Уходит.
ХорВоспляшем в честь Вакха – и слава ему!
Мы кликом восславим Пенфееву смерть.
Погиб Пенфей – отродье
Ужасное змея:
Он женщиной оделся,
За посох тирс он принял
И с ним в Аид сошел.
Шел бык перед Пенфеем:
В беду его он вел…
А вы, менады Фив,
Вы гимн свой, славы полный,
Победный гимн свели
На стоны и на слезы.
О, славный поединок,
Где матери рука
Багрится кровью сына!
Агава входит в сопровождении толпы фиванских вакханок; на тирсе у нее голова Пенфея.
КорифейНо вот спешит к Пенфееву дворцу
Агава-мать – безумный взор блуждает…
Приветствуйте поклонниц Диониса!
Несем с Киферона
Улов свой счастливый,
Трофей этот свежий,
Кисть плюща к чертогам.
Я вижу, товарка: приди и ликуй!
Его без сетей изловила…
Смотрите-ка: львенок,
Ведь можно узнать…
Мой подвиг это, мой!
“Счастливою Агавой” в дружинах я зовусь…
Отродье…
Те после меня, те после меня
За зверя взялися… Добыча на славу!
Детеныш-то молод:
Хоть грива космата —
Волосики пухом
Лицо обрамляют.
Зверь дикий, конечно: как много волос!
Да, бог наш – охотник искусный,
И ловко менад он
На след наводил!
Мой сын поздравит мать!
Она ж взяла добычу неслыханную: льва!
Еще бы!..
Добычей такой, трофеем таким!
Всем Фивам на диво мой подвиг свершон.
Да покажи ж, несчастная, фиванцам
Победную добычу наконец.
Вы, жители твердынь фиванских славных,
Придите и любуйтесь! Вот – трофей!
Мы, дщери Кадма, изловили зверя:
Тут дротик фессалийский ни при чем,
И схвачен зверь не сетью, а кистями
Рук наших белых. Ни к чему теперь,
Оружием обвесившись, кичиться!
У нас учитесь: мы его рукой
И изловили, и на части тело
Разъяли – без железа. Где отец?
Что я не вижу с нами старца Кадма?
И где Пенфей, мой сын? Пускай возьмет
Он лестницу покрепче и к триглифу
Вот эту львиную главу прибьет[37] —
Мою добычу в нашей славной ловле!
Входит Кадм. За ним несут на носилках останки Пенфея.
КадмСюда несите свой печальный груз,
Товарищи, поставьте перед домом…
Пенфея труп искать пришлось мне долго,
И по кускам его я подбирал:
В расщелинах глубоких Киферона,
В лесу дремучем долго я ходил.
Мы с игрища с Тиресием обратно
Уж городом фиванским шли домой,
Когда рассказ ужасный мне поведал,
На что дерзнули дочери мои.
Я снова – на гору; оттуда внука,
Менадами убитого, несу.
Я видел там несчастных исступленных:
Мать Актеона, Автоною, с ней
Ино; в лесу поныне остаются
Они. А про Агаву мне сказали,
Что, в бешенстве, вакхической стопою
Она сюда ушла.
Был верен слух.
О, зрелище печальное! О, горе!
Отец, гордись! Да, дочерей таких
Еще никто из смертных не посеял…
И сестрами гордись, но больше мной:
Ты знаешь, как я от станка шагнула?
Зверей, отец, руками я ловлю…
Вот полюбуйся на мою добычу,
И пусть она украсит твой дворец.
Прими ее обеими руками
И, ловлей дочери гордясь, на пир
Зови друзей. Теперь вполне ты счастлив…
Конечно, счастлив – героинь отец!
О, скорбь, – ее не смеришь, не оглянешь!
Убили вы – вот дело жалких рук.
Да, славную богам повергла жертву
Ты, что зовешь нас с Фивами на пир.
Да, горе нам: тебе, Агава, горе,
А за тобой и мне. Он, этот бог…
Был справедлив, конечно, но, жестокий,
Не пощадил и рода своего.
Как портит старость человека, боже!
Угрюмый голос, неприветный взор…
Эх, хоть бы сын мой в мать пошел и стал бы
Охотником лихим, за диким зверем
В толпе гоняясь молодых фиванцев…
Да где ему! Он только с богом может
Бороться. Хоть бы ты его, отец,
На ум наставил… Впрочем, где же он?
Пред облик мой его вы призовите,
Чтоб в блеске счастья на меня взглянул.
О, горе, горе! Если только все,
Что сделали, поймете вы, – ужасна
Скорбь ваша будет. Если ж навсегда
Пребудете в безумии, то в горе
Своем вы хоть мечтою насладитесь…
Да что же тут дурного? Где тут горе?
В эфир сначала взор свой погрузи.
Изволь. Что там увидеть я должна?
Все тот же он? В нем перемены нет?
Да, будто ярче стал он и лучистей.
А то… волненье… улеглось оно?
Не знаю, что ты говоришь; но будто
В себя я прихожу теперь, отец.
Могла б ты ясно на вопрос ответить?
Да; прежнее забыла я, отец.
В чей дом вошла ты с песнью Гименея?
А сын какой у твоего был мужа?
Пенфей – сын мой и мужа моего.
А чья глава в руках твоих, Агава?
Чья? Это лев. Так мне сказали там.
Вглядись в него, – труд невелик, дитя.
Что это, боги? Что я принесла?
Гляди, гляди, пока совсем признаешь!
Я вижу, – о! Я вижу смерть свою.
Что ж, голова на львиную похожа?
Нет! Голову Пенфея я держу.
Что, не признавши, обагрила кровью!
Убил-то кто? Как он попал ко мне?
О, злая истина, пришла ты поздно.
Ах, сердце не на месте; не томи!
Убийца ты; а помогали сестры.
Где ж он погиб? В чертогах или где?
Где Актеон собаками растерзан.
Да как же на гору попал несчастный?
Пошел глумиться над служеньем вашим.
А мы, отец? Как мы ушли туда?
В вакхическом восторге бросив Фивы.
Я поняла: нас Дионис сгубил.
Разгневанный, что вами не был признан.
Но где же тело дорогое сына?
С трудом его собрал я и принес.
Агава видит на земле носилки, покрытые черным саваном.
АгаваНа месте все? Все сложено опять?
……………………………………………
Я согрешила; но зачем же сын мой
За матери безумие ответил?
Как вы, он бога не хотел признать.
За то нас всех одной бедой покрыл он:
Вы, и Пенфей, и весь наш род погиб,
И мне, которому не дал бог сына,
Теперь пришлось смотреть на отпрыск твой,
Убитый так злодейски, так позорно.
Дитя мое, с надеждой на тебя
Мой дом взирал, ты был его опорой!
Тебя, Пенфей, весь город трепетал.
Твой ясный взор грозою был неправых
И от обиды старика спасал.
Теперь же из дому, пожалуй, выгнан
С позором буду я, – великий Кадм,
Тот Кадм, что здесь, посеяв род фиванцев,
Такую жатву дивную собрал.
О мой любимый!.. Нет тебя со мною,
А все тебя по-прежнему люблю.
До бороды рукой уж не коснешься,
Уж не обнимешь деда, дорогой;
Не скажешь: “Кто, старик, тебя обидел?
Кто сердце растревожил и смутил?
Скажи, отец, – и дерзкий мне ответит!”
Теперь несчастлив я, загублен ты,
Разбита горем мать, несчастны сестры…
О, смертный! Если небо ты презрел,
Взглянув на эту смерть, в богов уверуй!
Старик! Тебя мне жаль: хоть заслужил
Пенфей свой жребий, все же горько деду.
Отец, ты видишь: изменилась я.
……………………………………………
…Драконом станешь ты, а дочь Ареса
Гармония, что в жены получил
Ты, смертный, тоже примет вид змеиный.
И повезут тебя с женой быки
Перед несчетной варварской дружиной,
И много городов ты разоришь:
Оракул Зевса вам вещает это.
Но Феба прорицалище твои
Разграбят воины и на возвратном
Пути постраждут. А тебя Арес
С Гармонией спасет и вас с женою
На острове блаженных поселит.
Я говорю вам это, сын Завеса,
Не смертным порожденный Дионис.
Ах, если бы стезю благоразумья
Избрали вы тогда, когда на путь
Нечестья вас толкнула ваша гордость, —
Вы были б счастливы теперь, имея
Союзником Зевесово дитя!
Мы виноваты, сжалься, Дионис!
Нет, к богу вы идете слишком поздно.
Ты прав, о бог, но чересчур суров…
Я, бог, терпел от смертных поношенье.
Но разве смертный гнев пристал богам?
Отец мой Зевс все порешил давно.
Все кончено, старик! О, мрак изгнанья!
Что ж медлить? Рок свершится – все равно.
Дитя мое, беда приспела злая
На нас – и на тебя и на сестер,
И мне пришлось на старости печальной
Переселяться к варварам. Увы,
Оракул мне сказал, что на Элладу
Я варварское войско приведу:
Дракон с змеею – Кадм и дочь Ареса, —
Мы во главе их смешанных дружин
Пойдем на алтари, гробницы греков…
И Ахеронта волны не дадут
Злосчастному от бед успокоенья.
Отец, как ты уйдешь, меня ушлют…
Дитя, к чему бессильного отца,
Как птица-лебедь[38], обнимаешь ты?
Кто даст приют отверженной, несчастной?
Не знаю, дочь. Отцу не защитить.
Ты прости, мой чертог, моя родина! Вас
Оставляю на горе себе, изгнана
Из любимых хором…
Ты прости, дорогая. В последний ты раз
Злополучное место увидишь, где рок
Аристеева сына[39], затем – твоего,
Беспощадный, сгубил.
Как мне жаль тебя, старец!
А мне-то тебя
И сестер твоих бедных!
Неслыханных кар
Чередою взыскал этот дом Дионис!
Он неслыханных мук натерпелся от вас:
Поруганью вы предали имя его!
Исчезает.
