Тогда профессор говорит: «На сегодняшний день без наркоза резать в сто раз лучше. Пока идет операция, можно с больным побеседовать про политику, про футбол, про что хочешь. И врачу веселей, и опять же больному культурное развлечение».
Бурачков — не мальчик, он тоже соображает: «Про футбол мы после побеседуем, а пока что я прошу и требую, чтоб дали мне что положено, а именно — наркоз».
Профессор на его слова даже внимания не обратил, достал нож из нержавейки и прямо сразу приступил к операции.
Бурачков сильно удивился — режет его профессор, а ему хоть бы что — никакой боли. И он еще подумал: может, и правда на сегодняшний день без наркоза лучше.
А профессор пошуровал у Бурачкова в животе, почесал затылок под шляпой и такое сделал заключение: «Все мне ясно и понятно. Вышла из строя небольшая железка внутренней секреции. Надо менять в срочном порядке». У Бурачкова нет возражений: «Раз надо — значит, меняйте». Профессор плечами пожал, руками развел: «А где я ее возьму?» Бурачков ему: «Это уж дело ваше».
И тут профессор начал себе цену набивать: «Очень это затруднительно, даже невозможно». Тогда уж Бурачков корить его стал: «Какой же вы после этого профессор, если простую железку достать не можете? — «Так она же не простая, она с внутренней секрецией». — «Ну и что?» Профессор шляпу снял: «Вообще-то есть у меня один товарищ, у него таких железок — навалом, но задаром он нипочем не даст. Бутылку потребует, а то и две. Так что вот так». Бурачков говорит: «Раз деталь такая дефицитная, я не то что две, я ему и три бутылки поставлю».
Профессор опять шляпу надел: «Ладно. Схожу узнаю. А вы пока полежите». Бурачков говорит: «Здравствуйте. Вы же мне вскрытие сделали, как же я в таком разобранном виде буду находиться? Ко мне ж туда любой вредный микроб запросто влетит. Вы меня хотя бы зашейте на живую нитку, прошу вас». А профессор говорит: «Только не будем нервничать. Лежите и ожидайте. Я в среду зайду к вечерку. А пока что я имею желание получить аванс». Бурачкову что делать? «Вот вам пятерка, и прошу вас, закончите все как можно быстрей». Профессор пятерку — хвать! — и как ветром его сдуло.
Бурачков один остался. И такое у него состояние неважное — в ухе стреляет и в спину отдает. И тут он про себя как про другого человека подумал: «Лежит на столе больной, и органы у него не внутренние, а все как один наружные, и тут же микробы кругом летают. Лежит человек, в голове у него гудит, во рту вкус такой, будто натощак пакли наелся. Ужас. Никакого нет порядка в лечебном учреждении».
Полежал он еще маленько, на часы глянул, а на них ни одной цифры, только стрелки, и не поймешь — день или ночь.
Наскучило Бурачкову на столе лежать, поднатужился, поднялся на локтях, крикнул: «Профессор! Профессор!»
И что интересно — профессор Крюков-то, оказывается, никуда не ушел. Опять он тут, рядом. Подергал Бурачкова за плечо: «Вставай, идол!.. Не надоело валяться?»
Открыл Бурачков глаза, видит — у кровати жена и как волчица на него смотрит: «Иди. Управдом тебя вызывает».
Бурачков покашлял, сел, воды выпил. «Знаю, по какому вопросу. К профессору пошлет в девятую квартиру. У него кран на кухне струю не держит. Мне профессор пятерку сунул: «Сделайте как можно быстрей, а то нас зальет». Встал Бурачков, вздохнул и пошел. Спокойно пошел.
Как будто и операции никакой не было.
1975
Какая прекрасная сегодня погода. Небо синее, солнце светит, птицы выступают полным ансамблем, будто у них генеральная репетиция перед Майскими праздниками. Все нормально. Как говорится, весна на марше, природа берет свое, и в голове рождаются разные идеи и мечты как по общественным, так и по личным вопросам.
Вот мы с вами сейчас сидим в садике в ожидании, пока откроется магазин «Мебель». Между прочим, тут многие из нашего дома. Называется он — дом молодоженов. Почему такое название — каждому понятно. В основном квартиры получили женатые, а кроме женатых туда въехали и перспективные вроде меня — то есть те товарищи, которые не сегодня завтра создадут здоровую семью.
Вы заметили, когда люди въезжают в новый дом, они иной раз обижаются на разные мелкие недоделки. У одного не так гладко с паркетом, у другого к душу претензия — не так бодро из него дождик идет. Бывает, что в ванной краны «хол» и «гор» в спешке не на свои места поставили, и в итоге на первых порах происходят веселые сюрпризы.
Когда я въехал в свою однокомнатную номер сто сорок четыре, я и у себя тоже заметил небольшую мелочь, а именно — кран в мойке ненадежно держит воду. Дело ясное, думаю, сменю прокладку, и все будет в порядке.
Только я наметил провернуть это мероприятие, заходит ко мне сосед, мы вместе на заводе работаем, Митя Корешков, заходит и говорит:
— Василий, имею исключительно интересную информацию. Наш дом обслуживает бригада сантехников в составе двух человек. Один — хмурый дядечка, а другой, вернее сказать, другая — такая девушка!
Я говорю:
— Митя, спокойно!.. Ты уже год как женат, так что давай не отвлекайся.
Митя говорит:
— А чего? Я передаю последние известия. Ты же парень холостой, значит, твоя первоочередная задача оправдать марку нашего дома. Одолжи отвертку, это раз, и второе — не теряйся. Понял? Если имеешь мелкие недоделки по части сантехники, считай, что тебе повезло. Звони домоуправу, не пожалеешь.
Корешков ушел, а я остался. Мне бы сменить прокладку, и все дело, но я — скорей всего, под влиянием весны и своего одинокого состояния — решил: пусть поработает служба быта, позвоню, просто интересно, кого это Митя Корешков имел в виду.
Звоню в домоуправление и говорю:
— Здравствуйте. Вас беспокоит сто сорок четвертая квартира. Будьте настолько любезны, дайте наряд своему сантехнику, пусть ко мне заглянет…
Домоуправ молчит, потом вздыхает:
— Вам какой сантехник нужен — Городулин или Маношина Лида?
Я говорю:
— Вообще-то мне, конечно, все равно… Можно и Маношину Лиду, тем более, говорят, она отличный сантехник.
Домоуправ говорит:
— Интересно, откуда же у вас такие сведения?
Я говорю:
— Из Организации Объединенных Наций.
Домоуправ говорит:
— Все ясно. Ждите, придет.
И вот, представляете? Часу не прошло — звонок в дверь, вернее, не звонок, а такой музыкальный колокольчик мелодию вызванивает. Открываю я и прямо тут же в этот момент полностью теряю голову.
Киноартистку Софи Лорен видели, да? Фигурное катание смотрели? Ирину Роднину знаете?.. Так вот, ни ту ни другую не хочу обидеть, но скажу вам прямо — обе меркнут.
Если бы я был членом Союза писателей, я, возможно, сумел бы ее описать, но не стану даже пытаться, не буду у вас время отнимать.
Входит Маношина Лида в голубой спецовке, в косыночке, в кедах, в руке чемоданчик с инструментом, а на лице нежная и довольно-таки подозрительная улыбка.
Смотрит она на меня и спрашивает:
— Что у вас случилось? На что жалуетесь?
А я смотрю на нее и чувствую — лишился речи. Иду как во сне на кухню, и она идет за мной. Молча указываю на кран.
Она взглянула, сразу ушла, перекрыла воду, вернулась, сняла кран, разобрала, сменила прокладку, ушла, включила воду, опять пришла, покрутила кран — все, работает как часы.
Я говорю:
— Просто удивительно, как вы лихо провернули эту операцию…
А она захлопнула чемоданчик и говорит:
— А вот вы свою операцию провели слабовато.
— Что вы имеете в виду?
Она говорит:
— Такой пустяк грудному ребенку под силу, а вы работаете на заводе…
Тут она направляется к выходу, а у меня одна мысль — как бы ее хотя б на минутку подзадержать.
Я говорю:
— Извините, вас, кажется, зовут Лида… Вы меня, Лида, извините, но я не имею привычки включаться в дело не по своему профилю. Поскольку сантехника — ваш профиль, то я со своим профилем…
Лида говорит:
— Хватит, хватит. Я поняла.
И здесь я замечаю, что не так уж она торопится уходить, и тогда я говорю:
— Знаете, Лида, меня в вас только одно удивляет. Я вам сейчас скажу что. Может, вы присядете? Выпьем чайку…
Она говорит:
— Не могу. У меня еще три вызова. Так что же вас удивляет?
Я говорю:
— Может быть, я, конечно, ошибаюсь, но мне показалось, что вы к своему делу относитесь безо всякого трудового энтузиазма. Вы не подумайте, я вас не критикую, Лида, я просто высказываю дружеское замечание. Так что вы, пожалуйста, не обижайтесь.
Она говорит:
— Я не обижаюсь. В доме двести пятьдесят квартир, и такие товарищи, вроде вас…
Я говорю:
— Не понимаю.
Она говорит:
— Вот у меня наряд в сто пятьдесят шестую квартиру. Там уже был Городулин, но он, говорят, не справился. Просят, чтоб я пришла…
