Виктор ГУМЕНЮК
В лесу сугробы намело,
И снег на ёлки тихо сыпет.
Куда ни глянь, белым-бело.
Скажи, зачем тебе Египет?
В снегу костёр трещит искрой.
Стакан налит. И быстро выпит.
Под елью рюкзаки горой…
Зима пришла! А ты – в Египет!
Мой друг уехал на Ямайку.
С морскою пеной в волосах
Он ходит там в короткой майке
И в модных шёлковых трусах.
А я не еду на Ямайку.
На лыжах, с палками в руках,
В потёртой старенькой фуфайке
Брожу в заснеженных лесах.
Я – отрок северной природы,
Я грею пятки у огня.
Черноволосые народы
Пусть обойдутся без меня!
Не люблю я самолёты,
Ненавижу поезда
И на дальние широты
Не уеду никогда.
Рюкзачок, как косметичка,
Мал, но доверху набит.
Рано утром электричка
Прямо в лес меня умчит.
С рюкзаком, как с аквалангом,
Я нырну в зелёный рай.
Мне исполнит птичье танго
Скал и сосен милый край.
В озёрах сердце Родины застыло,
Под тяжестью снегов погребено…
Всё русское, что было сердцу мило,
Застыло здесь, и время истекло.
Лишь эхом вьётся призрачная песня
Над мёртвой стынью, дальней и слепой,
Про степь, про путь, про тех, кто спит не вместе,
Про ворона и дикий волчий вой.
Забыты песни, слов не помнят боле:
Здесь мёртвые страдают за живых.
Живые спят. Сугробы стынут в поле,
Под волчий вой метель кружит меж них.
Сольюсь с метелью в этом танце странном,
И сердце Родины откроется, что клад:
Нет ничего прекраснее обманов
И ничего счастливее утрат.
У печки, за тлеющими дровами
У печки, за тлеющими дровами,
Про вьюгу там, за стеклом, – забыли.
На небе России, объятой снами,
Всё кружится облако снежной пыли.
А стёкла мороз, исчеркав, читает,
А вьюга мечется, плачет, стонет,
У печки тепло, от неё не тает
Путь жизни – дорога в моей ладони.
Проходит всё. Жизнь не всегда права.
От Родины остались лишь преданья.
Бессмысленные, жалкие слова,
Пустые, безнадёжные свиданья!
Твой дар любви прошёл ко мне сквозь век.
Где ты, мой друг, безмолвный, безымянный?!
Во тьме кромешной стынет человек —
В России – тьма под властью окаянной.
Сума, тюрьма. Достанет сил терпеть,
Ждать торжество добра над лютой злобой.
Проходит всё – рождение и смерть,
Переживи, пожалуйста, попробуй.
Мне возвращаться к жизни поздно
Мне возвращаться к жизни поздно.
Вокруг меня сплелись, скользя,
Кольцо воды, текучий воздух
И очень тёмная земля.
Всепожирающее пламя
Всё уровняло до звезды,
Где память – облака и камни,
Воды текущие сады.
И звон пронизывает плёсы
И всем несёт благую весть
О том, что Бог – старик курносый.
Он справедлив, и выбор – есть.
Запуржит, зашуршит,
как закружит, так сразу и бросит.
Город сотней огней догорает в ладони судьбы.
Но о чём, закружив,
меня ветер так жалобно просит:
Оставайся, забудься,
сыграй и опять уходи
По тропинкам, по слякоти,
по непонятным приметам,
По дорогам,
где ноги подтаявший снег изопьют.
Ветер, ветер зимы —
не найти уходящим ответа,
И деревья протяжно и нежно хоралы поют.
Замолчите, деревья,
не дайте почувствовать боли.
Ветер, ветер усталый,
усни и меня не гони.
Выводите тропинки в просторное русское поле,
Где огромное небо,
а больше не видно ни зги.
Закружите, дороги,
в заснеженном медленном танце,
Чтоб идти и идти, всё равно,
хоть ползти – не стоять,
Чтобы город забился
в свой медно-расчерченный панцирь,
И меня никогда
не поймал в свои сети опять.
И тогда припаду к колее придорожной, разбитой
Воду талую жадно испить, как вино.
В сказке Пушкина старой
в награду досталось корыто.
Старику же – дорога
за рыбкой волшебной – на дно!
Наслаждаясь усталостью тела,
Забываясь течением дня,
Оставаясь ни чёрным, ни белым,
Я решал теорему огня.
Не того, что в глубинах подземных
Заставляет граниты вскипать,
Изливается в холод вселенных,
Заставляя край мира пылать,
Что мерцанием ровным, полезным
Согревает Эдема сады,
Что стремится сквозь чёрную бездну,
Как посланье погасшей звезды,
Не багровые отсветы ада,
Не оплавленный шлак, не зола,
Не священное пламя распада
Обречённых служителей зла;
А того, что единственным словом
Заставляет кружиться миры,
Что дыханием радостным, новым
Наполняет миры как дары!
Откровением тайных открытий
Созидает судьбы круговерть,
Через сладкие токи соитий,
Через горечь прощаний и смерть.
И рождался в сознании где-то
Тот ответ, что чеканен и строг:
«Примет избранных Родина света,
Где познанье, блаженство и Бог!»
Первый снег. Новый гость неземной.
Надо было такому случиться —
Нарушая сцепленье с землёй,
Улететь в небеса, словно птица!
Улететь под придирчивый лай
Охраняющих и прикреплённых…
Не падение, а окрылённость,
Уносящая душу за край…
С громким выдохом – и за черту,
Поднимаясь с холодным потоком.
Трудным взмахом набрав высоту, —
Вдоль по улице вверх, мимо окон!
Первый взмах. Первый вдох. Первый снег.
Вроде вышел за угол, за хлебом…
А – уже прикасаешься к небу!
Окрылённый.
Прощающий всех…
Из большой воронки, по спирали,
В час по капле, иногда – по пять
Людям как-то счастье раздавали.
Всем, кто мог ладони подставлять.
Выстроились очередью люди,
Длинною змеёй под небесами…
Что дают? А кто последним будет?
Все за счастьем? Я тогда за вами!
Видно, в небесах был ржавым вентиль,
Только доставалось не по норме:
Чуть поменьше тем, кто слаб и беден,
А побольше – для того, кто в форме…
Там, на небесах, дежурный кто-то,
Забавляясь, делал перекуры.
И, хотя любил свою работу,
Вёл себя порою некультурно.
Будто забывая ненароком
Вентиль закрутить. И сразу счастье
Проливалось радостным потоком
Почему-то тем, кто был у власти…
А в сторонке тихо пили водку,
Наплевав на представленье это,
Поедая ржавую селёдку,
Бедные, но гордые поэты…
Им, неглупым, смелым, неленивым,
Может, счастье виделось иначе?
Только побрели они за пивом.
В сторону другую от раздачи…
Октябрь разнузданный сияет наглым солнцем!
Никак бедняга не угомонится.
Мне всё трудней с гормонами бороться.
На месте, право слово, не сидится.
Казалось, что вчера туман окутал
Белесой ватой улицу мою…
Не тут-то было! Солнце нынче утром!
Я в нём купаюсь, ем его и пью!
Спасибо, осень, за твою заботу,
За яркий луч и за неспешность дней,
За муху, залетевшую в субботу
В моё окно. Я очень рада ей!
За недождливость и за отопленье,
Спасибо за читателей вдвойне!
Спасибо за любовь и вдохновенье,
Внезапные, подаренные мне…
Черкнул для души в пожелтевшей тетрадке:
Я там, где гитары, я там, где костры,
Я родом оттуда, где кеды с палаткой,
Где чистые мысли, где ноги быстры.
Остался я там, где ещё пионеры.
Ищите меня, где простые ребята
До Марса достать, долететь до Венеры
Под звёздные ночи мечтали когда-то.
Я там, где ещё кризис вовсе неведом,
Где в речке была ещё чистой вода,
Где то, что рассказано мне моим дедом,
Останется в сердце моём навсегда.
Я родом оттуда, где все были братья,
Ищите меня, где гордились страной,
Где Родина – было святое понятье,
С достоинством произнесённое мной.
– Хочу сказать тебе начистоту,
Короткий будет, в сущности, рассказ:
– Любой ценой сдержать нам высоту! —
Прошёл по взводу старшины приказ.
Такой нам, брат, с тобою выпал рок.
Такая, стало быть, побед цена.
Я знаю, ты вернёшься в хуторок,
Расскажешь про войну и ордена.
Что ж, перед боем страхи разорвём,
Ведь кончится когда-нибудь война.
Представь себе, как после заживём,
Какие после будут времена!
Ах, день сегодня выдался какой!
Так хочется покоя, тишины.
Гляди-ка, стриж летает над рекой,
Как будто для него и нет войны.
Эх, нам бы искупаться в той реке
И истопить бы баньку вечерком!
Да ты гранату не сжимай в руке,
Как дёрнул за кольцо, кидай рывком.
Патроны, брат, ты тоже береги,
Стреляй прицельно, на рожон не лезь,
Пускай поближе подойдут враги,
Раз уж пришли, то и полягут здесь.
Ну, вот и всё, пожалуй, началось…
Крещёный? Ну, тогда перекрестись.
Теперь на Бога только и авось,
Храни тебя Господь, сынок, держись!
Мне, право, нелегко сейчас признаться
