Туесок на поясе
Туесок на поясе,
Тишина небес…
С миленьким на поезде
Едем в дальний лес.
Не назвал любимою,
Не поцеловал,
Шёл тропинкой мимо – и
Ягоды срывал…
Шёл тропинкой дикою,
С думой о грибах…
…И горчит брусникою
Осень на губах.
Помню луга заветную тропку
Помню луга заветную тропку,
Комариный мелькающий рой.
За целебной травой кровохлёбкой
Шла я с бабушкой летней порой.
Две летучих косы за спиною,
Беспечальна, легка голова…
Августовским расплавленным зноем
Луговая дышала трава.
Васильки, одуванчики, клевер
Прижимала я к сердцу и шла.
Привела меня тропка на север,
Навсегда от полей увела.
Вот и город, гранитом одетый…
Ведь когда-то я здесь родилась!..
Только вспомнится знойное лето,
Только чувствую кровную связь —
Даже в самую крепкую вьюгу
Над встревоженной чуткой Невой —
С тем далёким покинутым лугом,
С той загадочной чудо-травой.
Стать бы тополем. У дороги
Стать бы тополем. У дороги
Серебристою шапкой качать.
Падать листьям, лететь под ноги,
Самой снежной пурге под стать.
Стать бы тополем. Невесомо
Постучаться в окошко вдруг.
Вспыхнет светом окошко дома,
Будет меньше во тьме разлук.
Стать бы тополем. Стать бы манной,
Что летит на ладонь с небес,
Самой чистой и необманной,
Просветлённой, как зимний лес.
Хорошо, что в квартире ночь
Хорошо, что в квартире ночь,
Что стихи помешали спать.
Хорошо, что уснула дочь —
Улыбнётся во сне опять.
На стене шевельнулась тень,
А в душе защемила грусть.
Хорошо, что вернётся день,
Успокоит мне сердце. Пусть.
И котёнком крадётся сон —
Я поглажу его слегка.
Хорошо, что со всех сторон
Тянет руки ко мне строка…
Не хочу ничего желать —
Не исполнит желанья ночь.
Хорошо, что во сне опять
Засмеялась тихонько дочь…
К берегу причалившая лодка
К берегу причалившая лодка.
Тишина, похожая на бред.
И звезда, сияющая кротко, —
Горше и родней картины нет.
Маятная, грешная, святая,
Так иконно в вечности светясь,
Спит Россия, о судьбе не зная.
И закат на стёклах пишет вязь,
И ветра осенние щемяще
Трогают рябиновую гроздь.
Кто Россию посчитал пропащей,
Тем воскреснуть в ней не довелось…
Пальцы сжав до боли и до хруста,
Помолюсь я на сквозном ветру.
Без России во Вселенной пусто.
Без неё, без Господа – умру.
Я умру, наверно, поутру.
Не люблю неласковость ночей,
Тьмы и тени смутную игру,
Ветра зов, как звяканье ключей,
Дождь по крыше или даже гром
Среди неба ясного в ночи.
Не люблю, когда уснувший дом
Боль твою не слышит – хоть кричи…
А рассвет – всему венец, всему.
От него и спится горячо.
И тревожно сердцу моему,
Словно он – любимого плечо.
Помнишь, в августовской были
Там на неведомых дорожках…
А.С.Пушкин
Помнишь, в августовской были,
В полдень ягодно-грибной,
Мы с тобою в лес ходили
За брусничной тишиной?
Все «неведомы дорожки»
Обойдя в лесной стране,
Мы собрали горсть морошки
И букет фиалок – мне.
Золотил мои ресницы
Твой лучисто-нежный взгляд,
Сердце крохотной синицей
Улетало в райский сад.
Ты сказал с улыбкой: «Маня,
Будет супчик из груздей!»
И, стихи в лесу горланя,
Удивили мы зверей.
От лесных красот поэты
Очень часто без ума.
Вспоминать давай про это,
Если явится зима.
Господи, гвозди голгофские
Снова вбиваем в Тебя.
Мы позабыли о Господе,
Слово его теребя…
Слово его изначальное,
Слово, что прежде всех лет,
В грешных устах измочалили,
Тьму выдавая за свет…
Господи, Господи, Господи,
Чуден твой праведный мир!
Пажити, пустыни, росстани —
Сколько молитв и могил!
Сколько, чего мы не ведаем,
В мире чудесном Твоем,
Сколько пропето над безднами,
Сколько еще пропоем
Грешного, может, и сущего —
Будем страдать и тужить…
Господи… сколько упущено…
Сколько отпущено жить…
Мороз балует, жарит, жжёт,
В полях поигрывает палицей.
И ворон, порешённый влёт,
На лёд, крылом взмахнувши, валится…
Гудят деревья на бору,
Качают кронами хрустальными.
И сумрак – слов не подберу —
Наполнен шорохами, тайнами.
И чувством чувствую шестым —
Мороз сейчас пропишет ижицу,
И месяц в небе так застыл,
Что никуда уже не движется…
А в деревушке над рекой
Живёт-горит окошко тусклое.
Там есть тепло, там есть покой,
Там раздаётся песня русская.
А под снегами в глубине
Зерно засеяно озимое…
А по весне, а по весне
Оно проклюнется, родимое.
Но не видать, но не слыхать —
Завьюжено и заметелено,
Повсюду ледяная гать,
Дорожки лунные расстелены.
Мороз балует у ворот,
Скрипит-гуляет за околицей…
А у печи вся Русь поёт,
Портянки сушит, Богу молится…
Словно Вий не подымет век,
А подымет – так хрена с перцем!
Притаился двадцатый век
Во шкафу за стеклянной дверцей…
Там на полках стоит рядком
То, что пело, рыдало, выло…
Обернулось потом грехом,
Злое зелье вгоняло в жилу!
Это кладбище или жись —
Переплёты знакомых книжиц?
Отвяжись, мой век, отвяжись!
От залётов твоих не выжить…
А была ли там благодать?
Да, была и отнюдь не с краю…
Стану строфы перебирать —
Будто снова брожу по раю…
Так каким ты, Двадцатый, был?
Что содеяли человеки?
Притаился, глотаешь пыль,
Приспустил свои шторы-веки…
Ну а Божий нагрянет Суд,
Так, восстав от земли и тлена,
Твои пасынки вознесут
Эти строфы, склонив колена…
Воздух морозный, тёплые руки
Воздух морозный, тёплые руки,
Запах вокзала, запах разлуки.
Дымом потянет, звуком нерезким,
И побегут за окном перелески,
И поплывут вперестук без устанки
Гати, болота и полустанки…
И полетят деревеньки косые,
И под откос понесётся Россия,
И зазнобит в тамбурочке продутом
От разговора, который под утро.
Снег за окном пролетает лавиной,
Кладбище… церковь… пока еще мимо.
Все мы куда-то катим до срока,
Всем во спасенье дается дорога.
Нам светит солнышко осеннее
Нам светит солнышко осеннее
И причитают журавли,
И наше счастие-спасение
В такой дали, в такой дали!
И на поля на наши грустные
Такую хмарь наволокло…
А что, уж разве мы не русские,
Как там хотелось бы давно!
А что, уж разве мы без совести,
Без глаз уже и без сердец,
И у сей печальной повести —
Навек прописанный конец?
И нам судьбу переиначивать
Уж не достанет боле сил?
Мы долю выбрали собачую…
Собачью, Господи, спаси!
Живём, покуда не покаялись,
И ждём спасения извне,
Организуя апокалипсис
В отдельно проданной стране…
Отцвела черёмуха, и рябина
Отцвела черёмуха, и рябина
Горькой красной ягодой налилась.
Как ждала она, ждала, как любила…
А потом, голубушка, сорвалась…
А потом поехало и помчало,
Понесло под горушку так и сяк…
Дважды замуж сбегала… заскучала…
Даже вены резала второпях.
Ну а ты-то, миленький, всё ли помнишь?
Верно, плохо молишься за неё!
Не пропала-сгинула – это подвиг.
Как бы там ни каркало вороньё!
Подняла сынка она в одиночку.
Ни отца, ни отчима… Тут – Чечня…
На двадцатом мальчики на годочке…
А невеста-школьница вновь ничья…
Отцвела черёмуха, и рябина
Сыплет горькой ягодой с сентября.
Всё про всё отплакала, отлюбила,
Отмолила Господа за тебя…
Деревни, деревни, деревни, деревни…
Деревья, деревья, деревья, деревья…
А вот и погост, и река под обрывом,
И боль вековечная стынет нарывом…
Изба заколочена, поле не сжато,
И воткнута в грядку навечно лопата…
И лес обступил, в нём балуют тетёрки,
А он – в довоенной своей гимнастёрке
Под пыльным стеклом, возле самого Спаса…
А прах погребён на углу Фридрих-штрассе…
Европу спасавший, ты видишь ли, как
Деревню твою оккупирует враг?..
Где пели веками светло и беспечно,
Последний сверчок заморился за печкой…
Последняя мышка ушла из подвала,
И ласточка больше гнезда не свивала…
Деревни, деревни, деревни, деревни,
Сомкнулись над вами деревья, деревья…
И Русь зарастает быльем, как когда-то
В эпоху татарщины и каганата…
Но слово пребудет стоять нерушимо,
Его не задушат полынь и крушина,
И длится незримая эта работа —
Святые в окладах, святые на фото…
В избе заколоченной, в рухнувшем храме…
Меж ними и нами, меж ними и нами…
