С. Нальянч в довольно сумбурной и неточной рецензии утверждал, что Сирину лучше удаются малые формы — лирические стихотворения и рассказы, чем «большие полотна» — поэмы и романы, и что «и стихотворная, и повествовательная области одинаково свойственны дарованию нашего писателя» (Нальянч С. В. Сирин. Возвращение Чорба // За свободу! (Варшава). 1930. № 209, 4 августа). Г. Струве в хвалебной рецензии выделил ст-ния «Солнце», «Расстрел», «Снимок», «Сновидение», «Крушение», «Гость» и «Комната»:
Вот уж кому не до скуки! Для Сирина жизнь — «сновиденье, единый раз дарованное нам», на которое пенять, которое бранить могут только «выспренние глупцы». Зрячесть и зоркость — вот предпосылки сиринского поэтического мироотношения. <…> Поэт, прежде всего, видит мир и видение свое воплощает в неповторимых вещественных, полновесных образах. <…> Поражает необыкновенное разнообразие творческого облика Сирина, необыкновенная уверенность, легкая и смелая свобода, с которой он подходит к любой теме и заставляет слушаться себя любой материал. Это то же свойство, которое отличает его как прозаика и безошибочно обличает в нем большого писателя.
(Струве Г. Заметки о стихах. Парижские «Молодые поэты». — Евгений Шах. — Ал. Холчев. — В. Сирин // Россия и славянство. 1930. № 68, 16 марта)
Позже он определил место сборника в поэтической эволюции Набокова:
В <…> тщательно отобранных стихотворениях, вошедших в «Возвращение Чорба» <…> срывов вкуса уже почти нет, стих стал строже и суше, появилась некоторая тематическая близость к Ходасевичу <…>, исчезли реминисценции из Блока, явно бывшие чисто внешними, подражательными, утратилось у читателя и впечатление родства с Фетом, которое давали более ранние стихи Набокова (сходство и тут было чисто внешнее, фетовской музыки в стихах Набокова не было, он был всегда поэтом пластического, а не песенного склада). <…> Стихи «Возвращения Чорба» в большинстве прекрасные образчики русского парнассизма; они прекрасно иллюстрируют одно из отличительных свойств Набокова как писателя, сказавшееся так ярко в его прозе: необыкновенную остроту видения мира в сочетании с умением найти зрительным впечатлениям максимально адекватное выражение в слове.
(Русская литература в изгнании. С. 170)
Руль. 1928. № 2293, 14 июня — Р&Р — Стихи 1979.
Руль. 1926. № 1676, 10 июня. — Р&Р. Автограф — в письме жене, В. Е. Набоковой, в Sanatorium St. Blaisen от 7 июня 1926 г. с подробным описанием процесса сочинения этого ст-ния:
…вчера около девяти я вышел пройтись, чувствуя во всем теле то грозовое напряженье, которое является предвестником стихов. Вернувшись в десять домой, я как бы уполз в себя, пошарил, помучился и вылез ни с чем. Я потужил, и вдруг промелькнул образ — комнатка в тулонской плохонькой гостинице, бархатно-черная глубина окна, открытого в ночь, и где-то далеко за темнотой — шипенье моря, словно кто-то медленно втягивает и выпускает воздух сквозь зубы. Одновременно я вспомнил дождь, что недавно вечером так хорошо шелестел во дворе, пока я тебе писал. Я почувствовал, что будут стихи о тихом шуме, — но тут у меня голова затуманилась усталостью, и чтобы заснуть я стал думать о теннисе, представлять себе, что играю. Погодя, я опять зажег свет, прошлепал в клозетик. Там вода долго хлюпает и свиристит после того, как потянешь. И вот, вернувшись в постель, под этот тихий шум в трубе — сопровождаемый воспоминаньем — ощущеньем черного окна в Тулоне и недавнего дождя, я сочинил две строфы в прилагаемом стихотворении, — вторую и третью: — первая из них выкарабкалась почти сразу, целиком, — вторую я теребил дольше, несколько раз оставляя ее, чтобы подравнять уголки или подумать об еще неизвестных, но ощутимых остальных строфах. Сочинив эти вторую и третью, я успокоился и заснул — а утром, когда проснулся, почувствовал, что доволен ими, — и сразу принялся сочинять дальше. Когда в половину первого я направился к Каплан (мадам) на урок, то четвертая, шестая и отчасти седьмая были готовы, — и в этом месте я ощутил то удивительное, необъяснимое, что, может быть, приятнее всего во время творчества, а именно — точную меру стихотворения, сколько в нем будет всего строф; я знал теперь — хотя может быть, за мгновенье до того не знал, — что этих строф будет восемь и что в последней будет другое расположение рифм. Я сочинял на улице и потом за обедом <…> и после обеда, до того, как поехал к Заку (Александр Зак, ученик Набокова. — M. М.) (в три часа). Шел дождь <…> и в трамвае сочинил стихотворенье до конца в такой последовательности: восьмая, пятая, первая. Первую я докончил в ту минуту, как открывал калитку. С Шурой играл в мяч, потом читали Уэлльза под страшные раскаты грома: чудная разразилась гроза — словно в согласии с моим освобожденьем, — ибо потом, возвращаясь домой, глядя на сияющие лужи, покупая «Звено» и «Observer» на вокзале Шарлотенбурга, я чувствовал роскошную легкость…
(Berg Collection)
Восьмого июня Набоков прочел это ст-ние на праздновании Дня русской культуры в Берлине:
Стихотворение это имело огромный успех, и несмолкаемыми аплодисментами публика заставила талантливого поэта продекламировать свое произведение два раза.
(Руль. 1926. 10 июня, ср. также письмо В. Е. Набоковой от 8–9 июня 1926 г. (Berg Collection))
Руль. 1928. № 2235, 1 апреля, с вар. ст. 35: «ряды румяных кирпичей» — Стихи 1979.
Руль. 1925. № 1359, 24 мая, без загл., как вторая часть ст-ния «Берлинская весна» (первая часть — № 363) — Возвращение Чорба, под загл. «Почтовый ящик», с вар. ст. 12: «все письма, запертые там» — Стихи 1979, где воспроизводится текст первой публикации.
Руль. 1926. № 1787, 17 октября — Стихи 1979.
Бикс — биксовый, или китайский, бильярд — наклонный, на котором шар после удара сбегает вниз.
Руль. 1927. № 2051, 28 августа — Р&Р — Стихи 1979.
Руль. 1926. № 1715, 25 июля, с вар. ст. 8: «чуден гул его небесный» — Стихи 1979. Автограф — на обратной стороне открытки, отправленной В. Е. Набоковой из Берлина в санаторий St. Blaisen 5 июля 1926 г.; с вар. ст 10–11: «и под липой, у решетки / банка запертого, кроткий / слушает слепой…», в письме от 11 июля Набоков исправляет:
Между прочим, чтобы не забыть: последние три строчки второй строфы «Аэроплана» я переменил. Нужно читать: «И у парковой решетки, на обычном месте, кроткий слушает слепой». А то «банк» не причем.
(Berg Collection)
Руль. 1925. № 1430, 16 августа — Возвращение Чорба — Стихи 1979. По мнению Ю. И. Левина, образы ангелов здесь — вариации на тему ангелов из ст-ния В. Ходасевича «Автомобиль» (1921) (Левин. С. 267, примеч. 22).
Сегодня. 1924. № 192, 26 августа, под загл. «Гаданье» — Возвращение Чорба, под загл «Святки» с вар. строфы 1: «К полуночи, в сочельник, / под окном воскрес / повырубленный ельник, / серебряный мой лес»; ст. 13: «и в сумерках, где тает»; с дополнительной строфой между строфами 4 и 5: «На выцветшей лазури / ты карты приготовь… / И дедушка то хмурый, / то вскидывает бровь» — Стихи 1979. В ст-нии использованы мотивы крещенского гадания из баллады В. А. Жуковского «Светлана»(1813).
Р&Р — Стихи 1979. В примеч. в Р&Р (Р. 214) Набоков ошибочно указывает, что это ст-ние было впервые опубликовано в «Руле» 8 января 1928 г., — в действительности там было опубликовано другое ст-ние с этим же названием — см. № 372.
Но сердце, как бы ты хотело… Авторское примеч. в Р&Р (Р. 147):
В строках 17–20 фрейдисты усмотрели «жажду смерти», а марксисты, не менее нелепо, «жажду искупления феодального греха». Могу заверить и тех и других, что возглас в этой строфе — чисто риторический, стилистический прием, нарочно подсунутый сюрприз, вроде возведения пешки в более низкий ранг, чем ожидаемый ранг ферзя.
(цит. по: Стихи 1979. С. 319)
Руль. 1924. № 1090, 6 июля — Возвращение Чорба, с вар. ст. 22: «ох, тяжко из загробных стран» — Стихи 1979. Традиционная тема Дон Жуана обыгрывается здесь в тоне блоковских «Шагов Командора»(1912).
Руль. 1924. № 1151, 16 сентября, под загл. «La belle Lorraine» («Прекрасная Лотарингка» (фр.)) — Стихи 1979. Автограф — в письме матери от 6 сентября 1924 (Berg Collection). Героиня ст-ния — Жанна д'Арк (1412–1431), уроженка Лотарингии.
Руль. 1926. № 1805, 7 ноября — Возвращение Чорба, с вар. ст. 4: «мы на чужбине любим помечтать» — Стихи 1979. Из письма Набокова к матери от 26 октября 1926 г.: «Это последнее стихотворенье <„Годовщина“>, а также „Сны“ я читал третьего дня на вечере Орлова — с большим успехом (меня из публики вызывали и я читал экспромтом)…» (Berg Collection).