять на похоронах!
Р о з и (подражая воображаемому оратору). Прощай, дорогой дружок! Прими наш последний венок! Рано ты нас покинул…
Карл замахивается на Рози. Мускулы лица напряжены, точно он скрипит зубами. Женщины замолкают.
Ц и л к а (испуганно). Карличек, ты что?! Ради всего святого…
К а р л. Я не скажу «как вам не стыдно», потому что вам этого не понять! Нет! Вы даже не знаете, что это такое! Вам это и не снилось! Стыдливость отбросила копыта. Аминь! И приличия тоже похоронены. Какими вам быть, когда в наше время на все плюют и про все говорят — дрек! Авто и jewel box [29] — единственные ценности! Морды себе раскрасили, ходите по деньгам, из старого человека дурака делаете! Живете одним днем, как цыгане… Никто не задумывается, что будет через неделю… Повеселимся, братцы, посмеемся, да вот хоть бы над Карлом. И похороны вам тоже цирк или театр… (Неожиданно, в бешенстве.) Но погодите, суки, увидите, какова смерть! Будете лежать в опилках и смердеть, как пятьдесят пьяных Карлов!
Женщины испуганно отпрянули.
(Ступает по разбросанной одежде. Выхватывает лоскуты черного шелка, черные вуали, черные пледы, швыряет ими в своих мучительниц. Белые наряды дополняются пропахшими нафталином реликтовыми приметами траура.) Вот тебе! На рекламу твоих похорон! И тебе тоже!
Писк кларнета прекратился. Издалека — звуки гармоники. Черно-белые женщины порываются что-то сказать. Входят З а л о к а р, П р о ф е с с о р и Я н е.
П р о ф е с с о р. Плакальщицы!
Я н е (поет). Оденусь в черную тафту…
З а л о к а р. Что поделываете, Карл?
Карл оборачивается. Пошатываясь, подходит к хозяину дома, снимает полуцилиндр, протягивает ему.
К а р л. Вот тебе, Залокар! Пригодится для похорон.
З а л о к а р. Для чьих похорон?
К а р л. Всегда чья-нибудь очередь подходит.
Залокар предлагает головной убор брату, который резко отворачивается.
Я н е. Он тебе очень идет, Карл! Ты его и носи.
К а р л. Точно! Я вас всех знаю и всех вас буду провожать на кладбище!
Т е щ а (за сценой). Марта, Цилка! Рози! (Просовывает голову в дверь. Видит смущенных женщин в траурных нарядах. Устремляет вопросительный взгляд на Залокара.)
Он понимает ее без слов.
З а л о к а р. Да не я, не я их разукрасил. Это вы любите похороны и тому подобное. «Сыч на ветке сидит…»
Т е щ а. Сыч ухает тому, кому жить осталось двадцать часов. Девушки, идите-ка сюда!
З а л о к а р. Ну, что там с вашей затеей?
Т е щ а. Ждал двадцать лет, подождешь еще чуток!
Женщины хотят стащить с себя траур, но Теща делает знак оставить все, как есть. Все исчезают, закрыв за собой дверь. К л а р н е т и с т тихонько ускользает направо, в коридор. Карл смотрится в зеркало. Залокар, Профессор и Яне стоят под лампочкой, не глядя друг на друга. Смотрят в пол. Сумбурный обмен репликами.
Я н е. Прошу прощения, что говорю первым… «Выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове…» Как мы смешны, не правда ли?
З а л о к а р. Так сколько тебе завтра приготовить?
Я н е. Отступного?
П р о ф е с с о р. Не соглашайся! Я же сказал, что подам на него в суд.
Я н е. Смотри, дядя, а дядя смеется.
П р о ф е с с о р. Пусть подавится своим смехом.
Я н е. Он не привык давиться.
П р о ф е с с о р. Привыкнет! Вы меня недооцениваете. Я располагаю сильным оружием.
Я н е. Дядя, а дядя все равно смеется.
П р о ф е с с о р. Он будет смеяться до тех пор, пока мне не надоест.
Я н е. Осторожно! Ты не знаешь, с чем имеешь дело. С деньгами! «Divitiarum fructus est in copia» [30] — как говорит Цицерон.
П р о ф е с с о р (неврастеническая ария).
Ум всегда приносит прибыль!
Я всегда говорил «сделаю» — для других.
А теперь хочу для себя.
Я хочу! Я хочу женщину, деньги, триумф!
Хочу перину и молочного поросенка.
Хочу вкусить все плоды с древа жизни
Сейчас, осенью, ибо осень — мое время,
Мой приют перед последним прибежищем.
А вам, крикуны, фигу с маслом!
Профессор с вами расправится,
Увидите! Ученый хитер, как лис,
Если надо! И только деревенский дурак,
Ремесленник, толстосум и все такое прочее
Не видит другой стороны медали:
Divitiarum fructus est ratio [31].
Так-то, мой маленький, пьяный Цицерон…
Я н е. А дяде все еще смешно!
П р о ф е с с о р. Если бы он заглянул в мой портфель…
Залокар перебивает; последующий разговор ведется через посредника — через Яне; резко, но смешно.
З а л о к а р. Яне! Передай этому тенору, что умный игрок не выкладывает свои козыри перед самым концом игры!
П р о ф е с с о р. Яне, передай дяде, что у меня не было времени играть в карты!
З а л о к а р. Зато было время вынюхивать! Он шпионил за отцом. Он рылся в мамином шкафу и читал письма сестры. И сообразить, что к чему, тоже успевал: когда почуял, что в доме неладно, он смотался. И хоть у него вечно под носом сопли висели, вынюхивал он здорово.
П р о ф е с с о р. Яне, спроси у своего дяди, как умер упомянутый им отец?
З а л о к а р. Он ругался на чем свет стоит из-за того, что вынужден все оставить мне. Чертыхался, пока дух не испустил. Однако его подпись стоит на бумаге, и я доказал, что иначе быть не могло. Спроси профессора, где он был тогда?
П р о ф е с с о р. Ты знаешь, Яне, почему твоя мама ушла из дому?
Я н е. Не знаю.
П р о ф е с с о р. Потому что в доме от этого типа никому житья не было. Ни женщине, ни скотине, ни горшку, если у него была трещина.
Я н е. Прелестные картинки семейной жизни!
З а л о к а р. Добавить еще?
Я н е. Буду весьма польщен!
З а л о к а р. Свадьба. Невеста сидит за столом, жених несколько пьян. Подходит нежный, ученый деверь, приглашает невесту танцевать. Они танцуют. И деверь начинает источать яд! Отлично выбраны и время, и сосуд.
П р о ф е с с о р (вдруг расцвел: это его звездный нас; вальсирует, обняв воображаемую партнершу).
В моих объятиях она таяла, как свечка,
Вся обратившись в аромат и в облака.
И по сей день ее грустный взгляд
Ранит меня, и спасает, и выводит из тьмы…
Я н е. Великолепно!
Профессор, склонив голову, напевает вальс; это мелодия, которой Теща пыталась напомнить ему о своей дочери; оказывается, он ничего не забыл. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не возглас Карла.
К а р л (у зеркала). О мадонна! Залокары!
Я н е (живо).
