Значит, в роскошь шахских риз нынче ты одет.
Какой красой смущен мой разум — земною или неземной?
Скажи, не тою ли, что разом сравнится с солнцем и луной?
Не той ли, что мой сон жестоко прервала силой колдовства,
Не тою ли, что краем ока так колдовски следит за мной?
Не тою ли неправоверной, что мою веру отняла,
Не тою ли, чей взор безверный смятенью моему — виной?
Не той ли, что в саду багряном с такою плавностью пройдет,
Какой не ведать и фазанам в лугах, искрящихся весной?
О перлах уст моей прекрасной ты у влюбленного спроси,—
Лишь к тайнам жемчуга причастный, поверь, знаком с его ценой.
Сравнится ль кто-нибудь со мною, воспевшим сладость твоих уст,—
Мне жизнь дана их красотою, живящей душу и хмельной.
Никто в Хорезме не сравнится с Хафизом, спевшим тюркский стих,
Смог Санджари бы вновь явиться — и тот сложил бы стих иной!
В садах весенней красоты нет равного тебе цветка,
Мне равного не сыщешь ты меж любящими бедняка.
В земных лугах, куда ни глянь, очами равную тебе —
С таким истомным взором лань я не встречал еще пока.
Ты мой похитила покой — пронзила стрелами обид,
Вовек не видел я другой, что так же сердцем жестока.
Желанные уста твои узреть вблизи мне не дано,—
Безгласных жертв твоей любви чужда тебе печаль-тоска.
Все сновиденья мои вмиг похитил взор твой колдовской,—
Нет в этом мире горемык, чья жизнь, как и моя, горька.
Ты мое сердце пожалей — позволь пылинкою сверкнуть
В сиянье красоты твоей, палящей землю свысока.
О, сжалься и свиданья свет даруй мне волею своей,—
Хафизу равных в мире нет: тебе он верен на века!
Слух души едва услышит только слово от желанной —
Сердце радостью задышит, и восторг в нем — первозданный.
И душа из бездны ада прямо в рай вознесться рада
В час, когда моя отрада мне пришлет привет нежданный.
Перед ней, в любви смятенный, я во прах паду, презренный,—
Нет иной во всей вселенной мне земли обетованной.
Ты — под стать земным владыкам, я — родня всем горемыкам,—
Я мерцаю жалким бликом, твоим солнцем осиянный,
Если горлицей прекрасной ты слетишь в мой дол злосчастный,
Я взлечу, как сокол ясный, над добычею приманной,
Не взошло б в зенит светило и вовек бы не светило,
Если б ты не подарила ему свет свой несказанный.
Дайте тюркам из Шираза этот стих взамен наказа,
Ладный стих моего сказа — как Хафиза слог чеканный.
Лети, ветер быстрый мой, неукротимый,
Заветное слово поведай любимой.
Скажи, что от горя согнулся я станом,
Что гибну я, жаром разлуки палимый,—
О светоче лика, кудрях ее темных
Мечтаю я днем и во тьме непрозримой.
Скажи ей, что я о блаженстве свиданий
Мечтаю, печалью разлуки томимый.
Скажи ей: «Возрадуй надеждой беднягу,—
Ты будешь за доброе дело хвалимой!
И что же случится с тобою, всевластной,
Когда тобой будет обласкан гонимый?
Взгляни же хоть раз на Хафиза с участьем,—
Умрет он от горести неисцелимой!»
Как ночь — твои кудри, а лик твой — луна,—
Не знали подобной красы времена!
И, словно бы Рум полонили войска,—
На лике чернь родинок смуглых видна.
И с розой тебя я вовек не сравню:
Не всякая роза красою красна.
Ей любо, безвинной, виновных казнить,—
Люблю я, и в этом моя вся вина!
И, если не любы ей стоны мои,
То пусть хоть немного не мучит она!
Соперника встречу, к любимой спеша,—
Увы, моя участь черна и темна.
Узнай, о не знающий доли моей:
Хафиз — раб того, кому власть суждена.
Над устами медвяными — черной родинки знак,—
Сердце мучится ранами, в нем пыл жизни иссяк.
Не поймет вопрошающий прелесть сахарных уст,—
Мне ж с мечтой, хоть и тающей, не расстаться никак.
Сладкой речью обманною птицу сердца манят
Твои губы, желанные для влюбленных бедняг.
Взоры, в зависти злобные, да не сглазят тебя,—
Красота бесподобная да не канет во мрак!
«Люб другой ты, наверное!»— зло ты мне говоришь,—
Ты лукава, неверная, я тебе — словно враг.
Моя доля убогая — пасть во прах пред тобой,
Жду тебя у порога я — там, где свора собак.
Ты щеками румяными мое сердце влечешь,
И слезами багряными я рыдаю, бедняк.
Кары злобного рока я уж не в силах сносить,—
Твои камни, жестокая, бьют меня что ни шаг.
Льешь ты слезы кровавые, о Хафиз, но терпи:
Ты со злой и лукавою свое сердце сопряг!
