Советники
Когда по уму подбираются
Советники на посты,
Премьеры на них полагаются,
Маршалы и послы.
Приходят ко мне собеседники
И, не сочтя за труд,
Как преданные советники,
Советы мне подают.
Ценю вас, мои советники,
Искренне в вас влюблен.
Истинные наследники
Рыцарей всех времен.
Не сплетники, не привередники
Мне подают совет.
Есть и у вас советники,
А у кого их нет!
В радости и в печали
Их сами по своему
Образу мы избрали.
Мужеству и уму.
«Он собирался многое свершить…»
Он собирался многое свершить,
Когда не знал про мелочное бремя.
А жизнь ушла
на то, чтоб жизнь прожить.
По мелочам.
Цените, люди, время!
Мы рвемся к небу, ползаем в пыли,
Но пусть всегда, везде горит над
всеми:
Вы временные жители земли!
И потому цените, люди, время!
Сорок лет!.. Сквозь пургу и бураны,
Среди молний, побед и невзгод…
И идут на покой ветераны:
Даже сталь, говорят, устает.
Годы мчатся…
Вчерашние дети,
Мы становимся старшим под стать
И за все, что творится на свете,
Начинаем сейчас отвечать…
Да.
за все, в чем воспитаны с детства.
Без чего нам не жить,
не любить…
Революции нашей наследство
Обязует нас зоркими быть.
Но не думай, что путь уготован.
Что наследьем ее чистоты
Навсегда и во всем застрахован
От любого падения ты.
Нам завещано Дело и Знамя,
И страна, что прошла сквозь бои…
Вот и все!
Поколения сами
Отвечают за судьбы свои.
Нынче очень не просто на свете.
В трудный час мы с тобой подросли…
Но сегодня мы тоже в ответе
За надежду и счастье земли.
Путь истории — он нескончаем.
Тем путем мы не просто идем,
А идем, за него отвечая…
И, как старшие, не подведем!
Испытали бы — ради пробы, —
Как матросы стирают робы!
Распинают их в жарком душе.
Трут мочалом, ругают в душу,
И ногами их мнут в горячке,
И выкручивают,
как прачки.
Скользким кубиком натирают,
Драют шваброй, ногтями драют
И вдыхают, блестя от жара.
Синеватые клубы пара.
Эх, и мыло, на что душисто!
Пару выдайте, машинисты!
Где там веник — березка с грустью! —
Чтоб до сердца пробрало Русью!
Подлечиться, погорячиться —
Бей от кончика до ключицы.
Чтоб носилась бы век,
до гроба
Эта выдубленная роба!
Романтика! В поту,
В снега и непогоды
Я разгружал в порту
Такие пароходы!
Ловил мешки спиной.
Отшагивал этапы,
И гнулись подо мной
И вздрагивали трапы.
А там, отдав концы.
Назойливо, угрюмо
Толкались, как птенцы,
Прожорливые трюмы.
Я их крестил сквозь пот,
Я им всыпал! И все же —
И все же, что ни год,
Становится дороже
Медузы влажный зонт,
И великан гудящий,
И смутный горизонт,
И парус уходящий.
Свое
У каждого сражение,
Но победит в нем
Только тот,
Кто знает
Высшее служение —
За всех
Сражение ведет.
Не жаждой славы или ордена —
Нам сердцем искренним дано
Свое —
Пусть маленькое —
Болдино,
Свое —
Хоть раз —
Бородино!
Я не люблю себя, когда
Опять любовь меня уносит
И я покорна, как вода
На деревянном водосбросе.
И, как разлив большой воды.
Теряю путь и очертанье,
И только счастья ожиданье,
Как ожидание беды…
А в сердце, в самой глубине.
Ищу отчаянно свободы,
А нежность копится во мне.
Как будто грунтовые воды…
Но я люблю себя, когда
Любовь права свои теряет.
Спадает полая вода
И направленье обретает.
И в сердце пушечки палят:
«Ура!» — и я ловлю устало
На палубе прощальный взгляд
В меня с озерного вокзала.
Я не щедра. И не добра.
Глаза сощурены и малы.
И путь мой прям, и мысль остра.
Как будто прорези канала!
Здравствуй, радость моя, — земля.
Асфальтированная небом,
Серым зайцем — угольным снегом
Вся одетая, как поля,
По которым легла лыжня,
Голубая, трамвайная…
Горожанкой я рождена,
Будет стриженою трава моя,
Будет слепнуть ладожский лед
На заливе — моей ладони…
Как взлетающий самолет,
Я разбег беру на бетоне
И лечу над землей, лечу…
И, как птица, домой хочу…
Ах, какой бумагою писарской,
Кто решал за меня во мгле,
Будет Гаванской или Шкиперской
Моя улица на земле…
Над землей кружится первый снег.
На землю ложится первый снег.
Пишут все —
Печатают не всех.
Иногда печатают не тех.
Пишут про зеленые глаза
Или про дорожные волнения.
Образы стоят, как образа.
По углам в таких стихотворениях.
Только есть стихи — как первый снег.
Чистые,
Как белый первый снег.
Есть они у этих и у тех.
Ненаписанные, есть у всех!
Есть термин особый —
«рабочая сила».
Есть термин железный —
рабочая сила!
И хочется мне задохнуться от
крика;
«Рабочая сила» — строка из
приказа!
Да, сила, но как же она многолика!
Да, сила, но как же она разноглаза!
Железные корни пустившая в
камень,
безлюдной тайгой протянувшая кабель…
Я встретил на Братской рабочую силу —
она оказалась девчонкой красивой,
с губами припухшими,
тонкой фигурой,
на ногте,
как ранка,
след маникюра.
Рабочая сила,
а имя — Фаина.
Ах, как она водит по стройке
машину!
Все может:
прорваться сквозь дождь
и сквозь слякоть,
крутым поворотом
промчаться шикарно
и даже… —
вы слышите! —
даже заплакать,
прижавшись покрепче
к любимому парню.
Снимает спецовку
в грязи и в бензине,
в горячих ладонях
усталость и сладость.
Снимает шофер «рабочую силу»
и одевается в девичью слабость.
И снова становится
девочкой бойкой…
Есть термин — «рабочая сила».
Прекрасно!
Но сколько же лиц
у великого бога,
всемирного бога —
рабочего класса!
Снова к вам прихожу,
березки-фасонницы,
до утра не стоять вам теперь
нелюдимо:
раз ко мне приходит бессонница,
вы мне просто необходимы.
Раз весна зашумела
по жилам и в желобе,
не желая считаться
с зимней просинью,
разговором зеленым разговаривают желуди
с синей озимью!
Я заснуть не могу
от радостной зависти,
я забыть не могу,
как шептались влюбленные ивы,
как влюбляются сливы
по самые завязи
в этот мир,
молодой и счастливый!
И осенние шорохи
и шепот влюбленных
охраняет влюбленный часовой на посту…
Я стою, как березка,
молодой и зеленый,
вы подвиньтесь, березки:
я с вами до утра порасту!
