Ознакомительная версия.
1991
* * *
Закат почти остыл,
Но все кипят кусты
Горячей силой первой зелени,
Как свежих городов подвижные пласты,
Словно на облако воссели мы
И дивно смотрим с высоты.
То лист приблизится полураскрытый,
И все прожилки-улицы видны
С домами, семьями, живущими в них кратко,
Переходящими в росинки без остатка,
То город отодвинется – ведь мы
Глядим с небес и воздыхаем сладко,
И пища наша – мед и дикие акриды.
Куст жив – огромной верой в свет сокрытый,
Который в сумерках еще ясней, чем в полдень,
Останься тут со мной – и миг подстереги,
Когда патроны этих малых родин
Наружу выбегут – мальцы-кустовики,
Едва их кликнут звездные спириты!..
1991
СОБОР
Разумный инок в странные века
Разбоя и наивности
Считал по четкам облака
И жил средь всякой живности
В лесу медведей и молитв,
Жестокости и святости,
Где сердце от желания болит,
От райской замирает сладости.
Ему в полуденных лучах
Клики Менад вакхических
Звучали, чтобы не зачах
В познаньях схоластических,
Ему Наяды в дар несли
Мониста рыб серебряных,
Ласкались Гении Весны
Средь кельи снов неприбранных,
Под палисандровым крестом,
Молитвенными мантрами —
Лежали в ужасе пластом
Сильфиды с саламандрами,
Сен Жан – удачливый авгур
Навстречу шел с литаврами,
Как возвращался сэр Артур,
Расправившись с кентаврами...
Так вел Христос, любя врагов
И в целях политических —
Схоластов, эллинских богов
И чудищ строй кельтических!.
1991
* * *
Ветки. Листья лунные вдоль стен
Из китайской Книги Перемен.
Век ночной. Осенний век нам дан —
Дальним душам. Детям давних стран.
Мрак. Ума последние плоды.
Русских пагод странные сады.
Свет. Любовь в бревенчатой ночи.
Лунный ливень. Помни. И молчи.
1991
МОЛИТВА
О сын Иакова, ты слышал Божий
Не с гор пустыни, а среди лесов,
Средь кленов-яворов российских,
Где славословят не левиты,
А стаи малых голосистых Певцов.
И свитки были свиты
Из тысячи тропинок и путей,
И встреч нежданных, и потерь.
И эти свитки развернулись
Торжественною чередой
Резных и древних сельских улиц,
Церквей, растущих над водой.
В садах заросших и забытых
Блуждал ты, истину ища,
А вечер, словно древний свиток,
Величье Божье возвещал.
Ты жил в России, как во сне,
Среди чудес ее не зная,
Что Божий голос в сей стране
Величествен, как на Синае.
Ты тайным кладезем владел,
Что утолял любую жажду,
Ты мог услышать каждый день,
Что в жизни слышат лишь однажды.
О сын Иакова, тебе являлся Бог,
Его ты всякой ночью видеть мог.
Он был в короне крон кленовых,
Был в лунный облачен подир,
И светом строф до боли новых
На всех путях твоих светил.
Он в веру темных изб заснувших,
Веков дремучих и минуших
Тебя безмолвно обратил.
О сын Иакова, и ты стоишь пред Ним,
Десницею лесной взлелеян и храним.
Как лес, ты вырос до ночного неба,
Как лес, твоя молитва поднялась
За этот край.
Еще нигде так не был
Певуч, раскатист, внятен Божий глас,
Как здесь – в стихами дышащей России.
Проси дыханья ей.
Проси и ты,
Как предки неуступчиво просили
Средь огненной и грозной темноты.
1992
* * *
Одуванчиков маленьких солнца
Загораются первыми. Хочешь —
Мы вприпрыжку сбежим по холму?
Хочешь – горе тебя не коснется,
Все печали, что ты себе прочишь,
На себя, на себя я возьму?
Отменила весна власть былого,
Говори – все свершится, как скажешь,
Над событьями будущих дней —
Властно, властно весеннее слово!
Травной волей судьбу свою свяжешь —
Нет под солнцем той связи прочней.
Стань одно с этой лиственной мощью:
Я с тобою единым дыханьем
Глубоко, словно в дреме, дышу,
И, взлетев над стоглавою рощей,
Над рекой – синих духов лоханью —
За тебя, за тебя лишь прошу...
1992
АРХОНТЫ
Стоят разгневанные стражи
И песню вещества поют,
И не пускают в свет, и даже
О небе вспомнить не дают.
Для струек света незаметных,
Что льются через их зрачки,
Ловушки ставят в элементах
В тугих молекулах – силки.
Задушен крик на первой ноте:
Ни вслух, ни шепотом – не сметь!
В смирительной рубашке плоти
Меня влекут из смерти в смерть...
– Проснись, проснись! – Заря апреля
Бранит и гонит сон дурной.
Разброд в душе и тяжесть в теле,
Но Свет по-прежнему со мной.
И ждут меня труды земные,
Друзей участье, день весны, —
Да мало ли какие сны я
Видал за жизнь?
Да ну их – сны!
Немножко, правда, душно, тесно,
Темно, но сон-то здесь при чем?
В окне открытом свод небесный
Огромной тучей омрачен.
И отсвет черный и багровый
Лежит на кронах и на мне,
И взор крылатый и суровый
Бросает в дрожь... Я не вполне
Проснулся? А весна? А сон-то?...
Молекул неразрывна сеть.
И красные зрачки Архонта
Меня влекут из смерти в смерть...
1992
* * *
Он глядел на звезду – на сиротскую, вдовью,
Сквозь палаческий мрак, сквозь казнящую тьму:
Переполнилась чаша и пенится кровью,
Как же грех мировой понести одному?
Он решился – и длится Голгофская кара,
Ей в веках и народах не видно конца,
И стоит Вероника у Бабьего Яра,
Умирающим пот отирая с лица.
1992
* * *
...И то, что вырос я в России,
Меня до неба подняло.
Будь я иных широт. —
Носи я Другое имя. —
Сквозь стекло
На этот мир гляди иное,
Я б думал, что душа – лишь пар,
Я б вместе с поколеньем Ноя
В безверье бронзовое впал
И был бы унесен потопом.
Но здесь – в крови и плаче – жив Народ
Присутствием особым —
Как в дни пророков меж олив.
Его глашатаи святые
Прошли потоки темных вод
С хвалою на устах.
И ты ли
Велишь забыть сей край? —
Зовет
Безмолвно ангел, приближая
Трубу бессмертия к губам.
И ни пожара, ни ножа я
Не убоюсь – и не предам.
1992
* * *
Я тоже ждал его прихода
Проникновенно и всегда.
Стояла талая вода
В глазах детей в начале года.
Гамак заката – в середине —
Качал отчаливавший свет.
В конце – с отчаяньем в родстве
Краснели слезы на рябине.
Внезапно понял я, что горд
Природы строй, а разум жалок,
Когда в сомнениях усталых
Буквально понятый приход
Еще пытается примыслить
К небесной смене лет и дней,
Хотя теряемся и мы средь
Погоды, растворяясь в ней.
И вот я обратил назад
Несбывшиеся ожиданья —
И увидал его страданья
У всех больных детей в глазах.
Об куст рябиновых веков,
Об их расплывчатую осень
Он раненым потерся лосем,
Рассеяв красных светляков...
1993
АКВАРИУМ
– Домна Михайловна, это Вы ли?
Как-то мы с детства о Вас позабыли:
Сколько закатов и зим прошло,
Сколько крушений, разлук и аварий!..
Вновь предо мной Ваш старинный аквариум,
Раковины слуха, прозренья стекло.
Кружатся в пляске китайские рыбы...
Домна Михайловна, Вам спасибо,
Что пригласили чрез столько лет!
Окна – на площадь, светлею и вижу:
Годы и зданья подходят все ближе,
К водорослям льнут, превращаются в свет.
Явь – пузырьки средь зеленого плеска.
Кресла суровы. Зато занавески —
Клумбы, фонтаны, дорожки для встреч!
В рамке резной, в сновидении мнимом
Светлый Никола встает над казнимым,
Властную руку подставив под меч...
Домна Михайловна, как все сместилось:
Годы исчезли, а Вы возвратились!
Иль у аквариума я впал в забытье,
И за минуту вся жизнь мне приснилась?
Домна Михайловна тихо склонилась:
«Там – бездыханное тело твое...»
1993
* * *
В немоте, на пределе желанья,
Где тропический царствует зной,
Обратишься ли огненной гранью,
Водяною или земляной?
Ты откликнись на зов, как захочешь,
Только знай, хоть ни в чем не солжешь:
Водяной повернешься – затопишь,
Прикоснешься горячей – сожжешь.
Земляной, безразлично-послушной,
Обращаться ко мне не спеши:
Ты откройся мне гранью воздушной,
Высшим смыслом в лицо мне дыши!
Вот видение Иезекииля
Выше слов и пророческих книг —
Херувим, простирающий крылья,
Быстродвижен и четырехлик!
Лишь взгляну – и прервется дыханье...
Отведи же свой взор, отведи!
Все четыре да скроются грани,
И забвеньем меня награди...
1994
ОСТРОВ КРИТ
Унялся вихрь на ясном Крите,
Смерть отошла и страх растаял.
Уже из черного укрытья
На кровь не выйдет Минотавр,
И стены Лабиринт коварный
Не сузит, жертву окружая.
И лишь закат, в листве рыжея,
Закурит трубку близ таверны.
И – эллинской судьбы остаток —
Старик, и с ним печальный мальчик —
Затеплят свечку. Тьма заплачет,
Но пальцам ночи не достать их.
Свеча по чуду Парфенона,
По красоте богов и смертных:
Златых, серебряных и медных
Столетий – оскудело лоно.
Но при свече прекрасны лица,
Как отблеск лета в день осенний,
И в этой красоте таится
Богов и смертных воскресенье.
Ах, не помнить зла, а просто бы
Петь под дождичком косым...
Ведь не счесть детей у Господа,
Но один пресветлый Сын.
В синей северной стране меня
Сам он в тайну посвятил,
Что родился прежде времени,
И пространства, и светил.
Был единым и единственным,
Содержа и век и миг,
Светлым зеркалом таинственным
Отражая Божий Лик.
Не вместить земными мерками,
Почему да как – но вдруг
Выпадало с громом зеркало
Из простертых Божьих рук,
Выпадало – раскололося
На цвета волос и глаз,
На различья смеха, голоса,
На тебя, меня и нас...
Как и чем осколки склеются?
Скоро ль ждать того? – Навряд.
В поле косточки белеются.
Окна в городе горят.
Ум над миром – как над книгою,
А душа без книг живет.
Сколько капель гибнет, прыгая,
Ну, а ливень льет и льет.
Всех простить пошли мне,
Господи: Каждый – сам, и каждый —
Сын... Ах, не помнить зла, а просто бы
Петь под дождичком косым.
1994
Ознакомительная версия.
