«Ты была скромна и вместе с тем решительна, ты не сомневалась ни в своём даре, ни в правильности своего видения. Твёрдой рукой ты правила рисунок своих стихов, придирчивым ухом вслушивалась в их музыку. Ничто несовершенное, лишнее или неуместное не портило впечатления от твоей работы. Словом, ты была художником. И потому, даже когда ты бряцала колокольчиками просто так, чтобы отвлечься, тебя навещала пламенная гостья, благодаря которой слова в стихотворных строчках плавились, становясь единым целым, так что выудить их оттуда не сумела бы ничья рука», – писала о знаменитой английской поэтессе Вирджиния Вулф. Сестра легендарного художника-прерафаэлита Д.Г. Россетти, Кристина сумела самостоятельно достичь известности, завоевав значительное место среди поэтов викторианской эпохи. Классическое изящество, тонкая лиричность, звучность и певучесть отличают «прерафаэлитские шедевры» Кристины Джорджины Россетти, а блистательный перевод, выполненный Марией Лукашкиной, как нельзя более точно передаёт все нюансы произведений поэтессы.
удел – подолгу горевать:
День будущий, страша нас, прошлым днём
Становится назавтра… Что нам в нём?
Грядущее сметёт и боль, и тлен.
16
Я помню, как меня учили в школе,
Что к одному один прибавить – два.
В любви другая формула права,
Там к одному один – один, не боле.
Пусть первый нам привычнее ответ,
Второй понятен любящим – и только.
Луна мешает солнышку? Нисколько.
И оба в свой черёд нам дарят свет.
Куда словесный лабиринт ведёт?
Всё зная, сомневаемся мы в том…
На ощупь, как в тумане, мы бредём.
Назад, быть может. Или же вперёд?
И что хотим, мы сами не поймём.
А время, медля, замедляет ход.
Из цикла сонетов «Monna innominata»
2
Когда бы день припомнить я могла,
Когда ты на меня впервые глянул!
Мной не отмечен, он бесследно канул,
Как просто день, которым нет числа.
И зренье подсказать мне не смогло,
И сердце не шепнуло мне ни слова,
Что дерево моё цвести готово,
Как никогда доселе не цвело!
Припомнить бы тот день! Под сердца стук
Воздать ему по праву… Наслажденье
Испить до дна, до головокруженья,
Но память рвётся птицею из рук…
Когда бы я припомнила, мой друг,
То первое любви прикосновенье!
«Какой идёшь дорогою, красотка быстроногая?
Весельем душу трогая, смеёшься на ходу…»
«Иду всё время с горки – не устаю нисколько.
Всё с горки лишь – и только. Пойдёшь со мной?»
Пошли тропой одною, где вереск рос стеною,
Ведь летнею порою так весело идти.
Шагали без усилья, как будто ноги – крылья,
Цветы прекрасных лилий срывая по пути.
«Но что это?.. Над кручей вдруг почернели тучи,
И огонёк летучий меж ними заблистал…»
«Наверное, комета, недобрая примета,
Крик, ищущий ответа, о помощи сигнал».
«А что в траве мелькнуло, траву к земле пригнуло,
зловонием пахнуло?»
«А там, на дне колодца, оскалившись, смеётся?»
«Безжизненное тело. На смерти острие».
«Я поверну обратно. Ты зла невероятно.
Твоя дорога с горки – обман, дорога в ад».
«Какой обман? Нисколько. Не слушал ты в восторге:
„Иду я только с горки“. Нам нет пути назад».
Тропою горной, а потом и тропкой
По каменным холмам… Весь этот путь
Он одолел, не вправе отдохнуть,
Спеша поймать заката отблеск робкий.
Всё вверх и вверх – рывками, понемногу…
На гору ледяная пала мгла.
Теперь подмогой путнику была
Любовь. И Воля. И молитва Богу.
На ощупь – вверх. На ощупь – к небесам.
Вот так – нечеловеческим трудом —
Он покорил тот пик, он выиграл бой
И навзничь пал, хватая воздух ртом.
И не поверил поутру глазам,
Увидев только Солнце над собой.
Бог силы мне даёт нести себя:
Ту ношу, что с рожденья всем дана…
Нет более тяжёлой, чем она.
Мне от других легко закрыть себя:
Я дверь запру, чтобы не видеть их —
Болтливых, любопытных и пустых.
Но можно ли закрыться от себя?
И как? Хотя закрыться бы не грех
От той себя, что мне противней всех.
Когда бы побороть могла себя,
Очиститься, с другими наравне
Ввязаться в гонку… Смерть грозила б мне?
Когда бы я забыть могла себя,
Когда бы с сердцем лёгким по пути
Пойти смогла, как всем дано идти!
Бог силы мне даёт винить себя:
За голос пафосный, и жалкую несмелость,
И удовольствия, которых мне хотелось.
Себя, что предаёт саму себя,
Что враг себе самой, друг безрассудный,
Груз для себя самой в дороге трудной.
Лишь Бог даёт мне побороть себя,
И путы тяжкие с моих снимает ног —
И делает свободной… Только Бог.
Какую цену заплатить
за сердце новое, горячее? Моё – холодное, незрячее…
И неглубокое к тому же… навряд ли есть какое хуже.
Какую цену заплатить
за речь? Я говорить умела, пока душа не обеднела…
Мой друг, прости, что речь скудна… и дальше я пойду одна.
Какую цену заплатить
за слёзы, что текут рекою и душу чёрную отмоют,
И эти руки – добела, чтобы я чистою была?
«Делая добро, да не унываем;
ибо в своё время пожнём, не ослабнем».
(Послание к Галатам. 6:9)
Я бы ушла, но Бог сказал: «Останься»,
Трудилась бы, но слыша: «Отдохни», —
Я умеряла юности желанья,
Отказы получала я одни.
Сейчас бы я осталась… «Собирайся!»
Сейчас бы отдохнула… «Потрудись!»
Бог сердце мне терзает постоянно:
Подбрасывая вверх, роняет вниз.
Всевышний, я пойду, куда прикажешь.
В сомненьях и в слезах продолжу путь.
Но, Иисус, смогу ли я однажды,
Прервав свой труд, с Тобою отдохнуть?
«И так переноси страдания,
как добрый воин Иисуса Христа».
(Второе послание
