Мы условились с ним встретиться завтра утром на съемке. Это ужасно глупое место для деловой встречи, но иначе никак нельзя было устроить. Передать ему что-нибудь?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:
Нет, ничего. Я уверена, что он и так ко мне завтра заглянет. А теперь я пойду.
ТАУБЕНДОРФ:
Пожалуйста, простите меня за… разговор. Я ведь не знал.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:
Да. Вероятно, я сама виновата, что так вышло. Ну, до свидания.
ТАУБЕНДОРФ:
Я, Ольга Павловна, преклоняюсь перед вами. Вы просто чудесный человек. Алеша не понимает.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:
Ах, Николай Карлович, ну, право, не будем больше об этом говорить… Я же не китайский язык, который можно понимать и не понимать. Поверьте, во мне никакой загадочности нет.
ТАУБЕНДОРФ:
Я не хотел вас рассердить. Ольга Павловна. Вот я как-нибудь взбунтуюсь, тогда посмотрим… (Смеется.) Ох, как взбунтуюсь!..
Она уходит. Таубендорф возвращается к столу, садится. В зале — за сценой — гром аплодисментов.
Занавес
Передняя кинематографического ателье. Справа, вдоль сцены, та же серая стена, как и в предыдущем действии. Левее — широкий проход, заставленный кинематографическими декорациями, что напоминает одновременно и приемную фотографа, и балаганные будни, и пестрые углы футуриста. (Среди этих углов очень заметны три купола — один побольше, другие поменьше — охряные луковицы лубочного храма. Тут же валяется балалайка и наполовину развернутая карта России.) В этих декорациях неровные лазейки и просветы (видны в глубине очертанья огромных ламп-юпитеров). Все это напоминает зрителю разноцветную складную картину, небрежно и не до конца составленную. Когда поднимается занавес, на авансцене толпятся русские эмигранты, только что пришедшие на съемку. Среди них — Люля. Быстро и упруго протискивается на сцену через декорации, загромождающие проход, Помощник режиссера — рыжий, с брюшком, без пиджака и жилета, — и сразу начинает очень громко говорить.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Гримироваться, господа, гримироваться! Дамы налево, мужчины направо. Что ж это Марианны до сих пор нет. Сказано было в девять часов…
Сцена пустеет. Затем двое голубых рабочих проносят лестницу. Голос Помощника режиссера (уже за сценой): «Курт, Курт! Во ист Курт? Манн мусс…»[10] Голос теряется. Затем справа входят Марианна и Кузнецов.
МАРИАННА:
(На ходу прижимает руки к вискам.) Это так возмутительно… Это так возмутительно с твоей стороны!..
КУЗНЕЦОВ:
…в жизни только одно бывает интересным: то, что можно предотвратить. Охота вам волноваться по поводу того, что неизбежно?
Оба остановились.
МАРИАННА:
Ты, значит, своего решения не изменишь?
КУЗНЕЦОВ:
(Осматривается.) Забавное место… Я еще никогда не бывал в кинематографической мастерской. (Заглядывает за декорации.) Какие здоровенные лампы!..
МАРИАННА:
Я, вероятно, до гроба тебя не пойму. Ты, значит, решил окончательно?
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
(Выбегает справа.) Да что же это вы, Марианночка! Так нельзя, так нельзя… Хуш[11] в уборную!
МАРИАННА:
Да-да, я сейчас.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Не сейчас, а сию минуту. Курт! (Убегает.)
МАРИАННА:
Ты все же подумай… Пока я буду переодеваться, ты подумай. Слышишь?
КУЗНЕЦОВ:
Эх, Марианна Сергеевна, какая вы, право…
МАРИАННА:
Нет-нет, подожди меня здесь и подумай. (Уходит направо. Слева выбегает Помощник режиссера.)
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Пожалуйста, идите гримироваться. Ведь сказано было!
КУЗНЕЦОВ:
Спокойно. Я посторонний.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Но тут посторонним нельзя. Есть правила.
КУЗНЕЦОВ:
Пустяки.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Если господин Мозер —
КУЗНЕЦОВ:
Друг детства.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Ну, тогда все хорошо. Извиняюсь.
КУЗНЕЦОВ:
Фольклор у вас того, густоватый. Это что, купола?
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Да. Сегодня последняя съемка, сцена восстания. Мы очень спешим, так как к субботе фильм должен быть уже склеен. Пардон, я должен бежать. (Убегает.)
КУЗНЕЦОВ:
Пожалуйста, пожалуйста. (Прогуливается, поднимает и разворачивает огромную карту, на которой грубо изображена Россия. Улыбаясь, разглядывает ее. Входит справа Таубендорф. Из-под пальто видны смазные сапоги, в руках чемоданчик.)
ТАУБЕНДОРФ:
А, ты уже здесь, Алеша. Как тебя впустили?
КУЗНЕЦОВ:
Очень было просто. Выдал себя за молочного брата какого-то Мозера. Тут Крым вышел совершенно правильным ромбом.
ТАУБЕНДОРФ:
Россия… Да. Вероятно мои коллеги уже гримируются. Но это ничего. Тут всегда тянут… тянут… Алеша, я все исполнил, что ты приказал. Вернер уже уехал.
КУЗНЕЦОВ:
Ух, какая пылища! (Бросает карту в угол. Она сама скатывается. Хлопками сбивает с рук пыль.)
ТАУБЕНДОРФ:
Алеша, когда ты устроишь и мне паспорт?
КУЗНЕЦОВ:
Погодя. Я хотел тебя видеть вот почему: в субботу я возвращаюсь в Россию. Недели через две приедет сюда Демидов. Я тебя попрошу… Тут, однако, не очень удобно беседовать.
ТАУБЕНДОРФ:
Пройдем вон туда: там сзади есть пустая комната. Я заодно загримируюсь.
КУЗНЕЦОВ:
Э-ге! Ты в смазных сапогах…
Оба проходят налево. Через сцену пробегает Помощник режиссер а и юркает за декорации. Рабочие проносят расписные ширмы. Загримированные статисты (в русских рубахах) и статистки (в платочках) выходят справа и слева и постепенно скрываются за декорациями. Помощник режиссера выбегает опять, в руке — огромный рупор.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Господа, поторопитесь, поторопитесь! Все в ателье! Как только будут готовы Гарри и Марианна, мы начнем.
ЛЮЛЯ:
(В платочке.) Гарри давно уже готов. Он пьет пиво в кантине.[12] (Уходит с остальными.)
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Он этим пивом испортит себе фигуру. (Двум замешкавшимся статистам.) Поторопитесь, господа!
Справа входит Марианна: резко загримированная, в папахе, револьвер за поясом, кожаная куртка, на папахе — звезда.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
(К Марианне.) Наконец-то!..
МАРИАННА:
Вы не видели… Тут был господин… с которым я приехала…
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Да что вы в самом деле!.. Ведь мы тут делом занимаемся, а не глупостями. Пожалуйте в ателье! (Он убегает. Слева входит Кузнецов.)
МАРИАННА:
Алек, тут такая суматоха… Мы так с тобой и не договоримся… Алек, ты передумал?
КУЗНЕЦОВ:
Я вас сразу не узнал. Хороши! Желтая, лиловая.
МАРИАННА:
Ах, так нужно. На экране получается совсем иначе… Алек!
КУЗНЕЦОВ:
И звезда на папахе. Кого это вы изображаете?
МАРИАННА:
Ты меня с ума сведешь!
Вбегает Помощник режиссера.
ПОМОШНИК РЕЖИССЕРА:
Съемка начинается! Господи, да идите же! Ведь уже в субботу все это должно быть на экране. Марианна! (Орет в рупор прямо в нее.) На съемку!!
МАРИАННА:
Вы отвратительный грубиян. Алек, умоляю, подожди меня… Я сейчас…
Марианна и Помощник режиссера уходят. Слева появляется Таубендорф: он с приклеенной бородой, в русской рубахе и картузе.
ТАУБЕНДОРФ:
Ну вот я и готов.
КУЗНЕЦОВ:
Хорош, хорош. Там, кажется, уже началось. Ваш командир очень волнуется.
ТАУБЕНДОРФ:
Так всегда. Сперва будут бесконечные репетиции этой самой сцены восстания. Настоящая съемка начнется значительно позже. (Закуривает.) Алеша, мы обо всем поговорили? Больше ничего? (Говоря, прислоняется к стене, на которой большой плакат: «Rauchen verboten!»[13]. Продолжает курить.)
КУЗНЕЦОВ:
Больше ничего. Остальное ты сам знаешь.
ТАУБЕНДОРФ:
Остальное?
КУЗНЕЦОВ:
Да. Насчет Ольги Павловны. Ты заботься о ней, как и в прежние разы. Навещай ее изредка, да помогай ей, если что нужно.
ТАУБЕНДОРФ:
Алеша, я…
КУЗНЕЦОВ:
Что с тобой?
ТАУБЕНДОРФ:
(Очень сильно волнуясь.) Дело в том…
