Любимая всех мне милей и прекрасней —
Милей всех врагов и друзей и прекрасней.
С тобою никто никогда не сравнится:
Ты роз, что цветут, пламенея, прекрасней.
Все люди болеют сердечною болью,
Но жить, не скорбя, не болея,— прекрасней.
Да бодрствует счастье, да дремлет несчастье,—
Миг счастья всего мне ценней и прекрасней.
Не любо идти мне в обитель молиться,—
Влюбиться, от страсти хмелея,— прекрасней.
Что может быть лучше лукавого взора,
Что лучше любимых кудрей и прекрасней!
Милей всех очей твои очи Хафизу:
Глаза, что таятся, темнея, прекрасней.
Мой ум — в цепях твоих кудрей: безумец, я попал в силки,
И птицы — души всех людей летят к тебе, как мотыльки.
Сверкая вешним родником, твои уста меня манят,
А я, как осень, желт челом, и жемчуг слёз — как две реки.
Так страстно я не без причин желаю сладких уст твоих:
Мне сладкоустая Ширин, настойчивый Фархад близки.
Твоих ресниц сверкает ряд, и стрелы в душу мне летят,—
Не так ли враг бывает смят, когда в набег спешат полки?
Когда любовь в тебе тверда, в твоей душе — огонь и свет,—
До дня Великого Суда твой жар и пыл твой велики.
Мечтою о тебе объят, тебя я в сердце берегу,—
Таится сокровенный клад в душе, разбитой на куски.
В тоске о родинках твоих Хафиз, увы, притих и стих,—
Не потому ли его стих совсем лишен иной тоски?
Я без любимой — как в огне, мне душу жжет страдание:
Жаркое жáркое во мне — моих невзгод страдания.
Я душу уберечь не смог от глаз той нечестивицы,—
Пусть и гяуру б не дал рок такой же гнет страдания!
Но я мученьям страсти рад, и людям не отдам я их,—
Душа моя, как тайный клад, пусть сбережет страдание.
И пусть мне избавленья нет от мук — они желанны мне:
Мне горе — снадобье от бед, и в нем — исход страдания!
Но я и милости достиг в моей недоле нищенской,—
Всегда придет счастливый миг: к добру ведет страдание.
Пока живой ты — пересиль все муки своих горестей,
А жизнь пройдет — тогда легки ль твоих забот страдания?
Хафиз, ты — раб своей беды, а я о счастье думаю,
Хоть жаждущих живой воды всегда гнетет страдание.
Кто солнцу твоего чела рабом безгласным станет,
Тому вселенная светла, и мир весь ясным станет.
Ты — зеркало моей души, о твоем лике светлом
Сказать мне правду разреши — мой слог прекрасным станет.
Узрев твой несравненный вид, и кипарис смутится —
Он испытает жгучий стыд, тебе подвластным станет.
Красою хвалится цветник, тебя затмить желая,
А ты лишь явишься — и вмиг уж он не красным станет.
И заблуждался человек, твой рот сравнивший с розой,—
Пусть он погрязнувшим навек в стыде ужасном станет.
И если рот твой неземной с вином сравню я всуе,
Пусть посмеются надо мной — смех не напрасным станет.
И ежели твои уста, губящие мне душу,
Сравню я с медом,— кто ж тогда со мной согласным станет!
И кто, прильнув к устам твоим, живую воду вкусит,
Тот, словно Хызр, вечно живым в величье властном станет.
Во прах перед любимой ляг, Хафиз,— счастливым будешь:
Твой дух ко славе высших благ навек причастным станет.
Где, виночерпий, чаши? Скорей неси вино,—
Да будет бденье наше в сто солнц озарено!
Дай мне вина — я стражду, душа исходит прочь,
Нет сил терпеть мне жажду — измучен я давно.
О милости молю я, друг страждущих гуляк,—
Той муки, что терплю я, другому не дано.
Зачем, о боже правый, шар страсти я таю?
Узрю твой взор лукавый — все сердце сожжено.
Не видеть в яви бденья мне твоего чела,—
Хотя бы в сновиденье явилось мне оно!
Молю всей страстью зова один лишь поцелуй,—
Скажи в ответ мне слово — одно, всего одно!
Хафиз, скажи мне честно: что жизнь тебе твоя?
Бесследно и безвестно пройти ей суждено!
Взор тюрчанки озорной — бедствие из бед,
Схожей с нею ни одной в мире розы нет.
И напрасные мечты — гурий с ней равнять:
Столь изящной красоты не видал весь свет.
Если б ты своим челом солнце не зажгла,
Человек его теплом не был бы согрет.
Ты по прихоти своей мечешь кость в игре,—
Сделай так, чтобы людей не коснулся вред!
В чьей душе любовь жива, тот ханже не друг:
В мужественном сердце льва лисьих нет примет.
Вольный путь меня манит из неволи прочь,
Но в пути любви горит только дальний свет.
Ты любимою, Хафиз, назван был
