Юрий Мандельштам - Собрание стихотворений

Мы с тобою — в трагическом мире,
В том, который Шекспиром воспет…
— Нет, уж лучше молчи о Шекспире.
Ни Полоний, ни лэди Макбет,

Даже Яго, приспешник презренный,
Даже гений предательства, Брут,
Не дошли до пределов измены,
До бесчестья последних минут.

Их, по крайности, мучила совесть,
По ночам не давала им спать.
Их печальную, мрачную повесть
Осеняла порой благодать.

Перед смертью им ангелы пели
О свободе, любви, чистоте,
О надежде, о белой метели,
О далекой заветной мечте.

А теперь — не любовь, не свобода,
Не раскаянье сердца, не честь…
Только рабская подлость народа
И трусливых сановников лесть.

Как легко пережить униженье:
Лишь бы нас не коснулась беда.
О, безумной Офелии пенье,
О, живая речная вода!

Уже зима осталась позади.
Прозрачней стала высь.
Уже совсем весенние дожди
На землю пролились.

Когда же небо легкой синевой
Над городом дохнет,
И ветер прошлогоднею листвой
К моим ногам прильнет,

И солнца нежный и живящий луч
Меня коснется вдруг —
Мне все равно, что злобный враг могуч
И что бессилен друг,

Что в мире торжествует суета,
Жестокость и позор,
Что вкруг меня знакомые места
Не узнает мой взор.

Круженье ветра, прах и тленье,
Как говорит Экклезиаст…
Еще надежду на спасенье
Хранит в душе энтузиаст.

Еще доверчивый, наивный,
Покорный раб своей судьбы
Надеется, что вдруг призывный
Раздастся в небе звук трубы.

Напрасно! Над земным болотом
Скользят безрадостно года,
И ждет за каждым поворотом
Разлука, ненависть, беда.

А ветер кружится и стонет
Над прахом жизни без конца
И в грубой вечности хоронит
Окоченевшие сердца.

Не за шеломом русская земля…
Не на чужом, татарском, вьюжном поле…
Российские разорены поля!
О русской недруг думает неволе!

О, может быть, впервые все равно
Какая власть сейчас Россией правит:
Народ, и власть, и войско заодно.
Русь вечную изгнанник скорбный славит.

Не безразличен ли враждебный стяг —
Со свастикою, что с орлом имперским,
Но лишь бы снова разъяренный враг
Был посрамлен своим стремленьем дерзким.

О, лишь бы снова! А потом — как знать?
Безрадостно суровое скитанье…
Но и в печали можно прославлять
Родной страны победное сиянье.

О чем ты плачешь, сердце? Гибнет слава,
Любовь уходит, исчезает вдруг…
На этот миг ты не имеешь права,
На этот вздох, на этот чистый звук.

И разве ты не знаешь — год от году
Нам суждено все более черстветь,
Забыть навек надежду и свободу,
Не ждать, не радоваться, не жалеть.

А если ты не хочешь… Что же, можно!
Но только знай тогда, что все вокруг
Враждебно станет, призрачно и ложно,
И каждый час — источник новых мук.

И лишь мечта — о чем ты плачешь, скрипка? —
И лишь тоска, которой меры нет,
Уводит нас за грани жизни зыбкой
Туда, где радость, тишина и свет.

Лети, моя надежда,
В далекие края.
Как юноша-невежда,
Тебе поверил я.

Поверил я, что все же,
Хотя бы в кратком сне,
Мое блаженство тоже
Вздыхает обо мне —

Мечтательно и хрупко,
В томительном плену…
Лети ж, моя голубка,
В безвестную страну.

Летит за стаей стая.
Ты, может быть, средь них!
Тоскует, улетая,
Уже бесцельный стих.

Лети, моя тревога,
Пронзительность моя!
Трудна твоя дорога
В забытые края.

Но мне еще труднее
Тебя в себе хранить
И все же, не жалея,
На волю отпустить.

Июльским сновиденьем —
Его на свете нет —
Далеким откровеньем
Блеснул мне этот свет.

И я поверил в прочность
Романтики земной,
В неверность, и неточность,
Как в радость и покой.

Счастливейшею страстью
Я смел назвать ее.
Лети ж, мое несчастье,
Безумие мое!

А мне осталось много
Пустых и светлых дней.
Трудна твоя дорога,
Но мне еще трудней.

И боль воспоминаний —
Как ветер дальних стран,
Как память о Монблане,
Как пение цыган.

От нежного угара
В бессонницу очнусь…
Лети ж, моя гитара,
Моя живая грусть!

И вот уходит лето —
Все дальше и верней.
Лети, моя комета,
Звезда души моей!

Лети, как птичья стая,
Как вечный хор светил!
Тебя преображая,
Я мир преобразил.

Лети за грани мира,
К истокам бытия —
Надежда, верность, лира,
Поэзия моя!

Перед взглядом, мутным от истомы,
Кругом радужным блестит слеза.
На лице девичьем, незнакомом —
— Злые, оживленные глаза.

Верно знал и Данте, как тревожно
Прерывать мистическую нить…
Как теперь смешно и невозможно
Верность Беатриче сохранить!

И на что мне радостная тайна
И связующее нас кольцо,
Если улыбнется мне случайно
Кукольное, бледное лицо.

На белой бумаге пятно.
Засохли, сгустились чернила.
Чернит сокровенная сила
Слепящее полотно.

Въедается мерно и люто,
Как ржой покрывает струну.
Недаром чернильницей Лютер
Пустил в сатану.

Все глубже и все неустанней
Чернильный налет,
И огненным кратером жжет
Пятно в разъяренном сознаньи.

Скажи мне, Нина, этой летней ночью,
Когда почти несносен лунный чад,
И фонари вдоль темного бульвара
Свечами одинокими горят,

Ты смотришь ли сейчас на те же звезды,
И снится ли тебе такой же сон
О вечности, глубокой и холодной,
Где верностью неверный поглощен?

В такие ли стихи сейчас прольется
Твоя любовь? Твоей любви я враг!
В беспамятстве, в отчаяньи внезапном,
Он также ль гулок, твой бесцельный шаг?

Скажи: влюбленным так легко назваться,
А разреши потом свою печаль!
Прервется сон — как эхо перельется
Земная близь в полуночную даль.

Нина, если б долгие мученья,
Если бы думы долгие могли
Наших мыслей изменять теченье,
Наши чувства исправлять вдали,

В эти дни медлительной отравы,
В тишине бесплоднейших ночей,
Ты бы даже в ореоле славы,
Даже в свете солнечных лучей,

Не нашла бы счастья и покоя,
Ты бы только думала о том,
Как случилось и какой судьбою,
В этом мире, вечном и пустом,

Что душа душой овладевает,
Что душа душе повелевает,

Без любви, без цели, без причин?

Но души к душе дороги тайны,
И тоски бесцельной и случайной
Ты узнать не можешь. Я — один.