Как бы ты ни медлил или ни спешил.
Крупицы золота из грязи вымывают,
Как совесть очищают от дерьма.
На белый танец дамы приглашают,
А белые крылья — всегда чистота.
На них лебедь в небесах скользит,
И чайка волну загребает,
А тот, кто сам с собою говорит,
Тот сам себя и убеждает.
Тот, кто слушает только себя,
Тот миру вопреки собою возгордится:
Он попытается жить, не любя,
А ведь только у любви и можно научиться.
Когда искали счастье и свободу,
Не смогли себя от гнева отучить.
Много будет всякого народа,
Но никто не сможет друга заменить.
Он не прекращал с собою воевать,
Но на себя рука не поднялась.
Он успел, что было, лучшее, раздать,
А нить судьбы сама собой оборвалась.
Тебя трясёт, как птичку-трясогузку,
И кажется — вокруг тебя дурдом,
Но ты ещё живой, ежели вприкуску:
Это только абстинентный синдром.
А когда черти полезут на стены,
И в сортире кончится заначка,
Тогда заглянет к джентльмену
В гости барышня по имени белая горячка.
А этот постоянно где-то бродит,
А голове одна полифония;
Все выходят из двери, а он в неё заходит:
Тут, конечно, налицо шизофрения.
Он на прохожих девок слюняво озирался,
Здесь явно был любовный передоз.
И с диагнозом никто не колебался:
Это был хронический спермотоксикоз.
Когда ждёшь смещенье полюсов,
А водку пьёшь в беспамятстве и страхе
И прячешь голову от уличных хлопков,
То, без сомненья, человек в панической атаке.
Мы себя заразили излишеством,
От того и вырождаемся в отродье;
И себя отравили язычеством,
Разменявшись на чревоугодие.
Титаны-теоретики, практические лекари,
Весь штат психиатрической науки,
Вы были переученные бездари,
Пытаясь излечить душевные недуги.
А их лечили и за совесть, и за страх:
Где-то колдовали, а больше суесловили.
А тех, что непонятные, сжигали на кострах,
Или тихо, феодально, обескровили.
Вся история людей — болезненные паузы,
Не минула их и Матушка Россия,
Где строили дома с названием «доллгаузы»,
А в них и прижилась лоботомия.
Тут больше всех досталось непонятным:
Им рядом с алтарём — колода с топорами.
Отсюда выходили святыми, неопрятными,
И изросли соборными церквами.
Сейчас блаженных, как и непокорных,
В психиатрии больше не пытают:
Теперь хватает органов надзорных,
Они «прорехи божьи» зашивают.
Как свои дела ни станешь величать,
Греха грехом не искупить.
Не будет демон бесов изгонять,
И безрукий дверь не отворит.
Я сегодня выйду попрощаться
На всех, что существуют, перронах привокзальных,
Я хочу с земным шаром обняться,
И пусть он поведёт в ритмах танцевальных.
Всё в одну сторону до головокружения,
И всё будет повторяться снова и снова,
И распадутся века на мгновенья
Под блестящим саваном небесного покрова.
Лица, лица, лица,
Они будут повторяться вновь и вновь.
Не пытайтесь навечно проститься,
Всё равно останется любовь.
Жизнь будет вместе с планетой вращаться,
Выдыхая наши души в круговерть.
Тот, кто любил, не мог ошибаться,
Любовь — она и жизнь, любовь — она и смерть.
Она готова на войну и на закланье,
Её сжигали и пытались распинать,
Она — великий дар и наказанье,
И лишь она умеет грешников прощать.
Кто не любил, не может быть спасён,
Ему ни жить, ни умереть не довелось.
Он был забыт и ей не покорён,
Так и не поняв, что это есть — земная ось.
Всё произошло в морозный понедельник —
Повесилась заветная мечта.
Это случилось под самый сочельник
В последнюю неделю зимнего поста.
Мечта уже давно по-старчески хромала,
И когда ходила, шоркала ногами,
Сама себе под нос чего-то бормотала
И будила вздохами тёмными ночами.
Очень быстро стареет мечта,
Если о ней редко вспоминают.
Над ней каждый день глумится суета,
А те, кто отступились, ноги вытирают.
Её голой выставляют, не стыдясь,
На общую потеху, как чудную зверушку,
А потом прощения просят, спохватясь,
Поняв, что сами превратились в финтифлюшку.
Чем больше набирается греховности,
Тем меньше места остаётся для мечты:
Ведь счастье не приемлет хладнокровности,
Как любовь не принимает срамоты.
Хорошо, если мечта с вами постареет,
Но пусть не умирает раньше вас:
Она к себе прижмёт и обогреет,
Она — ваш оберег и ваш иконостас.
Расправив напоказ красиво плечи,
Мы даём себе отличные оценки
И, повторяя чьи-то радужные речи,
Тащим себя от ступеньки к ступеньке.
Перестанут птицы с юга возвращаться:
Их не принудить законы соблюдать.
А если грехи перестанут караться,
Совсем некуда станет бежать.
Каждый сам с собой играет в прятки,
Сам себя на веру принимая,
А жизнь, она не любит ни прятки, ни загадки,
И порой берёт, не возвращая.
Пусть она будет безнадёжна и даже беспросветна,
Она может и простить, а может и казнить,
Но, может, она тем и интересна,
Что может
